Я промазал, опер – нет - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Алешку?! Почему хотел? Забрал. Подъехал к этому чмошнику и говорит, убью, если еще раз рядом с женой и с Алешкой увижу. Забудь, сказал, про них...
– А он взял да и не забыл.
– Ну, может, и не забыл, но на пушечный выстрел к ним не подходил. Боялся. Потому что Артем такой, если предупредил, то поперек лучше не идти... Жаль, ему в бизнесе не повезло. Там свои акулы, покруче всяких Меднянских...
– А ты вообще кто такой? Какое отношение к Заварскому имеешь?
– Ну, работаю с ним, он генеральный директор, а я исполнительный.
– И в курсе всех его дел?
– Ну, это да.
– И знаешь, что Артем все-таки выполнил свою угрозу.
– Какую угрозу?
– Убить Меднянского... Убили его сегодня утром. В подъезде зарезали, – нарочно приврал Глыжин.
– Зарезали?! Нет, это не Артем.
– А что, киллер из пистолета должен был Меднянского убить?
– Я этого не говорил. И про киллера ничего не знаю...
– А почему, если Меднянского зарезали, то это не Артем?
– Ну, он мог, конечно, наказать Меднянского. Но если зарезали, то это, я так думаю, ограбление. Да и не заказывал Артем никого, это я точно знаю. Может, кого и заказывал, но не Меднянского, это точно...
– А кого заказывал, если не Меднянского? – как зверь, готовый к прыжку, сощурился Глыжин. – Ну-ка, ну-ка, поподробней.
– Ну, давно это было, лет пять назад. Жарникова он заказал... Э-э, ну, хотел заказать, проблема там возникла...
– Хотел?! Так Жарникова убили, – вспомнил Никита. – В машине застрелили...
– Да я здесь ни при чем. Это все Артем! – запаниковал парень. – Я ему говорил не надо, а он все по-своему...
– И кто же Жарникова исполнил?
– Да я не знаю. У Артема к этим делам свои подходы...
– А если хорошо подумать?
Глыжин насел на исполнительного директора со всей присущей ему основательностью и прессовал его до тех пор, пока не появилась оперативно-следственная группа. К этому времени он успел вытрясти из парня целых два эпизода с заказными убийствами. Валера не смог устоять перед ним и рассказал все, что знал. Но при этом упорно отрицал причастность Заварского к убийству Меднянского.
Глава 7
Серый тонконогий паучок ловко скользнул по блестящей нитке, спущенной от паутинной сетки в углу, к листику герани, горшок с которой совсем недавно появился в моем бывшем кабинете, на книжном шкафу за начальственным креслом. Наша милицейская жизнь паучка не волновала, он был занят своими делами – ставил сети на мух, плел паутину, чтобы по ней с легкостью перемещаться в пространстве. Но, видимо, ему все-таки не понравился тон, которым со мной разговаривала капитан Бесчетова. Потеряв интерес к герани, остановившись на полпути, он завис у нее над головой.
– Я не понимаю вас, товарищ капитан! Почему такое безразличие к своей работе, к своим коллегам? Почему вы позволили этому рубоповскому майору присвоить результат своей работы?
– Какой результат? – скучающе глянул я на нее.
– Как это какой? Вы установили организатора убийства, вы прибыли к нему домой, вы, наконец, застрелили его при попытке к сопротивлению.
– Это еще доказать надо, было сопротивление или нет, – в мрачной насмешке скривил губы я. – Прокурор, например, в этом не уверен...
– Прокурор на то и прокурор, чтобы во всем сомневаться. Есть видеозапись, по ней видно, что преступники первыми открыли огонь...
– Во-первых, они еще не преступники. А во-вторых, вы что, товарищ капитан, ко мне в адвокаты записались? Вот уж не думал.
– А вы, я смотрю, товарищ капитан, совсем думать не умеете!
Бесчетова чуть увела в сторону взгляд, в котором я уловил некое подобие застенчивости. Но голос ее продолжал звенеть, как булатная сабля после удара о вражеский шлем.
– Вы, я вижу, даже додуматься не можете, к чему привела ваша безответственность!
– К чему?
– Вот я и говорю, что сами вы этого не понимаете! Кто раскрыл убийство гражданина Меднянского? Майор Глыжин! Кто раскрыл убийство гражданки Заварской? Майор Глыжин! А вы, товарищ капитан, как бы и ни при чем!
– Так ведь он майор, старше по званию. А меня еще с детства учили, что старшим надо уступать, – иронично сощурил я левый глаз.
– А вас не учили, что из-за такого отношения к работе вам самому майором никогда не стать?
Удивительно, но меня почти не возмутили ее слова. Похоже, я окончательно смирился с ярлыком «бесперспективного». И если Бесчетова хотела вывести меня из душевного равновесия, то ее номер не прошел. У меня даже в мыслях не мелькнуло послать ее куда-нибудь.
