Лихоманка - Анатолий Чупринский

Брякал он свои «пророчества» как-то очень иронически, мимоходом, но крайне категорично. Можно было не обращать внимания. Если б не одна деталь. Его доморощенные предсказания имели подлость сбываться.

Просто волосы дыбом.

— Лет через пять, отец, ты будешь пользоваться бешеным успехом у малолеток.

— Что? С чего это ты взял?

— Знаю, — пожал плечами Андрей, — Я знаю их. И знаю тебя.

Как в воду глядел тогда, сынок мой ненаглядный.

Или еще. О матери Лиде. Когда-то, лет десять назад Андрей совершенно неожиданно с неподдельной грустью в голосе высказался:

— Когда-нибудь наша мама свихнется на борьбе с микробами.

— Не смей так говорить о матери! Свихнется! Что за хамский тон?

— Но ведь это правда! — удивленно ответил сын. — Так и будет.

Или еще одно. О работе отца.

— Тебе, отец, надо на прозу переходить.

— С чего это? — усмехнулся Валера.

Именно в этот год у Шагина пошли сразу две пьесы. Уже были написаны еще три одноактных. Открывались вполне отчетливые перспективы. Андрей не мог этого не знать. Вместе с Лидой был на премьерах.

— Драматург должен быть холериком. Лучше даже истериком и психопатом. Тогда его ждет настоящий успех. А ты у нас меланхолик. Лучше пиши прозу. Или сценарии для кино, для телевидения.

Шагин тогда не нашелся что ответить. Недовольно поморщился и сделал вид, что занят потухшей трубкой. Но слова Андрея запали. Вот сейчас всплыли.

— Кем ты вообще хочешь быть? Куда думаешь поступать?

— До аттестата надо еще дожить, — как-то очень грустно ответил сын.

Эти слова Андрея, «надо еще дожить», несколько месяцев гвоздем сидели в голове Шагина. Уж очень безнадежным тоном произнес Андрей тогда эти слова. Неужели сын уже тогда что-то предчувствовал? Откуда он мог столь многое знать наперед? Шагин никогда не верил ни в какие предсказания, считал футурологию глупостью, к астрологии вообще относился с брезгливостью. А тут…

— До аттестата еще надо дожить!

Машенька стояла у окна кабинета Шагина и еще неодетая расчесывала свои длинные русые волосы. На ней была только валерина рубашка. Женщин любого возраста хлебом не корми, дай напялить на себя мужскую рубашку или свитер.

Шагин лежал в постели. Курил, смотрел на Машу.

Они еще не знали, что это их второе и последнее утро.

— Между прочим, осенью я выхожу замуж, — не оборачиваясь, вполголоса задумчиво сказала она.

В это мгновение ему показалось, он оглох. Сразу на оба уха. Он даже слегка потряс головой. Показалось, Машенька не просто произнесла эти слова, прокричала на весь поселок. Но он не оглох. Тому свидетельство, он отчетливо слышал бульканье холодильника на первом этаже. Старый «ЗИЛ» именно булькал. Его мотор не гудел, не бухтел, а именно булькал. Работал на последнем дыхании.

— Интересно, родители сегодня заявятся или нет?

— Что? — переспросил Шагин.

— Родители, говорю, сегодня осчастливят или у нас будет еще один день?

— Нет, не родители. Что ты сказала до этого?

Маша не секунду отвернулась от окна, быстро взглянула на Шагина.

— Странно смотреть на свой дом из твоего окна. Совсем другое впечатление. Я сказала, выхожу замуж. Разве я не говорила? Осенью. Уже все решено.

Шагин долго молчал. Рассматривал афиши на противоположной стене.

На одной афише большими буквами было написано, московский театр «Школа современной пьесы». «Поджигатель». Когда-то в этом театре шел спектакль по пьесе Шагина. Ниже висела еще одна афиша. Таганрогский драматический театр. «Любовь на базарной площади».

— Почему не спросишь, кто он? — не оборачиваясь, спросила Маша.

— Кто он? — тупо спросил Шагин.

— Отличный парень. Третьекурсник. Рост сто девяносто пять.

«Баскетболист! Как и ее отец!» — мелькнуло в голове Шагина.

— Родители очень богатые люди. У них крупный бизнес.

— Не сомневаюсь.

— Ты злишься?

— Нет. Просто очень неожиданно.

— Злишься, злишься, по голосу чувствую. А что ты хотел, Валера? Чтоб я вышла замуж за тебя?

— Нет, — медленно сказал Шагин. — Этого я не хотел.

Машенька закончила причесываться, собрала волосы в привычный хвост, зажала его резинкой и повернулась к Шагину.

Глаза ее были непривычно спокойными. У Шагина возникло ощущение, что они стали совсем другого цвета. Какого-то болотного.

Машенька подошла к тахте, присела на край, совсем рядом с Валерой.

Она как всегда, как обычно улыбалась. Вот только глаза…

— Я любила тебя всю жизнь. Сколько себя помню. И буду любить всегда. Этого у меня никто никогда не отнимет. У женщин так бывает. Вам, мужчинам, этого не понять. Ты моя первая и единственная любовь. Это навсегда останется со мной. Ты меня понимаешь?

— Пытаюсь.

— Выйти замуж за этого парня просто необходимо. Иначе уведут прямо из-под носа. Такой шанс выпадает раз в жизни.

— Да, да… — растерянно кивнул Валера.

— А с тобой мы еще будет встречаться. Этим летом. До осени… Потом… все! Я так хочу? Ты согласен?

Шагин молчал.

— Почему ты так странно смотришь?

Через два часа Шагин уехал в Москву. Весь день, мотаясь по душному пыльному мегаполису с издательскими делами, он продолжал мысленный диалог с Машенькой. Зачем-то отговаривал ее выходить замуж, прекрасно понимая, что это пустое. Приводил разнообразные доводы, даже кричал на нее. В этой воображаемой бесконечной сцене Машенька вела себя странно. Не возражала, не спорила. Загадочно и снисходительно улыбалась. Чем еще больше злила Шагина.

Валера чувствовал себя оскорбленным. Обманутым и униженным. Внезапная холодная расчетливость Машеньки, ее какой-то спокойный уверенный цинизм, с очаровательной улыбкой на губах, ушатом холодной воды окатили Валеру.

Но не охладили, не привели в норму. Еще больше разгорячили.

«Все кончено! Больше никаких отношений! Ноги моей не будет на даче до самой осени! Не мальчик бегать за девчонкой и выполнять ее прихоти! Она так, видите ли, решила! Моим мнением даже не поинтересовалась. Заранее уверена, соглашусь на любые условия. Может, еще прятаться в шкафу от разъяренного молодого мужа? Нет уж! Всему есть предел!» — уговаривал себя Шагин.

И одновременно чувствовал, сам себе лжет. Без Машеньки он и дня уже прожить не сможет. Просто задохнется, как от нехватки кислорода.

Во второй половине того же дня неожиданно без звонка и приглашения Шагин заехал в гости к Игорю Докучаеву.

Знакомы они были лет двести и незаметно для обоих деловые отношения, (редактор — писатель), переросли в приятельские. Оба относились друг к другу с симпатией. Что большая редкость по нынешним временам в литературном мире.