Стихия (СИ) - Барминская Марианна

— Четыре дня, — бесцветным голосом вставил Правитель, заставив нас всех вздрогнуть, насколько позволяли магические путы. В моих глазах застыли слезы, старательно сдерживаемые силой воли, и, сколько бы я ни твердила себе, что Крайм далеко не ангел, мне не удавалось взять себя в руки и остановить нарастающую волну сострадания.

— Ну да, — кивнула Эдайла, принимая поправку и совершенно не обращая внимания на то, что с каждым её словом Краймиус всё меньше напоминает живого человека. — Сколько раз он просил сестру, умолял, чтобы она позволила ему переместить её душу в другое тело, но разве Уна, наполненная добротой и милосердием, могла забрать живое тело, подавив чью-то душу? Она предпочла оставить своего брата, — перейдя на шепот, проговорила воскресшая, от чего последняя фраза была больше похоже на шипение, чем на человеческую речь. Переглянувшись с Эрикой, я прочла в её глазах что-то вроде «Она и вправду сумасшедшая».

— Но тебя он вселил уже в мертвое тело? — полуутвердительно-полувопросительно сказал Максим, и Краймиус поморщился: то ли от неприятного воспоминания, то ли от осознания чудовищности содеянного.

— Вдохнуть жизнь в мертвое тело не проблема для меня, ведь я была далеко не обычным человеком. Краймиус надеялся, что в исцеленном мною теле смогут сосуществовать обе души: моя и душа Уны, но оказалось поздно — душа девушки уже унеслась в Лабиринты. Так Крайм, который, кстати, уже являлся Правителем Долины, остался без той, чью жизнь так долго пытался спасти. Зато он обрёл меня! — радостно воскликнула Эдайла, чуть ли не подпрыгнув на месте. Меня вдруг затошнило, и я не могла сообразить, отчего: от осознания того, что в теле, принадлежавшему чудесной девушке, теперь обитает эта ополоумевшая душа, или от злости на Краймиуса, который не позволил телу любимой сестры обрести покой. Абсурдность и извращенность рассказанного Эдайлой выбивала из колеи, хотя, чего греха таить, я уже давно была из неё выбита. В голове роилось множество вопросов, которые так и просились быть озвученными, но я никак не могла сосредоточиться на чем-то конкретном. Сам того не зная, на помощь пришел Глеб.

— Война-то тебе зачем? — не пытаясь завуалировать обвиняющий тон и не сводя пристального взгляда с Правителя, спросил друг. — Мстить? Вымещать злость, боль и обиду? Отвлечься? У тебя есть хоть одно разумное объяснение того, что ты сотворил?

— Чтобы сделать мир лучше.

Улыбка, с которой Крайм произнес эти слова, тут же слетела с лица, не дав нам времени понять, что же за ней скрывается. Жестокая шутка? Давние мечты доброго и светлого юноши? Извращенные манипуляции свихнувшегося ангела? Я медленно, поочередно встречалась взглядом с каждым из друзей, стараясь разглядеть в их глазах хотя бы частичное понимание слов Правителя, но в них отражалось лишь недоумение, аналогичное моему. Эдайла, явно чувствующая себя некомфортно в повисшей тяжелым туманом тишине — наверное, за сотни лет в Лабиринтах она возненавидела тишину всей своей безумной сущностью — разрезала её звонким и уже опостылевшим нам голосом.

— Как же легко читать ваши лица, — удрученно вздохнув, пробормотала она и, вспорхнув, уселась на спинку кресла, весело болтая ножками, скрытыми под белоснежным кружевным подолом. — Вы так усердно пытаетесь понять, говорит ли Крайм искренне, что у вас сейчас от перенапряжения полопаются бедные глазки. Я спасу вас от невыносимых мук: Краймиус действительно решил сделать мир лучше! И особенно сильным это желание стало после смерти его сестры. Убитый горем юноша решил во что бы то ни стало сделать так, чтобы больше не осталось неизлечимых болезней, чтобы на каждую хворь или смертельный недуг нашлось свое лекарство, чтобы…

— Ты издеваешься? — не веря своим ушам, ошеломлённый командир перебил вдохновленно вещавшую девушку. — Чёрт, ты серьезно? Охренеть… Охренеть! Развязать войну, чтобы больше не осталось неизлечимых болезней?! Нет, ну, в принципе, какая-то логика тут всё-таки есть, если, например, уничтожить всех людей, то и болезней, соответственно, не останется… Ты еще скажи, что Источник был вашим центральным хранилищем секретных медикаментов!

