Каникулы вне закона - Валериан Скворцов

- Без регистрации! - скомандовал подполковник. - По службе. Этот господин сопровождающий.

Охранник положил на прилавок шариковую ручку. Явно, запишет потом.

Кабину лифта умники из домоуправления обклеили пластиком под мрамор, а в потолок вделали зеркало, в котором отразились две лысины - в седоватом пуху водителя и с жидким черным зализом подполковника. Оба, каждый сам по себе, подумали об одном и том же: регистрация посетителей в престижном доме предписана участковым, а тому - свыше. Все в этой стране, а в бывшей столице особенно, хотят побольше знать о других.

Зеркальный потолок определенно прикрывал камеру видеозаписи. Жажда власти оборачивалась в престижных домах гонкой техники слежения.

На площадке, когда створки лифта захлопнулись, подполковник тихо сказал:

- Озабочусь. Сотрут.

И протянул нераспечатанный пластиковый пакетик с резиновыми перчатками. Водитель кивнул.

Его квартира сохранила привычный, ни на что не похожий сладковато-кислый запах, слегка отдававший теперь и тленом, вроде того, каким исходит прель на осеннем кладбище. Водитель усмехнулся, представив ступор судебных исполнителей, когда обнаружился бы источник аромата, если бы эти исполнители раньше его появились в квартире для описи имущества по приговору "с полной конфискацией".

- Известен день? - спросил он Ибраева.

Целлофановые чехлы они натянули на обувь ещё перед дверью квартиры и, закрыв её за собой, присев, Ибраев - подоткнув полы пальто и шинели, скотчем закрепляли внатяжку вокруг икр.

- Ляззат принесла поросенка, как всегда, в четверг.

- Был уже остывшим?

С легким кряхтением подполковник выпрямился и, скособочив одну, затем другую ступню, проверил надежность пластика. Водитель сделал тоже самое.

- Температура трупа падает с разной скоростью, все зависит, где осталось тело после того, как... ну, во всяком случае, человека... пристрелили или он умер по какой другой причине. Ляззат представления не имела о коэффициенте остывания... ну, в данном случае, - сказал Ибраев. Трупное окоченение распространяется обычно от жевательных мышц вниз. Обычно. А в данном случае, если иметь в виду эту скотину, кто может сказать определенно? Он, кстати, не жевал. Возможно, и нечем ему... Я приезжал с Ляззат два раза и видел. Душил, дробил позвоночник и ребра, потом заглатывал и все...

Подполковник хмыкнул.

- Поросеночек хвостиком вилял, радовался новому другу, - сказал он весело, нагнав по морщине в углах ничего не выражавших глаз. Считалось, что он улыбнулся. - Молочных покупали...

- Так когда же? - жестко спросил хозяин квартиры.

- Вызывать экспертов прикажете? - ответил подполковник, которому второй день предъявляли непомерные требования. - Вы все время настаиваете на совершении абсурдных шагов! Ах, рейсы отменены? Неважно, взять авиатакси... С риском приземляться в тумане, когда аэропорт закрыт... Непременно выяснить, когда этот... как его... рептилий скончался... Может, прикажете, скажем, выступить в зоопарке с сообщением, что обезьяна произошла от человека... Не угодно ли?

- Успокойся, - сказал водитель. И спросил резко: - Ляззат говорила о случившемся кому-то еще, кроме тебя?

Ибраев покачал головой.

- А кому это интересно? Околела змея...

Окостеневшее, свернутое наподобие бухты корабельного каната, в пестрых разводах тропического камуфляжа тело, с которого сероватым порошком на паркет осыпалась высохшая слизь, походило на холодный гранит. Удав скончался, обернувшись вокруг гнутой ножки антикварного дивана в стиле "букет-бедеремейер". Вероятнее всего, из-за сухого воздуха и холода...

Диван, два кресла и столик, привезенные из Вены как трофеи второй мировой войны, достались с помещением, и починка комплекта стоила четверть того, во что обошлось приведение в порядок квартиры. Подполковнику, потомку степняков, всякая деревянная вещь представлялась сначала дровами для костра, а уж потом ещё чем-то, и он оттянул короткопалую ладонь, чтобы перерубить ножку. Водитель успел перехватить удар.

- Проще приподнять диван, - сказал он. - Давай, а я отодвину Леона, потом опустишь, вот и все.

- Так его звали Леня? - спросил подполковник. Кошачья реакция, с какой остановили его руку, была поразительной.

- Не Леня, Леон... А раньше, в джунглях, как-то еще, наверное.

- Когда раньше?

- В молодости, а может быть в детстве... Кто его знает, в каком возрасте он явился сюда... За полтора года вырос на метр... Перчатки скользят, не ухватить... Что же делать?

- Перекатить в сумку, - сказал подполковник.

