Революция - Перес-Реверте Артуро

Он почувствовал запах хорошего табака, шорох ткани у себя за спиной, стук сапог по дощатому полу и, обернувшись, едва узнал в полутьме Диану Палмер. Американка остановилась рядом: Мартин разглядел, что волосы у нее распущены и покрыты шерстяной косынкой. В пальцах мерцал огонек сигары.

– Какой необычный город, – пробормотала она.

Сказано это было не Мартину, а как бы про себя. И он ничего не ответил. Созерцая красные точки костров, оба молчали.

– Ну, как ваш номер? – наконец осведомился он.

– А-а, прекрасный. Чуть поменьше вашего, но вполне достаточный. Ваш приятель Пабло расстарался.

Снова повисло молчание. Вдалеке вместе с последним гитарным перебором замирала песня.

– В котором часу отправляетесь на юг?

– Кто? – почти удивился Мартин.

– Не валяйте дурака. Вы и те, кому поручен федеральный эшелон.

Он снова взглянул на нее. На этот раз недоверчиво.

– Что вам известно об этом?

– Достаточно. Узнавать – это часть моей работы. И я попросила отправить меня с вами.

– Вряд ли вам разрешат. Это ведь…

– Не будьте столь категоричны, – перебила она не без яду. – Днем я обратилась к сеньору Мадеро, и он сказал «может быть».

Мартин обдумал услышанное. И решил: «Да мне-то что?»

– Выходим мы рано, на рассвете.

– Тому Логану поручено оповестить меня, если разрешение будет получено вовремя.

– А если не будет?

– Значит, останусь здесь, займусь другими делами. Материала у меня довольно.

– А вы уже отправили репортаж в свою газету?

– Да, еще днем, из Эль-Пасо. Под заголовком «Революционеры берут Сьюдад-Хуарес».

Огонек разгорался, когда она подносила сигару к губам. Не нравятся мне курящие женщины, подумал Мартин. Порядочная дама никогда не станет курить. Курят авантюристки и женщины легкого поведения.

– А вы не курите? – спросила она, будто прочитав его мысли.

– Не люблю.

– Правильно делаете. Зубы всегда будут белые и красивые.

Мартин мысленно поморщился, на миг представив, как целует ее и чувствует табачный перегар. Полутьма скрывала лицо Дианы, но он вспомнил соблазнительность ее губ, которой не мешал, а может, и способствовал их твердый очерк. Эту жесткую складку, эту обескураживающую строгость, столь несвойственную другим знакомым ему женщинам.

Раскаленный уголек сигары снова замерцал ярче.

– Можно вас называть просто Мартином?

– Сделайте одолжение.

– Вы спать не хотите, Мартин? Завтра, наверно, снова будет трудный день.

– Нет, – качнул он головой, как мальчик, избегающий лишних расспросов. – Все это так…

– Необычно?

Он взглянул на нее с легким удивлением:

– И для вас тоже?

– Я уже давно в журналистике, много ездила по свету, много видела и делала такого, что волнует. Но на войне я впервые.

– И я, – признался Мартин.

– Да? Но о вас рассказывают такое, что можно подумать, вы уже бывали на войне. Да еще эта рана…

Мартин ничего не ответил на это. Он смотрел на россыпь костров в темноте. Помолчав, женщина заговорила снова:

– Война не такая, как описывают в романах. Это не гром духовых оркестров и не монументы на площадях, правда ведь? Это кровь и трупы.

– Вам она видится так?

– Наверно. А вам – как?

Мартин помолчал немного.

– Жужжание мух и вонь, – сказал он наконец. – Вот эта смесь грязи и гари. – Он прикоснулся к своему носу, а потом к одежде. – Въедается намертво: кажется, что ничем не избавиться.

– Да, вы правы.

Мимо отеля проехали несколько безмолвных всадников – слышно было лишь, как цокают копыта. В свете костров на фоне звездного небе вырисовывались широкополые шляпы и длинные стволы винтовок.

– А о них вы что думаете? – спросила Диана.

На этот вопрос Мартину ответить было нетрудно:

– Люди простодушные и храбрые – так бы я сказал. Они трогательны даже в своем зверстве.

