Блистательные сцены жизни. Трагедия дель арте - Виктор Гусев-Рощинец

Это оказался маленький невзрачный человечек с глазами умалишенного. Сделку заключили быстро. Он берет всю партию оптом. Для поднятия революционного духа все средства хороши. В топку надо подбрасывать горючего. Демократия требует жертв. Украина таки прорубит себе окно в Европу.

На столе появилась бутылка коньяка. Аглая достала из сумочки конфетку – подарок. Комендант вежливо поблагодарил. Выпили – за успех Великой Украинской Революции. Шербан принес коробку. Это первая партия, сказала Аглая. Если уважаемый комендант пожелает, поставки будут следовать в соответствии с заказами. Еще немного светской беседы, обмен «позывными», и они ушли. В сумочке у Аглаи остался лежать чек в Национальный банк Украины, подписанный неким Д. Брайденом, и «охранная грамота» – пропуск на бланке СБУ Украины.

Нас убьют, сказал Шербан, мы даже не успеем дойти до банка. Аглая усмехнулась. «Не думаю. Деньги-то чужие. Ты видел его глаза? Это фанатик. Фанатики – люди действия. Они убивают – но только за идею. Не из-за денег. Вспомни Французскую Революцию. Тоже ведь „великая“. И наша Октябрьская – не лучше. Но главное – он будет ждать следующего заказа. Демократия ненасытна».

Они благополучно получили деньги и отправились в Крым. Вскоре в Ялте открылся небольшой отель с поэтическим названием «Аглая».

Едва Крым отринул ненавистное бандеровское иго, я поспешил припасть к его многострадальной груди. Мне не терпелось пробудить впечатления, питавшие мою «севастопольскую страду» – моего «Шпиона неизвестной родины». Вновь увидеть Ялту, город моей мечты! Я воспел его безымянным в «Железных зёрнах».

Я шел по ялтинской набережной, удаляясь от Морского порта. Вспоминал. Передо мной вставали годы – пятьдесят пятый, пятьдесят шестой, годы моей студенческой юности, окрашенные в тона беззаботного веселья. Тирания пала, прогнулся «железный занавес», повеяло оттепелью. Все говорили по-русски, Но все вывески были на украинском. Казалось, это не предвещает ничего плохого. Нам не дано заглянуть на полвека вперед.

В порт вошла туристическая «Бретань». Мы танцевали на причале «буги-вуги» с милыми француженками под звуки джаза. Музыканты в шутовских одеждах восседали на самодельных подмостках.

Я искал пристанища. В дальнем конце набережной я увидел небольшую двухэтажную гостиницу. На фронтоне прочел: «Аглая». Я вошел. Навстречу мне из-за конторки вышел коренастый мужчина лет пятидесяти. Представился – Максим Шербан, администратор. Мы обменялись рукопожатием. Меня поразило будто вырубленное из камня его лицо. Я подумал – господи, вылитый Жан Габен! Он проводил меня в номер..

Нередко случается так, что люди с первого взгляда проникаются взаимным доверием. Мы подружились. Тогда он и рассказал мне эту удивительную историю

2. Ариец

Выступая перед выпускниками Арийской военной академии, он был необычайно эффектен. Можно даже сказать – красив. Светлый загар оттенял копну вьющихся волос цвета воронёной стали, едва тронутых благородной сединой. Мимолётная улыбка, время от времени скользившая по его лицу, обнажала ряд ослепительно белых зубов, казалось, ещё не тронутых дантистом и, без сомнения, несомых сильными челюстями. Они свидетельствовали о твёрдом характере и сильной воле. Большие выразительные глаза метали чёрные молнии. Он говорил об избранности нации, которую волей Бога ему довелось возглавить, чтобы нести миру плоды арийской демократии и новых доселе невиданных ценностей. Пожалуй, единственное, что несколько нарушало гармонию его безусловного ораторского искусства, была странная манера крутить головой, но ведь никто не знал, что это обыкновенный тик, от которого страдал он с детства, но так и не мог избавиться на протяжении всех сорока пяти лет своей бурной жизни. Взгляд направо. Взгляд налево. Взгляд направо. Взгляд налево. «Не верти головой!» Этот постоянный призыв школьных учителей до сих пор звучал в его ушах, но даже призванные психологи были бессильны справиться с этим загадочным недугом. Он не мог долго задерживать взгляд на одном предмете. Это было частой темой кулуарных шуток, которые доходили до его ушей, приводя в бешенство и воистину становясь причиной удивительных политических шагов.

Сегодня он с утра был не в духе. За завтраком Гвельда вернулась к недавнему инциденту, ставшему причиной маленького общественного скандала. Вездесущие папарацци со своими ядовитыми телекамерами заметили. как он кокетничал с молоденькой секретаршей, на какое-то время, казалось, совершенно забыв о жене, сидящей одесную. Сбегал налево, шутили недруги. Ладно бы какая корпоративная вечеринка, а то ведь на глазах всего мира, и где! – на торжествах, посвященных их победе в той давней Великой войне.