Внезапная догадка осенила его. Аллах всемогущий, подумал он и спросил:

- Его привезли из Бирмы?

- Возможно. Во всяком случае, из тех краев. Скорее, из Бангкока... Или через Бангкок.

Аллах всемогущий, опять подумал подполковник, все сходится.

- А может, в большой чемодан? - спросил он.

- Может... В Леоне полсотни кило. Не меньше.

- Он ведь прибыл в эту квартиру? После вашего переезда сюда? - спросил Ибраев. И почувствовал, что разволновался. В таких случаях, он знал, лицо выдавало его: каменело, теряло всякое выражение. Он отвернулся.

- Да.

Аллах всемогущий, повторил про себя Ибраев, как я раньше-то не сообразил? И, чтобы замылить предыдущие вопросы, спросил пустое:

- Где хоронить будем?

- Кремируем. По дороге в аэропорт. Обольем погуще бензином. Сгорит, как старая покрышка. Вместе с чемоданом.

- И за этим мы летели сюда, - сказал подполковник с унылым раздражением, чтобы скрыть удачу.

- За этим, - подтвердил хозяин квартиры.

Аллах всемогущий, подумал Ибраев, ведь он не хочет, чтобы о смерти Леона узнали в городе. Если приговор вынесут с конфискацией, а так, скорее всего, и случится, заявятся судебные исполнители с понятыми, история с удавом пойдет гулять с языка на язык, а такое и для прессы сенсация. И хозяин, не этот, а официальный, то есть начальник подполковника Ибраева прикажет размазать анекдот на телевизионных экранах как свидетельство извращенного разложения аппаратчиков.

Все это представлялось политикой, лишенной в глазах Ибраева практического смысла, поскольку в данном случае, то есть он, Ибраев, и хозяин квартиры оказались в одной связке - один как следователь, а второй как арестант следственного изолятора - в угоду пустым интересам пустых людей. Зятья могущественного тестя втягивались в междоусобицу, для чего использовали свои ведомства. Баи стравливали дворни. Никаких национальных интересов защищать не требовалось, а, стало быть, не приходилось эти интересы и предавать, оказавшись на поводу у хозяина квартиры, настоявшего на этом тайном полете, чтобы устроить похороны околевшему удаву.

Весь перелет из Астаны в Алматы подполковник сожалел о том, что сказал подследственному о смерти рептилии. Дернуло за язык и - начались дурацкие заботы. Теперь Ибраев подумал: удачные похороны. Во-первых, появилось железное оправдание, если про полет, хотя это и мало вероятно, пронюхают старшие по команде на улице Кенесары*) в Астане. И во-вторых, наметилась перспектива наконец-то выдвинуться...

Прожорливая гадина появилась в квартире после переезда в неё этого человека. То есть, полтора года назад. Это открывало новые обстоятельства, которые превращали "дутое" дело в настоящее. Казавшиеся оборванными навсегда и почти нереальными темные связи подследственного, которыми Ибраеву приказали лишь припугнуть хозяина квартиры, и не более, обозначились вдруг, пусть слабеньким пунктиром, но осязаемо. Показушное расследование, внушавшее отвращение, оборачивалось, похоже, предчувствием крупного улова.

Если смердящего, путающегося в узлах собственного тела, жрущего живьем поросят и кроликов Леона в четыре с лишним метра длиной и полсотни килограммов весом какие-то люди доставили в целости и сохранности, минуя таможни и пограничников, из Бангкока в Аламаты, это значило, что эти люди могли позволить себе поистине многое. Прибывший в добром здравии удав стал материальным свидетельством их могущества, мастерства и ловкости, доказательством неограниченных возможностей доставлять что и куда угодно. Даже дракона, если хозяин этой квартиры пожелает. Вот именно - дракона. Который околел.

Лицо подполковника национальной безопасности Бугенбая Ибраева окаменело окончательно.

Каминные часы пробили вслед им десять утра, когда они, вытащив из квартиры чемодан с мертвым Леоном, закрывали дверь. Резиновые перчатки и пластиковые опорки с ног бросили в мусоропровод. На удивление, охранника за цементным прилавком в сенях подъезда не оказалось.

Когда хозяин змеиного трупа вышел к "Тойоте-Лэндкрузер-Прадо", чтобы подогнать джип к тяжелому чемодану, знобящая мгла заметно поредела. Огромный желток набухал над крышей Академии наук, словно бы готовясь, лопнув, стечь по ней на площадь и дальше под уклон по бульвару перед помпезным дворцом. Это солнце собиралось пробиться к полудню. Было безлюдно и казалось, что автомобили, грудившиеся вокруг академии, пригнаны свидетельствовать соболезнования вместо своих владельцев. А может, так и происходило на самом деле...