Блистательные сцены жизни. Трагедия дель арте - Виктор Гусев-Рощинец

Он не мог на это смотреть. Но приходилось. Навязчивые зрелища устрашения подстерегали всякий раз как он нажимал на кнопки своих электронных «осведомителей». Можно было подумать, что они прививают ему чувство вины, хотя по большому счёту вина ложилась на тех кто восседал а этом кабинете задолго до него.

Утро вступало в свои права. Он взошёл на платформу, сел к столу и развернулся лицом на восток. Солнце стояло уже высоко. Было десять часов утра. Пробежав по клавишам «интерьерного» пульта, он во мгновение раздвинул штору и открыл одну из створок окна. По его коротко остриженной голове пробежал лёгкий ветерок, насыщенный ароматом жасмина.

Книга лежала перед ним словно мина замедленного действия.

Как часто свойственно нам бессознательно отодвигать от себя нечто такое, что может разрушить наши представления о мире или о самом себе! Мы боимся встречи с неизбежностью.

Взгляд, устремлённый на восток, вернул его мыслями к надоевшей Крайне. Он пододвинул к себе папку с неотложными документами.

Первым был указ о вводе в Крайну ограниченного контингента арианских войск. Конгрессом это было уже одобрено. Он выбрал в письменном наборе самый красивый «паркер», испробовал в черновике со «спецбумагой». Тот был безупречен.

Перед его мысленным взором на секунду мелькнула испитая физиономия его старого друга Чарли Бриджлава. «Убивать русских!, Убивать русских!» – ещё раз прозвучали в его ушах истерические вопли незадачливого вояки. Дорого стоили ему эти слова. Загадочная смерть в Париже… Пожалуй, Чарли был слишком категоричен. Но в принципе…

Прыжок в неизвестное! И через секунду в положенном месте красовалась его размашистая подпись.

Он откинулся на спинку кресла. Руки дрожали, на лбу выступил холодный пот. Надо было снять напряжение. Порция виски. Лёд.

Возвращаться к столу не хотелось. Он подошёл к окну со стаканом в руке. Посмотрел вдаль. На горизонте различил дымы и красную полоску пожарищ. Но нет, ему это только показалось. Горизонт был чист.

Он вернулся к столу. Алкоголь, как у него всегда бывало, вернул ясность мыслей. Впереди была ещё более ответственная работа. Речь шла о подготовке послания Конгрессу в поддержку закона о введении на всей территории Арианы свободы «сексуальных вероисповеданий». Он знал, что в одном из секторов их демократического общества процветает многожёнство. Надо было сделать ещё один шаг в направлении свободы личности и наделить соответствующими правами адептов Содома, Гоморры и Лесбоса.

Он вдруг ощутил, как на его плечи навалился груз государственной ответственности. Что там эта несчастная Крайна с её потешной камарильей во главе с шоколадным пропойцей, от которого во время их последней встречи за версту разило палёнкой. Как говорят русские – «табуретовкой». Он был знаком со многими русскими арийцами и уважал их за умение пить вёдрами не хмелея.

Ему показалось, что лежащий перед ним почтовый конверт шевельнулся, будто в нетерпении открыться своему адресату. Преодолев искушение, Ариец отодвинул его подальше, с глаз долой. Он почувствовал, что обрёл состояние лёгкого опьянения, когда самое время начать творить. Он вспомнил своего любимого писателя Чарли Бука, который никогда не садился за пишущую машинку без банки крепкого пива.

Он придвинул к себе стопку мелованной бумаги и написал первую фразу. «Уважаемые господа! Я призван Богом и Провидением освятить наконец фундаментальное право человека распоряжаться своим телом…»

Он отложил перо. Задумался. Телом? Плохо. Он зачеркнул неудачное место и внёс поправку – «…человечества распоряжаться своими телами и душами». Перечитал и понял, что опять плохо. Надо было добавить.

Ещё порция виски. Лёд. Подумал – хорошо там Джефу Прайту в этой Крайне, где все распоряжаются своими телами как хотят. Да и чужими тоже. Никаких проблем. Одно слово – лаборатория! Мозгляк Прайт будет исследовать процессы адаптации арианского образа жизни в славянской среде! Смех и грех, как говорят русские. Да ещё этот проходимец грузин-губернатор. А здесь даже нельзя завести подругу без согласия жены! Не долее как вчера Гвельда на его робкую просьбу ответила категорическим отказом.

