A moongate in my wall: собрание стихотворений - Мария Визи

206. «Мы недоброй сказке не поверим…»

Мы недоброй сказке не поверим,старую прогоним прочь Ягу.Подойди! Высок и весел терем,я тебе навстречу прибегу.

Пусть узнает мир, как мы богаты,как нестрашно нам и как светло:видишь, крылья красного закатабросили огонь в мое стекло!

207. «Беленькое платьице…»[121]

Беленькое платьице,белая кровать,больше никогда тебямне не целовать.

Белый венчик матовый,белая свеча,белы губы сжатыенавсегда молчат.

Плачет сердце, есть о ком,—помер человек…Падай мелким крестиком,мертвый белый снег…

208. «Чем выше и блистательней полет…»[122]

Чем выше и блистательней полет,тем человек больнее упадет,

и чем великолепней свет сиял,тем жальче тот, кто в темноту попал.

Дай, Боже, ровный путь и тихий свет, —спокойнее житья для сердца нет!

209. «Я сделана из песен и огня…»

Я сделана из песен и огня,но ты не знаешь, не поймешь меня.В моих стихах старинный отражентебе — увы! не видевшийся сон,

и музыку любимую своюя в голосе твоем не узнаю.Вот отчего тот путь, где прохожу,я никогда тебе не укажу.

210. «По небу тучи серые ползут…»[123]

По небу тучи серые ползут,садится солнце, день осенний тает.Ах, если грустно делается тут,об этом никогда никто не знает,

никто не взглянет и не подойдет,никто улыбкой ласковой не встретити нежным именем не назовет,как раньше, как когда мы были дети.

Все как-то иначе, совсем не так,как начиналось. Только небо то же,и так же пахнет вечером табакв саду, немножечко на наш похожем.

Пусть улетают в край, где вечный зной,куда-нибудь на Яву или в Ниццу,расставшиеся с северной странойеще во что-то верящие птицы.

Но звезды опадают, как мечты,которым стало в небе не под силу,которые упали с высотыв свою земную жалкую могилу,

и сердце человеческое вдругтак горько знает, что оно устало,что солнца нет, что замкнут вечный круги что звезда — последняя — упала.

211. «Нелепы в жизни перемены…»

Нелепы в жизни перемены…Друзей уносят поезда,и прочь уходят морем пленнымбольшие серые суда.

И города сейчас не те же,в которых раньше я жила,и ночью сны бывают реже,и неба синь не так светла.

Лишь сердце перемен не знает:оно растет, уходит вдаль.но в глубине своей ласкаетвсе ту же радость и печаль,

и самых ранних лейт-мотивовне изменят в его струнепаденья в пропасти с обрывови взлеты снизу — к вышине.

212. «Я не Мария больше: только Марфа…»

Я не Мария больше: только Марфа.Свои мечты я продала за труд.Покрыта пылью золотая арфа,ослабленные струны не поют.

Способно и к труду привыкнуть тело,и может сердце, кажется, забытьо том, как раньше бредило и пелои не умело по-земному жить.

Но только иногда далеким звукомдавнишний сон напомнит о себе;о, иногда — нет равных этим мукамв железной человеческой судьбе, —

и сердце опустевшее, земное,познавшее работу и покой,мучительно забьется и заноети до краев наполнится тоской.

и долго будет рваться к тем планетам,которые оставило давно, —не зная, что отвергнутого светаему уже увидеть не дано.

213. «Не уложишь в ларец драгоценный…»

Не уложишь в ларец драгоценныйзолото деревьев на закате,взлет волны серебряной и пенной,жемчуг слез, которые растратил.

Не найдешь и не услышишь сновазвуки раскатившиеся песни,не подымешь брошенного слова,будешь тщетно говорить — «воскресни!»

Кто отверг — того судьба страшнее,спохватился — да уж будет поздно;будешь горько вспоминать, жалея,что пошли дороги наши розно.

Ну, а я тебя забуду скоро:станет зренье радовать моесолнечная в поле сикамора,месяца на небе острие,

и тебя, измученного раной,нанесенной сердцу моему,я в своей весне благоуханнойникогда уж больше не пойму.

ГОЛУБАЯ ТРАВА (Сан Франциско, 1973)

Моему мужу

214. Острова[124]

Говорят, что на свете остались еще острова,которые нам, городским, еще могут сниться,где высоко растет голубая, густая трава,и, качаясь на ветках, поют золотые птицы.

От тех островов в жемчугово-искристый прибойпротянулись серебряной нитью песчаные косы,и, может быть, там получили б и мы с тобойжеланный ответ на больные свои вопросы!

Но в гавани нашей еще не стоят корабли,еще человек не построил таких самолетов,которые нас бы с тобою туда унеслиот будничной прозы окрестной и серой заботы.

(193) Когда потухнут на пути огни…

215. Шаги

Отцу и Матери

Под звездным небом, за краем селаблестят церковные купола.Поднявшись вглубь ночной темноты,горят и светятся их кресты.А улица зимняя ночью бела,перекрестки молчат, пусты.

В домах на улице все темно.Закрыли ставни мое окно,заперта крепко входная дверь,никто не стукнет в нее теперь.В поле, что снегом занесено,воет голодный зверь.

Чудится вдруг, что издалека,снегом поскрипывая слегка,знакомой тенью ложась на снег,идет вдоль улицы человек…И снова на сердце моем тоска,предсказанная на век.

Все ближе будут скрипеть шагиоттуда, где не видно ни зги,вдали, поднявшись из темноты,все ярче будут гореть кресты…Но в жизни замкнуты все круги,и это не будешь ты.

216. Встреча[125]

Е.Л.

Ловила приметы, искала следына шумных дорогах, у края воды,в глуши, где терялась лесная тропа,какой не касалась людская стопа…

Бывала свирепая в жизни пора,казалось, вовек не дождаться добра,в пыли городов, в суете площадей —следов не найти среди толпищ людей.

Но в детстве, бродя по опушке лесной,я встретилась как-то с цыганкой одной,и та предсказала мне все о тебе,когда о моей погадала судьбе.

И все эти годы я в сердце несуту детскую память о встрече в лесу:спасибо цыганке! Она не лгала…Но что если я бы тебя не нашла?

(166) Над Тобою голубь белый вьется…(186) Из тишины, из темноты…(177) В Великий пост я буду в черном…(181) Слишком рано. Боже, повяли…(170) Иду одна. Большое поле…(126) Тихий отблеск далекой зари…(86) Твои глаза — две быстрых птицы…(169) Ушел, блистая парусами…(207) Беленькое платьице…(172) Самарянин, меня ты поднял в поле…(184) У тебя миндальные сады…(173) Ты от меня уехал снова…(180) Нам скорбь великая дана…(195) За твой привет и ласковость твою …(182) В твоих глазах — высокие хоромы…

217. Легенда[126]