Легенда о свободе. Крылья - Анна Виор

У эффа два главных инстинкта: отгрызть голову тому, за кем его послали, и принести эту голову хозяину. Говорили, что эфф кладет принесенную голову прямо перед к’Хаэлем, даже если этот к’Хаэль только вчера его купил. Но кто знает, может, это все россказни, и эфф приносит голову смотрителю, получая за это сахарок… Наэль усмехнулся: эфф, выпрашивающий сахарок…

Император как коршун следит за передвижением этих тварей. Он и сам один из восьми, после того, как род со сложным для запоминания тарийца, даже с такой памятью как у него, Наэля, арайским именем был поголовно казнен из-за попытки продать слепого щенка эффа без ошейника в Доржену. Наверняка это дело хотела провернуть Тария. Кто знает, может, император выращивал у себя боевых эффов: тварей не для ловли беглых рабов, а для более практичных целей? Если учитывать еще и то, что император этот помешан на войне…

По той же причине и Совет Семи жаждет заполучить тварь, но никакие деньги и посулы не могли заставить хозяина-заводчика продать им животного, а значит – расстаться с поместьем, родовым именем, семьей и конечно же головой, да и со всем, что для этих арийцев могло считаться важным и дорогим.

Звери выглядели вялыми и спокойными, но все равно… Что такому стоит одним ударом лапы перебить Наэлю позвоночник, даже если его голова твари и ни к чему?

– Почему ты не держишь их на цепи? – спросил Гани у лысого смотрителя.

Тот поглядел на него, как на идиота. «Вот откусит он твою лысую башку, и посмотрим, кто из нас идиот», – злобно подумал Наэль.

– Пока эфф в ошейнике, он безопасен для тебя, господин, – сухо и чуть насмешливо ответил человек (наверное, все-таки они не рабы).

Ошейник…

Эффы были интересны Наэлю, как любому тарийцу. Один к’Хаэль из Центральной провинции, любивший выпить и поговорить, оказался владельцем-заводчиком эффов в серых ошейниках и очень много чего понарассказывал Гани теплыми южными вечерами за бокалом вина. Но никогда раньше Мастер Музыкант не рассматривал ошейник вблизи. Да и что рассматривать, видно только цвет – зеленый у эффов Фенэ, – и то сбоку. Сзади у этих тварей был кожистый нарост, начинающийся с основания головы и ниспадающий на спину. Тот самый владелец «серых» говорил, что, когда они охотятся, то этот нарост встает дыбом. Ворот, раздвоенный по центру, оканчивался небольшими шипами, он почти полностью закрывал ошейник со спины чудовища.

Но все же, рассматривая сейчас животных, кое-что важное Гани Наэль увидел для себя в их ошейниках. Тогда, ночью, при нападении, он держал в руке вовсе не пояс – эта мысль, о поясе ребенка или девушки, по аналогии с аксессуарами, что носили рабы в лагере, первой пришла в голову Гани, когда он увидел эту штуку. Вещь юной рабыни, несчастная любовь Вирда и все такое… о чем еще может подумать Мастер Музыкант… Хотя в домах, где он гостил, рабы не носили специальных поясов. Эти знаки отличия, похоже, нужны были лишь при путешествии, где смешались люди разных господ. Да и странно было бы увидеть хрупкую тонкую девушку в этом грубом, довольно тяжелом шипастом поясе.

То был ошейник эффа! Как раз подходящее украшение для этой твари… Он, Мастер Гани Наэль, держал в своих руках настоящий ошейник эффа!

А вот его ученик, похоже, не только держал, но и прятал все это время за пазухой… Да, убийца вряд ли заинтересовался бы поясом какой-то рабыни, а вот ошейником…

Мысли Наэля опять вернулись к мучившему его уже не первый день вопросу: кто же такой этот парень? Вирд – настоящее это имя или нет? Он еще не разгадал прошлых загадок, как Вирд дал ему новый повод задуматься, да еще какой повод! Ошейник эффа! Кажется, красный… Кому принадлежали красные?..

Вирд снова удивил его, удивил так, что почва едва не ушла из-под ног. Вначале Гани пытался просто понять, из какой Вирд пришел страны. Потом – где он научился так играть. Но после того утра на стоянке у родника Ми кое-что прояснилось или еще больше запуталось – как посмотреть.

Вирд ведь не просто играл тогда: он творил музыку с помощью Силы. Никто из слушателей, зачарованных удивительно прекрасной мелодией, кроме Гани Наэля, конечно, не понял этого. Но Гани не зря провел большую часть жизни в Городе Семи Огней и около десяти лет в Академии Искусств, одной из Академий Пятилистника.

