Увядание розы - Наталия Орбенина

Вера вздохнула и обняла Вениамина Александровича за шею.

– Слава Богу, примирились! – Извеков облобызал дочь в высокий лоб.

В сумерках они прибыли к дому, который соответствовал духу хозяина. Деревянное строение напоминало собой некое подобие готического замка в уменьшенном виде: узкие башенки, вытянутые вертикально окна с орнаментом, витиеватые перила лестницы, высокая острая крыша с флюгером, замысловатое крыльцо. Не хватало только рва с подъемным мостом (на это не хватило денег) и собственного домашнего привидения.

– Посмотри! Посмотри, Вера! Там кто-то есть! Это она, она вернулась! Я был прав! – Извеков захлопал в ладоши от радостного возбуждения, указывая на освещенные окна дачи.

Вера оказалась неприятно удивлена.

Стало быть, она совсем не знала мачеху, коли так ошиблась. Неужели и впрямь вернулась?

Глава 2

Отец и дочь поспешили в дом. В небольшой гостиной, со вкусом обставленной светло-коричневой мебелью с кремовой обивкой, на диване расположилась с книгой на коленях молодая белокурая дама.

Маленькая изящная шляпка с плюмажем покоилась на столе. На даме был горчичного цвета жакет, ладно сидящий на ее стройной фигуре. При виде Извековых она легко поднялась, раскрытая книга упала на пол.

– Оля? – строго произнес Вениамин Александрович. На его лице не было и тени радостного возбуждения. Он входил в роль оскорбленного и сурового мужа.

– Здравствуй, Вениамин Александрович, – произнесла Ольга, но не подошла к мужу, а двинулась к падчерице. – Здравствуй, милая Вера!

– Здравствуйте! – Девушка холодно поцеловалась с мачехой и подняла упавшую книгу. – Однако папеньку читаете! – произнесла она с торжеством.

– Что ж тут удивительного! Весь город только и говорит, что о новой книге, так сказать, господина Извекова.

Вениамин вздрогнул. Ему не понравилась последняя фраза жены. Показалось?

– Вот именно, что весь город! – пылко продолжала Вера. – И вы пожелали присоединиться к папиному торжеству?

– Пожалуй, – уклончиво произнесла Ольга Николаевна и внимательно посмотрела в лицо супруга.

– Что ж… – Извеков прошелся по комнате, помолчал, разглядывая жену. – Вероятно, нам нужно обстоятельно поговорить, и сделать это надо, не откладывая ни на минуту. Ведь ты хочешь поговорить, Оля, не так ли?

Ольга Николаевна кивнула головой.

Вениамин Александрович вздохнул. Она прелестна, на нее нельзя долго сердиться, но он должен выполнить свой тяжкий долг и указать на порочность ее поведения, заставить осознать глубину нравственного – падения. Да, именно так надо поступить.

Супруг мысленно выстраивал в голове обличительную речь. Он-то знал цену слова!

– Вера, дочка, пойди к себе да похлопочи насчет легкого ужина, а мы потолкуем в кабинете.

Муж и жена удалились, а Вера осталась одна в расстроенных чувствах. Конечно, папа уговорит ее возвратиться. И опять она воцарится в семье. Вера не могла решить для себя, хорошо это в нынешних обстоятельствах или нет. Очень хотелось подслушать разговор. Как мачеха будет каяться, какими словами ее будут бранить? Девушка поколебалась немного и бесшумными шагами подошла к двери отцовского кабинета. Однако, как она ни старалась, до ее слуха долетали только обрывки разговора, да такие странные, что ничего невозможно было понять. Она слышала только реплики отца, когда тот переходил на крик, Ольгина тихая речь оказалась недоступной для посторонних ушей.

– Это немыслимо, ты лжешь! – громкий возглас Извекова. – Мистификация!

Ты не посмеешь, нет, это немыслимо!

Потом разговор перешел на приглушенные тона. Вера с недоумением улавливала только интонации.

– Хорошо, будь по-твоему. Мне надо все обдумать…

Чувствуя, что разговор заканчивается, Вера поспешила прочь. Она пошла на кухню, недоумевая, о каком семейном ужине можно говорить после подобной беседы.

Назавтра прибудет прислуга, и жизнь войдет в привычное комфортное русло, а пока придется обойтись скромным угощением.

Вера неохотно кружила по кухне и чутко прислушивалась к звукам дома. Скрипнула дверь, вошла Ольга.

– Ты справишься сама?

На щеках молодой женщины играл возбужденный румянец, в глазах плескалось торжество. Вера не знала, что спросить, как говорить с ней. Что решено? Ольга Николаевна прервала ее мучительные колебания.

– Все кончено, Вера! Ты можешь торжествовать! Мы разводимся! – выдохнула с порога мачеха.

– Но папа говорил, что никогда не даст вам развода! – вскричала падчерица. – Он не может допустить, чтобы его известность пострадала от скандала!

– И тем не менее он согласился, у него не было выбора, – уверенно произнесла Ольга. – А что до скандала, то это только пойдет на пользу его популярности!

Вера тяжело опустилась на стул.

– Ты сейчас уедешь или.., или останешься? – нерешительно произнесла девушка, снова перейдя с мачехой на «ты», как это было меж ними всегда – Уже поздно, на ночь глядя я не поеду. Завтра, как можно раньше, пока он не встанет…

Они печально посмотрели друг на друга. Ольга подошла к падчерице и нерешительно обняла ее. Та не отстранилась, предательские слезы полились сами собой, против ее воли.

– Я бы тоже хотела поплакать, Вера, о своей погубленной молодости, растоптанной любви и растаявшем счастье, но я не хочу чернить Вениамина в твоих глазах, впрочем, ты уже взрослая и многое видела сама.

– Ты больше совсем-совсем не любишь его? – тихо простонала девушка.

– Прошу тебя, не будем говорить теперь об этом! Видит Бог, как мне тяжело!

Я пойду лягу, но ты к нему не поднимайся, не надо. Я думаю, что ужина ему уже не хочется, поверь!

С этими словами Ольга Николаевна удалилась в свою бывшую спальню. Вера перестала хлопотать на кухне и снова подошла к кабинету отца, хотела постучать, но передумала. Из-за двери доносились невнятное бормотанье, ненавистное позвякивание стекла. Девушка замерла в раздумье, а потом пошла по коридору в темноту пустого дома.

Глава 3

Вениамин Александрович после разговора с женой пребывал в ужасном состоянии души и тела. Гром небесный, гибель, мучительное балансирование на краешке былого великолепия! Крах надежд и честолюбивых мечтаний! Как он оказался неразумен и неосторожен! И теперь придется плясать под чужую дудку, и кому! Ему, Извекову, повелителю дамских сердец!

Под тяжестью невыносимых дум голова упала на письменный стол, руки бессильно повисли вдоль тела. Упираясь щекой в гладкую темную поверхность палисандрового дерева, он с тоской взирал на горы рукописей, в величайшем беспорядке громоздившиеся вокруг. Вот она, погибель!