Пустошь - Алексей Бобл

— Не звери они, а мутафаги, — поправил Крючок. — А один ваще человек. Отдай им миски и не маячь тут.

— Да ты ошалел, что ли? — возмутилась толстуха. — Сам отдавай, я к ним не подойду.

— Тады этого покорми. Шакаленка нашего, он смирный.

Крючок взял миски с зеленой кашицей и отдал мутафагам. Те зачавкали, раздалось довольное урчание. Девица поставила похлебку перед Тураном, бросила краюху хлеба. Ложка пленнику не полагалась. Крючок нетерпеливо переминался с ноги на ногу, сжимая свой дробовик.

— Это ж откедова вы его волочите? — служанка не спешила уходить, с интересом рассматривая пленника. — Че он чумазый такой и тощий?

— Откедова надо, оттедова и волочим, — ответил Крючок. — Шакаленок, жри быстрей!

Толстуха глядела на жующего Турана с жалостью и легким презрением. Даже она, замызганная гостиничная служанка, стояла выше на социальной лестнице Моста, чем пленник-раб.

— Все, хватит! — терпению бандита пришел конец.

— Да он же не поел еще, — возразила толстуха. — Че ты?

— Поел, поел, — отпихнув ее локтем, Крючок вырвал из рук Турана миску с остатками похлебки.

Пальцы Джая скользнули под штанину, к узлу цепочки, но тут лопоухий пнул его ногой и повалил лицом вниз. Потом связал руки за спиной, продев веревку в скобу.

— Жестокий ты, — сказала служанка, прижимая поднос к груди. — Че над человеком измываться?

— Не измываюсь я, — у Крючка явно не было настроения продолжать беседу. — Давай, давай, иди… — он шлепнул девицу ладонью пониже спины.

— Не пихайся!

— Иди, говорю.

— А миски? — служанка показала на мутафагов. — Миски надо забрать.

— Утром мы уедем, они тут валяться будут, заберешь.

— Вот еще — утром. Мне на кухню щас надо…

— Чеши отседова! — вдруг заорал бандит и направил в живот толстухи обрез. — А то пристрелю!

Служанка взвизгнула и бросилась прочь. Зацепилась ногой за сучок, торчащий из настила, упала, выронила поднос, вскочила — Крючок все еще целился в нее. Оставив поднос, служанка подбежала к двери, распахнула ее и нырнула в гостиницу. Дверь захлопнулась.

Крючок, довольно ухмыляясь, стащил с телеги одеяло, расстелил на досках неподалеку от пленника и сел.

В гостинице было тихо, зато с Моста доносились голоса — жара спала, люди вышли на свежий воздух. Крючок достал тряпичный сверток, развернул и причмокнул, предвкушая удовольствие. Положив на одеяло бледно-зеленый ломоть, снял куртку, стянул через голову рубаху и вытащил нож. Вытерев о брючину, провел лезвием по плечу. Когда потекла кровь, схватил мамми, сделал на нем надрез и приложил к ране. Ноздреватая, будто губка, мякоть кактуса тут же напиталась кровью. Лопоухий убрал руку — мамми остался висеть на плече.

— Крючок! — позвал Туран.

Бандит молчал.

Пленник повторил громче:

— Эй, слышишь!

— Чего тебе? — невнятно откликнулся Крючок.

— Кто такой Пузырь?

— Торговец, — пояснил бандит, едва ворочая языком — сок мамми уже попал в его кровь. — Арбузник. Арбузы продает, жирняк.

— А Вонючка Погрыз?

— Заткнись, шакаленок.

— Сейчас я заткнусь, — пообещал Туран. — Но ты сначала ответь: кто такой Вонючка Погрыз?

— Притон держит, — теперь Крючок говорил совсем неразборчиво. — Большой притон, «Под Мостом» называется… там нанять можно…

Вдруг он громко засмеялся.

Это был чистый детский смех — Туран даже вздрогнул, настолько неожиданно он прозвучал. Приоткрыв рот, Крючок откинулся назад, упер локти в одеяло и забормотал. Потом улыбнулся Джаю, лег на спину и затих.

Стемнело, на Мосту зажглись огни. Между плетеными домами разгуливал народ, с гудением проезжали машины, спешащие выехать на равнину, чтобы за ночь, до наступления жары, достичь ближайшего оазиса. Поскрипывали плохо смазанными осями телеги, где-то визгливо ругались женщины.

— Гел! — вдруг сказал Крючок, подняв к небу руку. — Гел, прости, я не смог… Испугался, с этими извергами пошел…

Слова превратились в неразборчивое бормотание, Крючок хлопнул ладонями по одеялу, пытаясь встать, но так и остался лежать. Ждать дальше было бессмысленно, Туран выгнулся дугой. Суставы заскрипели, лицо покраснело от напряжения, но он сумел просунуть кисть под штанину и сорвал с ноги цепочку. Отдышавшись, нащупал выпавшее из штанины оружие. Разрезать веревки оказалось легко, стилет был острым. Туран быстро освободился, размял запястья и выпрямился. Позвоночник хрустнул. Чтобы поменьше привлекать внимание, он опустился на корточки и подполз к бандиту.

