Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова - Павел Щёголев

Итак, предстояла тяжелая задача — переубедить Пушки­на. Время было лучшим помощником.

Непоколебимость Пушкина в своем решении о дуэли нужно было сломить не натиском, а продолжительной и на­стойчивой осадой. Эту осаду повели Жуковский, Геккерен, Загряжская. Начались переговоры, в которые был вовлечен и Пушкин. Цель их была, с одной стороны, вывести Геккеренов из области слов о предложении, о свадьбе к определенным действиям теперь же, до наступления момента дуэли: с дру­гой стороны — освоить Пушкина с мыслью о браке Гончаро­вой и Дантеса и убедить его в непременном осуществлении этой мысли.

Под 7 ноября Жуковский отметил еще следующие собы­тия: «свидание с Геккерном. Извещение его Вьельгорским. Молодой Геккерн у Вьельгорского». День 8 ноября был по­священ переговорам. «Геккерн у Загряжской», — пометил Жу­ковский. Тут, очевидно, разговор сводился к убеждению Гек­керенов поскорее выявить свои намерения. Жуковский был у Пушкина. «Большое спокойствие. Его слезы. То, что я гово­рил о его отношениях». Под 9 ноября Жуковский занес опять неясное слово «les revelations de Нескегп». Какие разоблаче­ния сделал на этот раз Геккерен, остается неизвестным. Но в результате их Жуковский предложил посредничество. «Мое предложение посредничества. Сцена втроем с отцом и сыном Мое предложение свидания». Чтобы понять эту запись Жу­ковского, надо вспомнить двойственность его игры. Офици­ально о предполагаемой женитьбе Дантеса Жуковский не мог говорить, ибо Геккерен взял с него слово держать это в тай­не. Неофициальная попытка воздействовать на Пушкина не только была безуспешна, но и чрезмерно раздражила его. Та­ким образом, дело не подвинулось ни на шаг. Оставался путь официальный, требовавший в данном случае особого дипло­матического такта, и Жуковский предложил себя в посредни­ки по переговорам. Мало того, он наметил и первый пункт своей посреднической программы. По его мысли, необходи­мо было устроить свидание Дантеса с Пушкиным. В этом сви­дании Пушкин должен был играть роль человека, официально ни о чем не знающего, и пойти на выяснение мотивов своего немотивированного вызова. Затем вступал в дело Дантес и, очевидно, излагал свой настоящий взгляд насчет женитьбы. В результате Пушкин должен был взять вызов обратно. Та­ков был замысел Жуковского. Ему принадлежит инициатива посредничества и свидания, но для Пушкина эта инициатива должна была исходить от самого Геккерена. Официальная версия: именно Геккерен обратился к Жуковскому с просьбой о посредничестве. Так Геккерен и поступил. 9 ноября он написал Жуковскому следующее письмо:

9/21 ноября 1836 года

Милостивый государь!

Навестив m-llе Загряжскую, по ее приглашению, я узнал от нее самой, что она посвящена в то дело, о котором я вам сегодня пишу. Она же передала мне, что подробности вам одинаково хорошо известны; поэтому я могу полагать, что не совершаю нескромности, обращаясь к вам в этот момент. Вы знаете, милостивый государь, что вызов г-на Пушкина был передан моему сыну при моем посредничестве, что я принял его от его имени, что он одобрил это принятие и что все было решено между г-м Пушкиным и мною. Вы легко поймете, как важно для моего сына и для меня, чтоб эти факты были установлены непререкаемым образом: благородный человек, даже если он несправедливо вызван другим почтенным человеком, должен прежде всего заботиться о том, чтобы ни у кого в мире не могло возникнуть ни малейшего подозрения по поводу его поведения в подобных обстоятельствах.

Раз эта обязанность исполнена, мое звание отца налага­ет на меня другое обязательство, которое представляется мне не менее священным.

