Загадка Таля. Второе «я» Петросяна - Виктор Васильев

Читатель найдет в этой книге жизнеописание двух поразительно разных шахматистов, полярных по характеру людей. Они настолько разные, что уже одно сопоставление их, одно присутствие рядом рождает то ощущение единства противоположных полюсов, которое составляет основу драматического конфликта вообще. Драматические писатели знают секрет хорошей пьесы. Не надо выдумывать замысловатых «жутких» сюжетов. Надо создать два истинно живых характера и вывести их на сцену одновременно. Они начнут взаимодействовать даже помимо воли автора. Такое взаимодействие создано в этой книге. Два жизнеописания и создают тот философским и психологический контрапункт, который рождает цельность. Поэтому один из выводов, который неизбежно сделает читатель, заключен в парадоксе: может быть, Талю не хватило в характере и шахматном, и человеческом петросяновского, а Петросяну — талевского.

Но что значит «не хватило»! Оба ярким факелом своего шахматного гения осветили мир шахмат. Для одного долгой драмой был путь наверх, к шахматному трону, для другого, взлетевшего туда молниеносно, — путь вниз. Вместе они показывают, какое великое подвижничество требуется сегодня для завоевания шахматного первенства мира, какое уникальное дарование и что такое человек на шахматном троне.

Оба они — воспитанники советской шахматной школы, прошли справедливый и в высшей степени сложный путь к короне. И единственное, в чем не разнятся характеры и поступки героев этой книги, — это их преданность шахматному миру, честное выполнение взятых на себя обязательств по отношению к сотням миллионов шахматистов во всех странах и присущее обоим ощущение принадлежности к советскому шахматному коллективу. В остальном они разные!

Таль и Петросян — неповторимые индивидуальности. А надо сказать, что первая особенность советского шахматного движения, как оно сложилось после Октябрьской революции, заключалась в том, что при всей его массовости всегда создавались условия для совершенствования выдающихся талантов. Когда с началом тридцатых годов шахматная жизнь на Западе сникла и экономический кризис, а затем военное предгрозье загнали шахматы на дальнюю периферию культурной жизни, когда талантливые одиночки метались по земному шару в поисках хлеба насущного, когда начал вырабатываться тот практичный «беспроигрышный» способ игры и спасительные «пол-очка» стали цениться превыше всего, наша страна предложила огромное разнообразие талантов.

Этот шахматный климат, в котором вырастали оба шахматиста, несомненно, почувствует читатель. Но он почувствует и другое. Не слишком обширно, но точными штрихами обрисовывается в книге время и социальная среда, в которой росли Таль и Петросян. Счастливое, несмотря на военные потрясения, детство первого и трудовая, не слишком сытая молодость второго, конечно же, сыграли свою роль в формировании их характеров, и человеческих, и шахматных. Достоинством книги является то, что автор ее нигде не навязывает своих заключений на этот счет, но тактично дает обстановку и обстоятельства жизни, предлагая нам поразмыслить о времени, об исторических событиях, общественных катаклизмах, вспомнить свою жизнь, свою молодость, а если мы молоды, то показать нам, что наше бытие вместе со страной и народом определяет в конечном счете и наше сознание, в том числе и шахматное. Каждое время рождает свой тип шахматиста. Его человеческий образ и его шахматный стиль тоже своеобразный общественный «датчик».

Страницы, посвященные детству и отрочеству героев, — отличные страницы!

И, наконец, эта книга — своеобразный портрет современного шахматного мира, данный в двух биографиях. В ней движущиеся образы великих шахматистов, соперников и друзей ее главных героев. Монументальный облик играющего Ботвинника; трагический Керес, вечный претендент; штурмующий трон великолепный Спасский — все они проходят перед нами в напряженной картине больших шахматных соревнований с их сгущенной атмосферой человеческих страстей. А где-то вдали появляется долговязый, совсем еще юный Бобби Фишер, и вечный вопрос вновь маячит на горизонте:

Человек с человеком или фигуры с фигурами?..

Надо отдать должное автору — с большой деликатностью и тонким тактом он повествует об интимном и сокровенном в своих героях, в то время как сами они — активнейшие члены мировой шахматной семьи, без которых немыслима ее такая яркая, интенсивная сегодняшняя жизнь. В характерах Михаила Таля и Тиграна Петросяна, в особенностях их дарования, в «необъяснимых» парадоксах их шахматной карьеры многое объяснено в этой книге и еще больше прояснено.

Книга В. Васильева учит думать о шахматах, потому что она учит думать о жизни…

ЗАГАДКА ТАЛЯ

Трудно назвать имя в истории шахмат (а она щедра на таланты), которое вызывало бы столько яростных споров, сколько вызывало в конце пятидесятых годов имя Михаила Таля. Если не считать полулегендарного американца Пауля Морфи, который яркой, но быстро погасшей кометой промелькнул на шахматном небосклоне, ни один шахматист не будоражил так воображение современников, как Таль.

Его стремительный, неправдоподобно быстрый взлет, почти без разгона; фейерверк головокружительных побед, которых другому гроссмейстеру хватило бы на всю жизнь (Талю на них потребовалось три с небольшим года); наконец — и это, конечно, самое главное, — стиль его игры, предельно агрессивный, предельно рискованный, с каким-то бесшабашным пренебрежением к опасностям — все это ошеломило не только шахматных болельщиков, которые, вообще говоря, легко приходят в возбуждение, но и некоторых гроссмейстеров и мастеров, отнюдь не склонных легко раздавать комплименты. Добавьте к этому интригующий внешний облик — пронзительный взгляд чуть косящих черных глаз, нос с горбинкой, придающий Талю, когда он склоняется над доской, хищный вид, наконец, алехинскую привычку коршуном кружить вокруг столика, когда партнер обдумывает ход…

Пресса, особенно зарубежная, мгновенно подметила загадочность как фантастических успехов Таля, так и его облика. Таля начали называть «демоном», «черной пантерой», «Паганини», намекая на сходство во внешности и на «дьявольское» умение Таля играть «на одной струне», то есть создавать позиции, где все висит на тончайшем волоске.

Кое-кто стал даже всерьез поговаривать, будто Таль обладает способностью гипнотизировать своих противников, заставляя их силою каких-то неведомых магнетических чар избирать неверные планы.