Крючок лежал на спине и блаженно пялился в небо. По подбородку текла слюна, пленника он не замечал. Джай занес стилет, чтобы вонзить в шею бандита — и опустил. Лопоухий сейчас беспомощен, как младенец. Хотя неизвестно, сколько продлится действие кактусового наркотика, бандита надо убить. Хорошо, если Крючок проваляется до утра, но что, если он вскоре очухается и поднимет тревогу? Нужно прирезать его — никакой жалости. Чтобы убить чудовище, стань чудовищем. Кончик стилета коснулся острого кадыка… и Туран отдернул руку. Тихо выругавшись, ударил клинком в одеяло рядом с головой бандита. Туран Джай много раз дрался с Крючком, но это были обычные кулачные бои, точно так же иногда развлекались батраки на ферме отца. Лопоухий не сделал пленнику ничего плохого, он даже был по-своему добр.

Просидев над Крючком с минуту, Джай хлопнул себя по колену и пробормотал:

— Пес с тобой, живи.

Вскоре стемнело окончательно. Туран забрал дробовик, снял с ремня нож, пистолет, кое-как стащил с бандита патронташ и стал пробираться между машинами в сторону гостиницы, стоящей рядом с выходом на проезжую часть Моста. В небе мерцали звезды, из Донной пустыни порывами налетал теплый ветер. Хорошо, что Крючок, прежде чем вырубиться, успел рассказать о Пузыре и Вонючке Погрызе. Теперь Туран знал, где искать атамана.

Мост он покинет потом. Сначала надо убить Макоту.

Глава 11

— Слышь, ну ты загнул! — Макота постучал кулаком по прилавку. — Сто монет за сотню фляжек — это че за цена?

Фляжками на Мосту называли арбузы, и Пузырь был самым крупным торговцем. Ему принадлежала четверть Висячих садов Моста и десяток складов, на него работали множество батраков и лавочников, но ради того чтобы пообщаться с дорогим гостем, он лично вышел к прилавку.

— Десять по десять… — повторял торговец, ласково щурясь, отчего глазки на заплывшем красном лице превратились в щелки. — Сто монет, такая теперь цена, добрый Макота. Одна фляжка — одна монета, десять по десять фляжек — десять по десять монет. Это хорошая цена.

— Если за одну — монета, так за сотню скидка должна быть, — отрезал Макота. — Семьдесят даю.

— Ни-ни-ни, семь по десять никак нельзя, атаман Макота! — казалось, Пузырь сейчас расплачется от желания угодить клиенту. — Десять по десять, меньше не можем!

Макота выпятил челюсть, прикидывая, как будет лучше — врезать по круглой роже или сразу засадить торговцу пулю в лоб. Пузырь щурился, жалостливо улыбался, мял передник — и цену не опускал. Рука атамана лежала на револьвере, но он не решался вытащить оружие из кобуры. За спиной Пузыря была стена, сплетенная из высушенных арбузных стеблей. В стене имелись отверстия, много отверстий. Атаман понятия не имел, сколько стволов сейчас направлено в него и Каланчу с Морзом, которые переминались рядом. Пузырь мог поставить там одного вооруженного батрака, троих, пятерых… а может и вовсе никого. Хотя последнее — вряд ли. Уж ради самого атамана Макоты жирняк точно позвал нескольких подручных.

— Ладно, восемьдесят, — сказал атаман, жалея, что захватил с собой так мало бойцов. — Больше не дам, и не проси.

— Ни-ни-ни… — закачал головой Пузырь, облизывая губы и причмокивая. — Мы бы рады, добрый атаман, всем сердцем, но — не можем.

— Тогда я пойду к Крысе, — решил Макота. — Ну, че еще? Че губы кривишь, толстый?

— Склад доброго Крысы сгорел третьего дня, — пояснил торговец, печально улыбаясь. — Ночью вспыхнул, может, пьяный сторож поджег, а может, еще что случилось, да только загорелось разом со всех сторон — пыххх! — он махнул пухлой рукой. — Грустно это, как грустно, жалко нам бедного Крысу. К тому же сгорела молодая наложница, которую он недавно купил…

Макота шагнул к двери.

— Тогда к Деревню пойду.

Пузырь что-то пробормотал вслед, но атаман, не слушая больше, покинул лавку.

Стемнело, в садах над крышами зажгли лампы, но внизу, между плетеных домов, было сумрачно.

— Свет давай, — велел Макота.

Каланча нес шест с промасленной ветошью на конце. Чиркнув кресалом, бандит зажег факел, поднял над головой. Впереди стоял длинный помост, на нем выстроились харьковские сендеры, приземистые, с широкими колесами для передвижения по пустыне. На краю помоста, привалившись к ограждению и зажав между колен ружье, дремал охранник.