Как вам также известно, милостивый государь, все про­исшедшее по сей день совершилось без вмешательства треть­их лиц. Мой сын принял вызов; принятие вызова было его первой обязанностью, но, по меньшей мере, надо объяснить ему, ему самому, по каким мотивам его вызвали. Свидание представляется мне необходимым, обязательным,— свида­ние между двумя противниками, в присутствии лица, подоб­ного вам, которое сумело бы вести свое посредничество со всем авторитетом полного беспристрастия и сумело бы оце­нить реальное основание подозрений, послуживших поводом к этому делу. Но после того, как обе враждующие стороны ис­полнили долг честных людей, я предпочитаю думать, что ва­шему посредничеству удалось бы открыть глаза Пушкину и сблизить двух лиц, которые доказали, что обязаны друг дру­гу взаимным уважением. Вы, милостивый государь, соверши­ли бы таким образом почтенное дело, и если я обращаюсь к вам в подобном положении, то делаю это потому, что вы один из тех людей, к которым я особливо питал чувства уважения и величайшего почтения, с каким я имею честь быть ваш, ми­лостивый государь,

покорнейший слуга барон Геккерен».

С письмом Геккерена в руках Жуковский пришел к Пуш­кину и предложил ему устроить свидание с Дантесом. «Дантес хотел бы видеться и говорить с Пушкиным», — сказал Пуш­кину Жуковский. Как Жуковский объяснял положение вещей, как он мотивировал желание Дантеса, с каким дипломатиче­ским подходом подошел он к Пушкину, обо всем этом ясное представление дают его письма к Пушкину, которые теперь уже можно датировать. Предложение свидания Жуковский сделал 9 ноября; Пушкин, очевидно (если судить по письмам Жуковского), отнесся резко-определенно к предложению Жу­ковского, столь резко-определенно, что Жуковский не успел даже развить перед ним всю силу своей дипломатической ар­гументации и был вынужден убеждать Пушкина письменно.

В тот же день, 9 ноября, Жуковский отправил Пушкину сле­дующую записку: «Я не могу еще решиться почитать наше дело конченным. Еще я не дал никакого ответа старому Геккерну; я сказал ему в моей записке, что не застал тебя дома и что, не видавшись с тобою, не могу ничего отвечать. Итак есть еще возможность все остановить. Реши, что я должен отвечать. Твой ответ невозвратно все кончит. Но ради бога одумайся. Дай мне счастие избавить тебя от безумного злодей­ства, а жену твою от совершенного посрамления. Я теперь у Вьельгорского, у которого обедаю».

Вечером 9 ноября Пушкин был у Вьельгорского, и разго­воры его с Жуковским на тему о дуэли продолжались здесь. Придя к Вьельгорскому, Пушкин увидел, что Вьельгорский знает о дуэли, и взволновался: ему показалось, что слухи о дуэли распространяются слишком быстро, а недостает толь­ко того, чтобы о дуэли узнали жандармские власти. На дру­гой день утром Жуковский написал новое письмо Пушкину. Он успокаивал Пушкина и убеждал его в том, что тайна со­хранится. Но главная задача письма была не в этом. «Пишу это, однако, не для того только, чтобы тебя успокоить на счет сохранения тайны. Хочу, чтобы ты не имел никакого ложно­го понятия о том участии, какое принимает в этом деле мо­лодой Геккерн. Вот его история. Тебе уж известно, что было с первым твоим вызовом, как он не попался в руки сыну, а по­шел через отца, и как сын узнал о нем только по истечении 24 часов, т. е. после вторичного свидания отца с тобою. В день моего приезда, в то время, когда я у тебя встретил Геккерна, сын был в карауле и возвратился домой на другой день, в час. За какую-то ошибку он должен был дежурить три дня не в очередь. Вчера он в последний раз был в карауле и нын­че в час пополудни будет свободен. Эти обстоятельства изъ­ясняют, почему он лично не мог участвовать в том, что де­лал его бедный отец, силясь отбиться от несчастья, которого одно ожидание сводит его с ума. Сын, узнав положение дел, хотел непременно видеться с тобою, но отец, испугавшись свидания, обратился ко мне. Не желая быть зрителем, или ак­тером в трагедии, я предложил свое посредство, то есть хо­тел предложить его, написав в ответ отцу то письмо, кото­рого брульон тебе показывал, но которого не послал и не по­шлю. Вот все. Нынче поутру скажу старому Геккерну, что не могу взять на себя никакого посредства, ибо из разговоров с тобою вчера убедился, что посредство ни к чему не послужит, почему я и не намерен никого подвергать неприятности отка­за. Старый Геккерн таким образом не узнает, что попытка моя с письмом его не имела успеха. Это письмо будет ему возвра­щено, и мое вчерашнее официальное свидание с тобою может считаться не бывшим.