Эдайла, уже хотевшая что-то возразить, вдруг осеклась и, хлопая длинными ресницами, вперила в Максима удивленный взгляд. В таком виде она просидела не меньше пяти минут, даже не шелохнувшись, и я уже понадеялась, а не покинула ли она тело бедной девушки. Но мои чаяния не оправдались: восставшая из мертвых внезапно расхохоталась. Она смеялась так долго и так громко, так заливисто и искренне, что я ощутила, как встают дыбом волосы на моей бедной, измученной загадками голове. Но, несмотря на всю свою былую мощь ангельской сущности, сейчас Эдайла пребывала в теле человека, и, в конце концов, она попросту устала смеяться. Жадно глотая воздух, перейдя с хохота на едва слышное хихиканье вперемешку с хрюканьем, девушка съехала со спинки кресла на сиденье, а затем и вовсе вскочила, подбежав к нашему командиру. Увидев, как она бережно обняла Максима за шею, от чего тот напрягся и едва заметно побледнел, я зло и до боли стиснула зубы, в красках представляя, как подбегаю к Эдайле, хватаю ей за шкирку и бросаю в каменную стену в глубине сада. Нет, лучше головой об стол, определенно лучше. «Не прикасайся к нему, не прикасайся к нему, не прикасайся к нему», — фраза вертелась на языке, готовая сорваться в любую секунду, но дикий страх того, что эта психопатка может навредить Максу, упрямо заставлял меня молчать, а потому все красноречие моих мыслей перешло во взгляд. Но Эдайла так развеселилась от одной лишь ей понятной шутки, что не обратила на мой убийственный взгляд никакого внимания, продолжая держать Максима в оковах своих объятий.

— Глупые, глупые дети, — промурлыкала девушка, погладив повелителя Огня по голове, на что среагировали все четверо, дернувшись из незримых цепей. — Наивные, воинственные дети, которые думают, что всегда всё знают. Неужели вы действительно считали, что какой-то крохотный фонтанчик — это причина неиссякаемых сил врага, бесконечной войны и вообще всех бед? Один малюсенький фонтан? — не выдержав, невеста Ангела снова рассмеялась и запрыгнула на кресло, едва удержав равновесие на тоненьких каблуках и раскинув руки в стороны, подобно ангельским крыльям. — Глупцы! Источник — это я!

В моей голове что-то лопнуло. Точно, наверное, это какой-то бедный сосуд, не выдержавший происходящего здесь безумия. Или, быть может, это взорвалась почти сложившаяся мозаика, которую я собирала с первого дня жизни в Миртране. А вдруг это была гибель надежды на хоть какую-нибудь благополучную и понятную развязку нашего пребывания здесь? Или с таким противным звуком зародилась обида на то, что все наши знания, представления, догадки и умозаключения были ложными и приведшими нас в тупик? Что же за взрыв раздался в моем воспаленном мозгу?

Я оглядела друзей. Эрика сидела, спрятав лицо в ладонях: как ни странно, но магические оковы позволили ей сделать это. Подруга не плакала, она даже не шевелилась: замерла подобно прекрасной статуе, олицетворяющей то ли скорбь, то ли неверие в собственное поражение. Глеб смотрел прямо перед собой, куда-то сквозь меня. Создавалось впечатление, что мысленно он где-то далеко-далеко, а тело осталось здесь, забытое, ненужное и недвижимое. И только Максим роль статуи играть отказывался: пробормотав весьма нецензурную фразу, он резко дернулся вперёд, схватил первую попавшуюся ярко-красную ягоду и молниеносно её съел, словно она могла помочь ему сгенерировать жизненно важную идею. Крайм удивленно вскинул брови, явно не ожидая, что кто-то будет реагировать на шокирующую новость нетипичным способом, но удивление, как и все эмоции, которые он пытался проявлять, находясь здесь, быстро улетучилось.

— А вы действительно думали, что «секретное оружие Горной Долины» можно вот так просто найти и уничтожить? — заговорила Эдайла, но шевелиться и откликаться на ее слова никто не спешил. Впрочем, это ей совершенно не мешало продолжать монолог. — Что какой-то круг с журчащей водой — это и есть та страшная сила, благодаря которой наши Воины неистово бьются, как звери-убийцы? Да кто вообще создает оружие в виде фонтана? Но вы так легко в это поверили, стоило вам только подойти поближе и ощутить ореол смерти вокруг него, — с нескрываемым удовольствием просвещала нас воскресшая невеста, которая уже успела слезть с кресла и теперь медленно расхаживала по саду, любуясь различными растениями и не забывая время от времени поглядывать на нас, до сих пор не подающих признаки жизни. — Знаете, почему вы ощущали всю ту мерзость, находясь рядом с фонтаном? Я просто наполнила его своими чувствами: жаждой власти, безумием, болью и ненавистью от тысячелетнего пребывания в заточении… Чувства ангельского создания ужасны по своей мощи, да? А воду разделила на четыре цвета, чтобы вы окончательно уверились в своей правоте. Ах, ведь это так символично: четыре Стихии — четыре цвета! Уверена, вы наверняка построили множество версий относительно того, что же олицетворяют эти цвета. А как весело было его разрушать! Вы не представляете, как он мне надоел, его тихое, размеренное журчание стало просто невыносимым! Я давно хотела его уничтожить, но всё никак не представлялось подходящего момента, — улыбнувшись, Эдайла присела на краешек стола рядом со мной и прикоснулась кончиками пальцев к сжатой в кулак ладони. — Спасибо. Ты подарила мне отличное развлечение, я давно так не веселилась.