Коты-колдуны - Кирилл Баранов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чтоб мне в колодец ухнуться! Чтоб мне в усах запутаться! Что за балаганная колымага всунулась напротив моих ворот?! – мужик подбежал к повозке, заглянул с одной стороны, заглянул с другой, ища хозяина, которым, по его мнению, мог быть только человек. – Извольте провалиться сквозь землю, пока я не достал из ножен мои кулаки!
Трофим как ни в чем не бывало и дальше украшал навес непонятно чем, зато изнутри вылез тощий и взлохмаченный рыжий кот. Кота этого звали Лишайным.
– Ты, что надо?! – воскликнул он таким угрожающим тоном, от которого коты попроще бросаются наутек и дырявят головами заборы. – Брысь отсюда!
– Брысь отсюда!? – возмутился толстяк и показал коту кулак. – Ты мне тут потабарь, рожа усатая! Ну-ка, где твой хозяин, суй его сюда. Перегородили мне, видишь, подход, так еще хамить думают не по-человечески! Вот здравствуйте!
Повозка и вправду закрыла ворота на постоялый двор, хозяином которого и был взбешенный этот мужик.
– Скажи ему что-нибудь, – разрешил Трофим.
– Ага! – воскликнул Лишайный. – Хозяина тебе хочется, храпун жиропузый? Ты не семени там, поближе подойди, бурдюк двуногий, я тебе так отваляю – без штанов побежишь! Долбня ты шиловатая, вопли орать не хлебца жевать, ѨѪѮѬѾ ты ѢѠѿѪѤ! Чтоб тебе ѰѮѾѥѧѤ ѪѬѧѡѳљћ ѩѯѧѸѼ҉ ѱ҂Ѥђ҈Ѿѿ и потом ѣѡѪѨѤҀҾӍ на ушах повисло!
Все эти загадочнейшие символы – страшные матерные заклинания, расшифровать которые может лишь лютый колдун, поэтому не стоит переживать, читатель, если вы не сумели их прочитать. Впрочем, если вы лютый колдун и прочитать их сумели – берегитесь! Стоит лишь произнести их, хоть мысленно, и у вас тут же загорится белье. Поэтому для вашей же безопасности, читатель, все колдовские заклинания в этой книге обезврежены и исковерканы. Однако же, автор не может поручится, что не пропустил где-нибудь среди сложных фраз и кошачьих завываний обрывка наговора или проклятия кривого носа, поэтому, перестраховки ради, прежде чем читать эту книгу, спрячьте подальше все, что сложно потушить…
Заклятие Лишайного подействовало сразу – ошалевший толстяк задергался и задымился весь из-под штанов! Принюхиваясь к запаху, он торопливо попятился обратно к дверям постоялого двора, не отрывая взгляда от сердитого котяры.
– Э, ты куда пошел? – не отставал Лишайный. – Ҝ҈ѿҀ҃҄ѻѺ ты ѾѶ҈ѪѮѤѠ! Не такой крикливый теперь? Язык вздулся? Сейчас еще волдырями затянет! Ты не беги, я тебе сейчас, хозяин ты наш, петушка твоего цыплячьего в кошачий хвост превращу, детишкам на радость, жене на потеху.
Провожаемый угрозами и насмешками хозяин постоялого двора спрятался за дверь, но, когда кошачьи крики поутихли, высунулся обратно – швырнуть что-нибудь потяжелее в своего хвостатого обидчика, – однако испугался собственных мыслей и скрылся опять.
Ближе к вечеру по кривым деревенским улочкам пошли нестройно возвращавшиеся с полей крестьяне. Завидев цветастую повозку, они невольно, а иногда и спешно, отходили на дальнюю сторону дороги, косились на лошадей, на пустующее место возницы. Тем более что изнутри, из-под закрытого наглухо навеса, порой струился витиевато едкий дым, порой там что-то шумело, визжало, звенело, а временами сквозь складки и щели стрелял какой-то ослепительный свет.