Зато зависший над ней паучок рассердился на нее за столь обидную реплику в мой адрес и, как тот горный спецназовец с репшнура, на паутине стремительно спустился на женскую прическу, которая, не мешало бы заметить, претерпела весьма существенные изменения. Теперь это была стильная стрижка с щадящим окрашиванием и мелированием волос. И вот на этот плод парикмахерского искусства позарилось кабинетное насекомое. Правда, Бесчетова этого не замечала и готовилась задирать меня дальше.
– Паук! – сделал я страшные глаза.
– Какой паук? – застыла в оцепенении капитан.
– У вас на волосах!
– Вы это нарочно?
– Нет, нарочно – это он!
– А-а!
Сейчас перед собой я видел обычную женщину в ее первородном страхе перед мышами, пауками, гусеницами, сороконожками и прочей неприятной живностью. Зажмурив глаза, она замахала руками в попытке стряхнуть с головы насекомое.
– Уберите его от меня!
Это требование прозвучало на грани истерики. И я лишь посмеялся над ним в душе. А исполнять его не собирался, потому что паучок уже сдал свои позиции: Бесчетова все-таки смогла смахнуть его с головы, и сейчас он барахтался на краю стола над заголовком вложенной под стекло инструкции. Я аккуратно взял его, положил на ладонь.
– Убейте его!
– Какая же вы кровожадная, Дарья Борисовна, – в добродушной улыбке растянул я губы. – Это же всего лишь паучок, безобидное создание.
Я сдул насекомое с ладони, и оно спланировало в угол, на стыке которого с потолком и ютился восьмигранник паутины.
– А вы не кровожадный? – уязвленно вспылила Бесчетова.
Несмотря на свой гнев, она казалась растерянной и неуверенной в себе, но от этого только выигрывала. Возможно, женщины и не должны быть слабыми и беспомощными, не то сейчас время, заявляют они. Но именно природная и оттого искренняя зыбкость, уязвимость и видимая хрупкость делают женщину особенно привлекательной в глазах мужчин, ведомых инстинктом самца, готовых разбиться в кровь ради своей самки. Инстинкту, который педикюрные метросексуалы считают рудиментарным, примитивным, а глянцевые и такие же бесполые журналы деликатно высмеивают. Но именно те мужчины, которые обожают своих женщин, и вершат историю. Или хотя бы просто живут во имя простых семейных ценностей, просто делая своих жен счастливыми.
– Я кровожадный? – недоуменно протянул я.
– Да, вы! Думаете, я про вас ничего не знаю? Сколько душ на вашем счету? Десять, двадцать?
– Много, – опустошенно вздохнул я, беспомощно опускаясь на свой стул.
Наверное, прав был Глыжин, когда говорил, что на меня зверь бежит. Действительно, мне приходилось встречаться нос к носу с преступниками, вступать с ними в бой, и всегда я выходил из этих передряг победителем, хотя и не без потерь. И на пули нарывался, и друзей терял... Иной раз мне самому казалось, что бандитов, грабителей и прочую уголовную нечисть ко мне притягивает как магнитом. А Глыжин даже смог сделать из этого вывод, чем и воспользовался, срубив, что называется, палку для своего отдела.
Может, права была и Бесчетова в том, что рисковал своей жизнью я, а вся слава досталась РУБОПу. Возможно, так оно и есть. Но ведь не только я шел под пули, Глыжин и Пригожих тоже были на переднем крае. Да и какая разница, кто повысил показатель раскрываемости. Главное, дело сделано.
Но черт с ним, с этим делом. Сколько же можно рисковать своей головой? А сколько можно убивать?.. Да, я стрелял в преступников, но ведь они тоже люди, какие-никакие, а живые люди. И не все погубленные мною души были совсем пропащими... Сколько ж можно брать на себя грех смертоубийства? Ведь я же не кровожадный, как утверждает Бесчетова... Да и не утверждает она, а просто с досады пытается меня уязвить, обидеть. Вон как щеки у нее раскраснелись и губы краской налились – ни румян ей не нужно, ни помады. И без того хороша... Во всяком случае, сейчас... Может быть, для кого-то, но только не для меня...
– Поверьте, Дарья Борисовна, я в этом раскаиваюсь, – без всякого ерничанья сказал я.
– Что? – как будто из какого-то забытья глянула на меня женщина. – Дарья?!
– Борисовна.
– Ну да, ну да... Вы могли бы меня называть по имени... и отчеству... А то все товарищ капитан...
– По имени-отчеству? Это, конечно, не фамильярность... Да и не в том дело. Мне уже недолго у вас осталось...
– То есть?
– Рапорт уже по команде пошел. Генерал, кстати, совсем не прочь от меня избавиться, – невесело, но совсем без горечи сказал я. – И готов поспособствовать моему переводу...