Им, студентам, говорили, что музыка, творимая Силой, – это уже не искусство, это нечто большее, как и все, где применялась Сила. Пять Академий, или Пятилистник (как называли их за расположение зданий в Городе), давали образование просто талантливым юношам и девушкам, наделенные же настоящим Даром – учились в Академии Силы. Все то, что нелегким трудом долгих лет учений давалось далеко не лишенным таланта студентам Пятилистника, – Одаренные схватывали на лету. Кто-то из первогодков с Даром мог легко исполнить мелодию, недоступную Профессору Академии Искусств, или победить в бою Мастера Мечника Академии Воинств. Но эти Одаренные не были конкурентами простым смертным, у них был свой путь, и никто из них не стал бы зарабатывать себе на хлеб лютней или мечом. Да и вообще на хлеб им не нужно было зарабатывать – обо всем заботилась Тария, а они всецело у нее на службе (или в рабстве, сказали бы в Аре – и, может, были бы правы в большей степени). Хотя сами же Одаренные и правят Тарией: все решения принимает Верховный и Совет, а Король-Наместник – это так, для количества. «Чтоб я так жил! – думал иной раз Гани. – Никаких забот ни о крове, ни о еде. Вот тебе лучший дом на главной улице или покои в самом Здании Совета; вот тебе содержание, да еще и такое, что можно ни в чем себе не отказывать. Живи и радуйся, занимаясь любимым делом».

Однажды их, обучающихся искусствам, повели в Академию Силы, чтобы послушать игру одного из Одаренных, тогда Гани Наэль впервые услышал музыку, творимую Силой. Она завораживала, она восхищала так, что даже острое чувство зависти к игравшему отошло на второй план. В самом деле больше, чем искусство… Затем Профессор попросил их повторить мелодию. И никто, даже Гани, обладающий совершенным слухом и музыкальной памятью, не смог припомнить хотя бы трех нот подряд, ритма или тональности.

Он слышал Музыкантов Силы и позже, хотя они и редко играли для обычных людей. Что творится со слушателем – описать сложно: хочется смеяться и плакать, сражаться и любить… Мастер Силы вдохновит на любое дело, его игра не только потешит слух и эмоции, но и придаст сил… соткет из невидимых нитей крылья за спиной… То же самое он ощутил и тогда утром у родника Ми.

Гани еще сомневался, услышав игру Вирда в то утро, но, когда он не смог ни припомнить, ни повторить мелодию, сомнения развеялись. Вирд не останется его учеником надолго, у мальчика есть Дар. А это означает, что у него другое предназначение. Догадывался ли об этом сам Вирд, идя в Город Семи Огней, Наэль не мог с уверенностью сказать. Там он непременно попадет в руки Мастеров Силы, а уж они знают, что с такими делать.

Вряд ли парень раньше бывал в Тарии, несмотря на его, несомненно, тарийскую внешность: темные волосы, светлые глаза, отличающие уроженцев центральной Тарии. А Гани разрывает любопытство – главная его слабость и страсть. Большинство поступков в своей жизни он совершил движимый именно этим чувством, потому что неудовлетворенное любопытство причиняет ему воистину непереносимые страдания.

Вирд очень мало знает о мире – и тарийском и арайском, он задает вопросы с неподдельным интересом, но судя по тому, с какой скоростью он запоминает и осмысливает все рассказанное Наэлем, с какой жадностью впитывает любые крохи информации, не пройдет и полгода, как он будет знать больше чем достаточно.

Слушать-то он слушает, а вот сам молчит, как пойманный врагами разведчик из Ливада. Никакой способ его разговорить не действует, в его поступках и жестах Гани тоже не находит зацепок для себя: все больше загадки. В последний раз он даже попытался притвориться пьяным и начать говорить всякий бред, надеясь, что мальчишка или купится на его откровенность, или ослабит бдительность при пьяном учителе. Но Вирд молчал во время всего его монолога, а когда Наэль выдохся и сделал вид, что спит, – просто позаботился о его удобстве и вышел из повозки. Напоить самого Вирда тоже оказалось делом нелегким, он был удивительно сдержан и осторожен, хотя и непривычен к вину.

– Любуешься моими эффами, Мастер Музыкант? – вывел его из задумчивости глубокий томный голос к’Хаиль Фенэ. Это в ее привычках: вот так неожиданно появиться в любой части лагеря. В отличие от к’Хаиль Кох-То, местонахождение которой всегда легко определить – та считает ниже своего достоинства бродить среди рабов по лагерю, да и вообще очень редко отрывает свою распрекрасную и вызывающую, несомненно, всяческое восхищение любого арайца благородную задницу от подушек в шатре или повозке. А уж если выходит – то с достойной великой госпожи помпезностью, сопровождаемая свитой из рабынь, рабов, охранников и еще непонятно кого… А Фенэ разгуливает всюду с одним только этим рыжим парнем. Хотя кто знает: может, это специально обученный воин, которому ничего не стоит посворачивать шеи полудюжине врагов голыми руками. Кутийцы, говорят, на такое способны. Опыт у него, скорее всего, имеется, ведь заработал же он где-то такой шрам на щеке…