Впрочем, крестьяне не доверяли колдунам и безо всех этих странностей. Все потому, что с полгода назад в Заунывненькую уже заглядывал один колдунишка, пустая душонка, волшебник с кислой улыбочкой. Тощий, плутоватый, дерганный какой-то, его притащил сам деревенский голова, который никак не мог справиться со своей развеселой дочерью. Староста попросил волшебника каким-нибудь магическим и колдовским способом вернуть его непотребной дочери самую обычную девичью честь, которая растрачивалась часто и с большим энтузиазмом. «О, – сказал обрадованный волшебник, – очень легко и с превеликим удовольствием! В таких каверзных делах я руководствуюсь волшебным правилом – клин вышибается клином! Дайте мне минут пять, хо-хо!»… Волшебника этого потом двое суток гоняли по деревне, травили собаками и обхаживали колотушками.
И вот сегодня, когда в деревню снова заявились какие-то бродячие колдуны, люди обходили их стороной и если и бросали взгляды, то взгляды эти бросали как камень. Разве что дети, особенно мелкие чумазые хулиганы, тыкали в кривобокую повозку пальцами и что-то там гыкали на своем детском языке.
К вечеру улица опустела. Не видно были ни крестьян, ни обитателей колдовского фургона. И лишь когда солнце село вконец и стемнело совершенно, неподалеку от повозки нарисовалась покачивающаяся фигура. Некий силуэт подошел ближе, рыгнул раскатисто – и упал. Похрюкав немного на коленях, человек кое-как поднялся обратно на ноги, но качало его так, что он мог в любой миг рухнуть обратно на дорогу.
Человек этот, нужно сказать, был не кто-нибудь, а всем известный пьяница Тимошка. Тимошку знают все и повсюду. Вероятно, и вы, читатель, знаете Тимошку. Какого-нибудь одного или другого. Может статься даже, что вы и сам – Тимошка…
Как бы то ни было – из повозки вылезла кошачья голова.
– Опа! – воскликнул удивленный пьяница и, стараясь не упасть, заходил туда-сюда. – Кошак! Иди сюда, как тебя, кыс-кыс! Ой…
– Волшебство за гроши, – неуверенно произнес Трофим, оглядывая ночного пришельца с ног до головы. – Мяу…
– А! Колдуны! – понял наконец Тимошка и сосредоточенно уставился себе под ноги. Ноги эти постоянно двигались. – Тьфу ты, лед там, что ли? А ты, значит, колдун с хвостом?
– Мяу, – ответил озадаченный Трофим.
– А я… – Тимошка продолжил предложение чем-то вроде «буль-буль-буль… э-э-э…», а потом, словно ничего не случилось, сказал: – А ты можешь заколдовать меня так, чтобы я всегда был пьяный и беспечальный, как козел, чтобы небо в цветах и жизнь как будто на сене лежишь?
Трофим хотел сказать что-то, но задумался и произнес:
– Я сейчас, – и исчез под навесом.
– Опа! – восхитился пьяница. – Колдун! Оп – и нету!
Не прошло и десяти секунд, как кот высунулся обратно, да так внезапно, что Тимошка дернулся от неожиданности и заплясал.
– Лезь внутрь, – пригласил Трофим.
– Опа! Ну-ка, – всем известный забулдыга обрадовался и полез было через высокие борта фургона, но не удержался, грохнулся на спину, охнул и издал какой-то неприятный рыгающий звук. – Я уже внутри? Чей-то за нога тут у меня под головой?.. А, моя…
После долгих пируэтов, после сложных кровавых кульбитов, обломав ногти, Тимошка ввалился-таки в фургон носом вниз и, кувыркаясь, задел чадивший под потолком медный светильник.
Внутри, в духоте, в сиреневом с пятнами полумраке всюду валялись в бережном беспорядке одеяла, покрывала, рваные тряпки и полотенца. Среди складок хрустели россыпи засохших крошек, катались скорлупки и покусанные шарики, вероятно, скатанной в