И тут его осенило. Он заведёт друга! В конце концов надо же испытать самому прелести платонической любви, о которой твердит мировая литература на протяжении тысячелетий. И не так опасно. Гвельде даже в голову не придёт.

Ещё одна порция виски. Лёд. Мысли начали путаться. И он решил отложить сочинение на завтра.

Ему показалось, что присланная книга в дальнем углу стола слегка пошевелилась, будто стараясь привлечь его внимание. Он осторожно придвинул её к себе и открыл на указанной странице. Начал читать.

«Один из местных царьков по имени Чалла сообщил участникам португальской экспедиции, каким образом умирает Маттиамво. «Наши Маттиамво, – сказал Чалла, – обычно либо погибают на войне, либо умирают насильственной смертью. Нынешнему Маттиамво предстоит умереть от руки палача, ибо он уже выпросил себе достаточно долгую жизнь. После вынесения Маттиамво смертного приговора, мы обычно приглашаем его принять участие в войне с врагами и по такому случаю сопровождаем вместе с семьёй на войну. Если он остаётся цел и невредим, мы вновь вступаем в войну и сражаемся три или четыре дня подряд. После этого мы неожиданно оставляем Маттиамво с семьёй на произвол судьбы. Покинутый владыка приказывает воздвигнуть для себя трон, и, сев на него, собирает вокруг себя членов своей семьи. Он отдаёт матери приказ приблизиться, и она становится перед ним на колени. Он отрубает голову сначала ей, потом поочереди сыновьям, жёнам и родственникам, а в заключение своей любимой жене по имени Анакулло. По окончании казни Маттиамво в пышном одеянии ожидает собственной смерти, которая незамедлительно следует от руки должностного лица, посланного соседями, могущественными вождями Каниквинга и Каника. Этот человек сначала перерубает ноги и руки Маттиамво во всех суставах, а потом отрубает ему голову. По совершении казни обезглавливают самого палача. Все вожди удаляются из лагеря, чтобы не присутствовать при казни Маттиамво. В мои обязанности входит присутствовать при казни и заметить место, в котором два великих вождя спрячут останки Маттиамво. Эти вожди входят во владение всей собственности казнённого монарха и его семьи и забирают её с собой. Тогда я приступаю к погребению изуродованных останков Маттиамво и возвращаюсь в столицу для того чтобы провозгласить начало нового правления. После этого я возвращаюсь на место захоронения останков монарха, за сорок рабов выкупаю их вместе со всей собственностью покойного и передаю всё это вновь провозглашённому Маттиамво. Такой смертью уже умерли многие Маттиамво, не избегнет ей и нынешний».

Дальше следовали описания других подобных обычаев смены власти на африканских просторах Все они сводились к умерщвлению правящих кланов.

Ариец закрыл книгу. Задумался. По меньшей мере, он был удовлетворён тем, что докопался до истины. Обычаи, подумал, конечно изменились, но меньше, чем нас изменило время. Недаром отец предостерегал его от стремления приблизиться к власти. Он не внял его совету, и понял, что совершил ошибку.

Ночью ему приснилось, что над ним занесён топор. Он проснулся в ужасе и до утра не мог уснуть.

5. Наказание неотвратимо

Пилот

В тот памятный день, когда он вернулся на базу, принимавшая его команда обслуживания была немало удивлена поведением пилота. После приземления он уснул в кабине, и его пришлось вытаскивать, как говорят, на свет божий всем составом, потому как разбудить было совершеннейшим образом невозможно.

Известно, что в минуты смертельной опасности часто случается так, что человек «сбегает в сон». Может заснуть под обстрелом, под бомбами. Очнувшись, может не помнить что до того с ним происходило. В психологии это называется «шоковая амнезия». Память может вернуться, однако утаив то, чему обязана была своим бегством. Этакое таинственное устройство психики, заслоняющее от нас зрелище ада.

Он проспал без малого сутки в лётной медсанчасти, куда его доставили и уложили на кровать в приёмном покое прямо в лётном комбинезоне. Врач постоял над ним, измерил пульс, приложив ладонь ко лбу, оценил температуру тела. Всё было в норме. Оставалось только ждать пробуждения. Но трудно было поручиться, что это не тот сон, который именуется летаргическим. Впрочем, ведь и он остаётся в медицине довольной загадкой.

Когда встала проблема естественных отправлений, лётчика всё же пришлось раздеть и перевести в палату реанимации городской больницы со всеми её необходимыми приспособлениями.

Ещё через сутки он ненадолго очнулся и попросил пить. Ему дали стакан красного вина пополам с водой. Он выпил и снова уснул.