Божьи садовники - Григорий Евгеньевич Ананьин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это его мать!
– Кого? – не понял поначалу Юкуфи.
– Того человека!
Юкуфи вздрогнул:
– Ерунда какая-то… Его мать должна быть уже старухой!
– А как ты думаешь, кого еще он может помнить столь отчетливо? Она предстала перед нами такой, какой осталась в его памяти. Ты помнишь свою мать, он – свою: все логично.
– Не равняй меня с ним! – вспыхнул Юкуфи; сама мысль, что женщина, которая была так ласкова с ним, в то же время приходится матерью его злейшему врагу, была для него невыносима. – Помнят лишь того, кого любят! А он бросил свою мать – значит, не любил ее! Я-то свою не бросал…
– Блудный сын тоже бежал из родительского дома, однако вспомнил отца в тяжкую минуту своей жизни.
– Но он раскаялся и вернулся… А тот человек – нет!
– Хорошо, если есть куда возвращаться, – произнес Морти и как бы невзначай подвинул к товарищу локтем старую газету, которую хозяйка не стала убирать со стола.
– Что это? – покосился Юкуфи.
– Почитай, почитай! Думаю, тебе будет полезно.
Чуть помедлив, Юкуфи развернул газету. Все столбцы в ней были какие-то блеклые, точно размытые водою, за исключением заметки, находившейся в самом низу. Она была набрана мелким шрифтом, как обычно печатают криминальные сводки:
«Вчера на Третьем путевом проезде в доме номер пять произошло жестокое убийство женщины. Неизвестные перерезали ей горло, а перед этим выкололи глаза и отрезали все пальцы на руках. Очевидно, жертва сама открыла налетчикам дверь, поскольку следов борьбы не было обнаружено. Сотрудники расположенного по соседству отделения милиции уверяют, что не слышали никаких криков: скорее всего, женщине сразу заткнули рот. По итогам случившегося возбуждено уголовное дело»
Газета выпала из рук Юкуфи; он встал и медленно двинулся к выходу. Перед самой дверью он обернулся и глухо произнес:
– Мне что-то нехорошо… Пойду проветрюсь.
Его и впрямь мутило, а голова была словно в огне. Вновь перейдя улицу, он остановился у белой кирпичной стены, чтобы немного перевести дух, и вдруг услыхал какие-то голоса. Юкуфи быстро сообразил, что они доносятся из приоткрытого окна рядом с его макушкой; он чуть приподнялся и заглянул внутрь. В милицейском кабинете за столом сидело двое мужчин. Один из них, совсем молодой парень, уткнул лицо в ладони, и плечи его вздрагивали; второй человек, гораздо старше, расположился напротив, и Юкуфи услышал, как он произнес:
– Брось нюни распускать, лейтенант! Ежели всякую воровскую подстилку жалеть – жалейки не хватит.
– Товарищ майор! – Парень отнял ладони от своего мокрого лица. – Я ведь не ожидал, что они ее так… Думал – порешат просто!..
– А по-твоему жизнь – это идиотское кино с Ван Даммом, где кровь из морса, а вместо стволов – пукалки? Нет, милый, здесь все и сложней, и вместе с тем проще! Согласен, ребята Лехи Богомаза чуток перегнули палку, так все по понятиям! Ее змееныш повел себя, как фраерок последний: сперва не хотел предъявить бочину, а когда его прижали, начал путаться с людьми, которыми интересуются ФСБ-шники. А таких мразей даже бандосы не любят. Вот скажи: у тебя сад-огород есть?
– Есть, товарищ майор…
– Прополку там, небось, делаешь?
– Делаю…
– Ну вот! А здесь та же самая прополка получается. Бандиты тоже бывают полезны – тем, что очищают общество от таких вот элементов. Жаль, конечно, что она не сказала, где ее приблудыш прячется. И не сыри глаза! – Майор похлопал парня по плечу, где красовался погон. – Деньги на операцию сыну у тебя теперь есть? Есть. Значит, и горевать не о чем! Только смотри: если стукнешь где, тебе самому операция потребуется. Хотя нет: не потребуется даже и она!..
Юкуфи почувствовал, как кто-то несильно толкнул его в бок:
– Так… Кажется, я сегодня уже слышал от кого-то разговор про выдергивание сорняков.
Обернувшись, Юкуфи увидел закутанного в плед Морти, который смотрел на товарища по несчастью насмешливо и вместе с тем строго. Видимо, Морти также слушал разговор, происходивший между милиционерами, но до поры до времени не хотел привлекать к себе внимания. У Юкуфи потемнело в глазах, и он крикнул:
– Кому ты веришь? Террористу? Да он все это просто придумал для самоуспокоения! – Казалось, еще минута – и Юкуфи упадет перед Морти на колени, чтобы тот больше ничего не говорил и ничего не показывал. Но Морти продолжал – безжалостно, потому что в нем начала играть кровь отца, сурового человека, который мог и за ремень схватиться, если кое-кому требовалось преподать урок:
– Успокоится, представив, что родную мать зверски пытали, да еще с согласия людей, которые обязаны были ее защищать? Что-то не похоже… Нет, в той заметке напечатана правда!.. И именно потому он запомнил оттуда все, до последней буковки, хотя, наверное, счастлив был бы забыть!.. И точно так же он навсегда запомнил физиономии этих ментов: он наверняка видел их по телевизору или по интернету, когда их делишки вскрылись… После этого для него уже не существовало дороги назад!.. Знаешь, кто на самом деле убил твоих родителей? Вот эти оборотни! Только они сделали это его руками!.. Ты ненавидел его – понимаю… А он ненавидел все общество, которое позволило так поступить с его матерью, – на радость бесам: им ведь всегда нравится смотреть, как гибнет человеческая душа. А ты сюда пришел, чтобы окончательно ее погубить!.. Поэтому бесы и не сразу на тебя накинулись: они чуяли, что ты – один из них, пока я не вмешался…
– Бесы…
– Да. Не обижайся…
– Я не об этом. Вон они! – И Юкуфи указал пальцем куда-то вверх.
Морти глянул – и побелел. Казалось, темная грозовая туча надвигается на ребят с обеих сторон: бесов стало еще больше, чем прежде, и теперь они брали мальчиков в плотное кольцо. Морти схватил товарища за руку:
– Быстрей, Юкуфи! Бежим!
Ребята рванулись обратно к домику, где, по крайней мере, легче было отбиваться. Мальчики едва успели заскочить внутрь, и Морти задвинул щеколду: еще мгновение – и уродливое черное чудище протиснулось бы вслед за ним. Прижавшись спиною к двери, Морти всем телом ощутил, как в нее сильно ударили – так, что показалось, будто дом сейчас же и рухнет. Юкуфи, стоя рядом, шептал молитву – впервые за сегодняшний день. Потом он прервался и спросил:
– Они ушли?
– Не знаю. Вроде бы все тихо…
И тотчас будто
