Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова - Павел Щёголев

Со слов К. К. Данзаса сообща­лось в свое время, что «Пушкин послал вызов Дантесу через офицера Генерального штаба К. О. Россета». Вряд ли это сообщение верно. Вызов был письменный. Когда графу Соллогубу пришлось позднее выступить в роли секунданта, д'Аршиак, секундант Дантеса, желая ознакомить его с обстоятельствами дела, предъявил ему документы и среди них «вызов Пушкина Дантесу». По всей вероятности, вызов был просто послан, а не передан кем-либо, ибо попасть не по назначению он мог только в том случае, если он был послан, и ни один секундант в мире не позволил бы себе пере­дать вызов кому-либо иному, а не вызываемому. Вызов Пуш­кина не был мотивирован.

Вызов Пушкина застал барона Геккерена врасплох. О его замешательстве, о его потрясении свидетельствуют и даль­нейшее его поведение, и сообщения Жуковского в письмах к Пушкину. Он в тот же день отправился к Пушкину, заявил, что он принимает вызов за своего сына, и просил отложить окончательное решение на 24 часа — в надежде, что Пушкин обсудит еще раз все дело спокойнее и переменит свое реше­ние. Через 24 часа, т. е. 6 ноября, Геккерен снова был у Пуш­кина и нашел его непоколебимым. Об этом его свидании с Пушкиным князь Вяземский рассказывает в письме к велико­му князю Михаилу Павловичу следующее: «Геккерен расска­зывал Пушкину о своем критическом положении и затруднениях, в которые его поставило это дело, каков бы ни был его исход; он говорил ему о своих отеческих чувствах к молодо­му человеку, которому он посвятил всю свою жизнь с целью обеспечить ему благосостояние. Он прибавил, что видит зда­ние всех своих надежд разрушенным до основания в ту самую минуту, когда считал свой труд доведенным до конца. Чтобы приготовиться ко всему, могущему случиться, он попросил новой отсрочки на неделю. Принимая вызов от лица моло­дого человека, т. е. своего сына, как он его называл, он тем не менее уверял, что тот совершенно не подозревает о вызове, о котором ему скажут в последнюю минуту. Пушкин, трону­тый волнением и слезами отца, сказал: «Если так, то не только неделю — я вам даю две недели сроку и обязуюсь честным словом не давать никакого движения этому делу до назначен­ного дня и при встречах с вашим сыном вести себя так, как если бы между нами ничего не произошло». Пушкин в пись­ме к Бенкендорфу излагает кратко историю отсрочки: «Барон Геккерен является ко мне — и принимает вызов за г. Дантеса, прося отсрочки поединка на 15 дней».

7

Геккерену удалось отсрочить поединок и выиграть та­ким образом время. Теперь надо было употребить все стара­ния к тому, чтобы устранить самое столкновение с возмож­ным роковым исходом. Эта забота легла на сердце не одному Геккерену. Переполошилась, конечно, прежде всего Наталья Николаевна, а за нею — ее сестры и тетушка, покровительница всех сестер Гончаровых, — фрейлина Екатерина Ивановна Загряжская. Вызов был сделан; срам грозил ее любимой (fille de son coeur, sa fille d'adoption) племяннице, так хорошо принятой при дворе, и, конечно, ей самой, опекавшей и охра­нявшей сестер Гончаровых. Надо было сделать все, что толь­ко возможно, чтобы предупредить скандал, устранить дуэль, затушить дело. Ни Наталья Николаевна, ни ее сестры, конеч­но, ничего тут не могли сделать, и надо было действовать са­мой Загряжской. Она так и поступила и приняла деятельней­шее участие в развитии дальнейших событий. 6 ноября моло­дой Гончаров, брат Натальи Николаевны, съездил в Царское Село к Жуковскому, и в тот же день Жуковский был уже в Пе­тербурге. Жуковский был другом, которого Пушкин слушался в мирских делах; Жуковский любил Пушкина и был миролю­бив, и Гончаровы поступили правильно, вызвав его и вмешав в разыгравшиеся события.

Пушкин отправил вызов. Надо было убедить его отка­заться от вызова. Над вопросом, как это сделать, ломали го­лову барон Геккерен, Е. И. Загряжская и Жуковский.

6 ноября Жуковский, по вызову Гончарова, приехал в Пе­тербург и направился к Пушкину. В то время, как он находил­ся у него, явился Геккерен. Это было второе посещение Пуш­кина Геккереном, когда он добился двухнедельной отсрочки. Жуковский оставил Пушкина и спустя некоторое время сно­ва вернулся к нему. Конец дня Жуковский провел у графа Виельгорского и князя Вяземского. Очевидно, разговор шел о деле Пушкина. Вечером Жуковский получил письмо от Е. И. Загряжской.

На другой день, утром 7 ноября, Жуковский был уже у Загряжской. «От нее к Геккерену» — кратко гласит конспек­тивная записка Жуковского, которою мы в дальнейшем из­ложении будем пользоваться; она является важнейшим ис­точником для истории ноябрьского столкновения Пушкина с Дантесом; к сожалению, многие заметки в записке Жуковско­го слишком конспективны, писаны были про себя и толкова­нию не поддаются.

«Поутру у Загряжской. От нее к Геккерену. (Mes antece­dents — неизвестное, совершенное прежде бывшего)». Эти краткие указания нетрудно развернуть. Загряжская обратилась к Жуковскому с просьбой о содействии и помощи при разрешении конфликта и рассказала остававшиеся ему не­известными обстоятельства, происшедшие до вызова. Эти "antecedents» мы не можем выяснить ни по заметкам Жуковского, ни по другим источникам. А что-то было действительно! На это есть намеки и в разорванном черновике пись­ма Пушкина к Геккерену. От Загряжской Жуковский поехал к Геккерену. Ясно, что посещение Геккерена было продиктовано Жуковскому именно Загряжскою. Во всяком случае, сообще­ние Вяземского о том, что барон Геккерен бросился к Жуков­скому и Михаилу Виельгорскому с уговорами о посредниче­стве, неверно, по крайней мере, по отношению к Жуковскому. Если Геккерен искал помощи в Жуковском и других, то и они, в свою очередь, искали его содействия. Неясно, было ли внушенное Загряжскою посещение Жуковским Геккерена первым опытом ее сношений с Геккереном, или они обменя­лись встречами еще до наступления этого момента и Жуков­ский явился официальным посредником? Неясен, по связи с только что поставленным, и следующий вопрос: был ли у Загряжской уже определенный (но пока не сообщенный Жуковскому) план предотвращения беды, или она отправила Жуковского к Геккерену только поговорить и посмотреть, нельзя ли что-либо сделать.

У Геккерена Жуковского ждали «открытия»: «о любви сына к Катерине; открытие о родстве; о предполагаемой свадьбе». По поводу первого открытия Жуковский в скобках заметил: «моя ошибка насчет имени». Дело, кажется, надо пред­ставлять себе так. Геккерен сказал Жуковскому, что его сын любит не m-mе Пушкину, а ее сестру. Жуковский назвал Александрину и ошибся. Второе открытие Геккерена невразумительно: о каком родстве мог открыться Геккерен? О родстве с Дантесом? Но об этом говорили только сплетни, а в действительности его не было. Быть может, Геккерен говорил о далеком родстве или, вернее, свойстве Дантеса с Пушкиными?