Ему почудилось, что она вздохнула, – интересно, что вызвало такой отклик. В полутьме снова разгорелся красный уголек сигары.

– Как вы считаете, добьются они своего? Свободы, я хочу сказать?

– Я не ясновидящий, – ответил он. – Но они ее заслуживают.

– Я разговаривала с их лидерами – с Мадеро и прочими. Они произносят правильные слова, у них самые добрые намерения, но я не уверена, что их цели вполне совпадают с целями народа, который они представляют. – Она помолчала, будто подыскивая доводы. – Вы, я думаю, читали книги по истории?

– Не много. Предпочитаю техническую литературу и легкие романы – Дюма, Жюль Верн, Бласко Ибаньес… В этом роде.

– А этот… «Анабасис», что я видела у вас в номере? Вам нравится еще и античная классика? Ксенофонт?

– Пока не знаю. Только начал читать.

– А почему взялись за нее?

– Просто под руку попалась. Там, в управлении шахты, где я работаю.

И услышал негромкий смех.

– Таласса, таласса… Это хорошая история – десять тысяч греческих наемников, окруженных неприятелем, ищут море, чтобы вернуться домой.

– До этой главы я еще не добрался.

– Доберетесь. Рано или поздно мы все там будем.

По взаимному молчаливому согласию они решили прогуляться: отошли от отеля и двинулись по улице, ведущей к таможне. Когда проходили мимо костров, на их лица ложились красноватые отблески пламени. Мужчины и женщины, сидевшие вокруг, поднимали головы, провожали их любопытными взглядами.

– История человечества изобилует подобными потрясениями, – говорила Диана. – Французская революция, американская Война за независимость, Парижская коммуна, политические бури в Европе… Героические трагедии, которые неизменно оканчивались нелепыми водевилями, а победителями неизменно выходили люди одного сорта. Мало кому удавалось остаться революционером, придя к власти.

– Может быть, здесь получится иначе, – возразил Мартин. – Мадеро вроде бы порядочный человек. Но Мексика…

Он осекся в сомнении, и Диана подхватила:

– Но Мексика, хотите вы сказать, – страна, где слишком вопиющее неравенство и сотнями лет живут впроголодь, а значит, здесь доминирует отчаяние?

– Трудно заставить этих людей смириться и безропотно жить по-прежнему, – как о чем-то вполне очевидном сказал Мартин.

Американка снова рассмеялась. На этот раз громче. И язвительней.

– Да уж не поборник ли вы социалистических идей?

– Нет-нет, – поспешил ответить Мартин. – Я принадлежу к той среде, где социализм не приемлют.

– Из тех, кто сверху, как говорят здесь?

– Да нет, скорее из тех, кто посередке, но поднялся снизу.

– Вот как… Откуда же взялась в таком случае ваша убежденность?

– Сам не знаю. Но во всяком случае, это новая, недавняя вера. Раньше я так не думал.

Он замолчал, добросовестно припоминая. Сосредоточился и наконец прибавил с простодушной категоричностью:

– Нет.

– Вы о чем?

– О том, что нельзя ни во что не верить… Я уважаю этих людей. И мне хорошо среди них.

– И вы превратились в чистого практика революции? – Диану, судя по всему, забавлял этот разговор. – В человека инстинктов и действия, как Логан?

Сравнение не понравилось Мартину.

– Да нет, пожалуй, – сказал он с неожиданной холодностью. – Я далек от такого. Я влюбился в эту революцию и ее людей – а это нечто совсем иное.

– Влюбились?

Мартин снова подумал.

– Мне так кажется.

Снова послышался приглушенный смешок. Диана Палмер бросила на землю окурок и раздавила его подошвой.

– Ну и ну… – В голосе ее звучала насмешка. – А ведь всего несколько дней назад вы еще работали на своей шахте… Вы настолько влюбчивы?

От ближайшего костра их окликнули. Там, составив ружья и карабины в пирамиду, сидел Хеновево Гарса со своей Макловией Анхелес и еще несколько человек, мужчин и женщин. Они потеснились, освободив новоприбывшим место у огня. Кое-кто мастерил ручные гранаты, заполняя круглые шары от кроватей и трубки обрезками гвоздей, шурупами и порохом. Этому, ко всеобщему восторгу, их недавно научил Мартин.