После завтрака, уже будучи в раздражении он поднялся в круглый кабинет и приступил к исполнению государственных обязанностей. Он не любил свой кабинет. Всякий раз, входя сюда, он ощущал лёгкое головокружение и задавал себе один и тот же вопрос, суть которого сводилась примерно к следующему: какому идиоту пришла в голову эта сумасбродная идея – сделать кабинет руководителя великой страны круглым как детская карусель. Впрочем, недавно он, кажется, нашёл ответ. Четыре французских окна, выходящие на четыре стороны света, символизировали устремлённость его великодержавной политики. Письменный стол и кресло, установленные на специальной платформе в центре этого в сущности небольшого помещения, поворачивались одним нажатием кнопки туда, куда в данный момент направлялась его политическая мысль и несгибаемая воля. Сегодня они предполагались быть направлены на Восток.

Он уселся в кресло и повернул свой «государственный корабль» навстречу восходящему солнцу. Штору при этом пришлось задёрнуть, чтобы не слепило глаза.

Уже много дней он был одержим одной новой, впрочем не очень оригинальной идеей. Он, конечно, понимал, что у него были предшественники, но ведь ни одному из них не удалось воплотить в жизнь это великое предприятие – покорить, подчинить себе Восточную деспотию, которая не однажды уже разрушенная, снова возродилась из пепла и угрожает миру. Он понимал, что задача эта представляет собой крепкий орешек, но тем почётнее, тем слаще будет победа. Диктатор должен быть свергнут, остальное довершит демократия, возглавляемая «пятой колонной». Метод проверенный. Пусть и не он изобрёл его, но ведь главное – мастерство исполнителя, а тут, он это хорошо знал, ему не будет равных. Одна заковыка – бездарные у него помощники.

Первым он вызвал Брайдена. С порога встретил его вопросом.

– Послушайте, Джон, ваша операция с кокаином прошла блестяще. Я думаю, что только благодаря ей в этой захолустной Крайне восторжествовала демократия. Умение применять силу – ваша отличительная черта. Я очень ценю её. Но какого чёрта этот поросячий король, которого мы возвели на престол, миндальничает со своими свиньями? Мы подчинили себе полмира и не можем справиться с горсткой головорезов? Как это понять?

– Сэр, вы очевидно плохо знаете этих свиней, или, как вы изволили сказать – головорезов. Этот восточный народ смел и упрям, и будет стоять до тех пор пока хоть один солдат сможет держать в руках оружие.

– Не верю! Немедленно поезжайте и внушите этому ублюдку, купившему с нашей помощью власть, что для достижения наших целей – я подчёркиваю НАШИХ – все средства хороши!

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Разве не понятно? Я имею в виду все виды оружия. Наземные и воздушные. Бить по площадям. Крупные города должны быть стёрты с лица земли. Огнемёты, фосфор, напалм.

Брайден перебил его.

– Но, сэр… Мирное население…

– О чём вы говорите! Там нет мирного населения! Там одни террористы! А если есть, то это лишние люди!

Он помолчал.

– И вот ещё… Скажите ему, что мы готовы предоставить им нейтронную бомбу. Средней мощности. Калибра «Ланс».

– Но, сэр… Для этого потребуется разрешение парламента.

– Это мои проблемы. Идите и выполняйте.

– Слушаю, сэр.

Брайден идёт к выходной двери. Но его настигает ещё один вопрос.

– Джон, одну минуту.

– Да, сэр.

– Вы знаете, меня всегда интересовали такие вещи… Как там эта любовная парочка? Не разбежались ещё? Ну, там, в этом их так называемом конгрессе… Филин и боксёр.

– Сэр, это не в конгрессе. Вы очевидно имеете в виду столичного голову и премьер-министра.

– Да-да. Вот именно. Конечно.

– Дело в том, сэр, что теперь это не пара, а троица Любовь втроём. Вы очевидно знаете что это такое.

– Безусловно. Кто же третий?

– Вы удивитесь, сэр. Третий – баптист и по совместительству председатель конгресса!

– Боже мой! Какая варварская страна!

– Вот именно, сэр. Я могу идти?

– Конечно, Джон. Желаю успеха.

Он остался один. Откинулся в кресле. Задумался. Варварская, варварская страна эта Крайна. Зачем она нам? Земля, земля и только земля! Кому сейчас нужен уголь? Затопим шахты, снесём заводы, огородим степь и начнём добывать сланцевый газ. Тогда посмотрим, что запоёт восточный диктатор с его газовой иглой, воткнутой в наш бок.