Сто лет криминалистики - Юрген Торвальд

Рабочее место Бертильона находилось в углу одного из больших залов, в которых громоздились картотеки на уголовников Франции. Летом здесь было невыносимо жарко, а зимой — так холодно, что коченели ноги и приходилось писать в перчатках. Здесь, несколько в стороне от других, Бертильон заполнял карточки.

Холодной весной 1879 года он сидел в своем углу и замерзшими пальцами вносил в карточки описания личности преступников. В них то и дело повторялось: «высокого», «низкого», «среднего» роста, «лицо обычное», «никаких особых примет». Все эти описания подходили к тысячам людей. На карточках были приклеены фотографии, выполненные «фотографами-художниками». Поэтому фотографии были скорее «художественными» и часто «искаженными», так как арестованные противились фотографированию.

Весь материал, проходивший через руки Бертильона, служил наглядным примером кризиса, в котором находилась Сюртэ. Со времен триумфа Видока и создания его методов изменились и мир и общество, а вместе с ними — и сущность преступности. Но эти изменения еще не коснулись сознания общественности. До 1879 года лишь единицы предпринимали попытки осветить социологические, биологические и психологические истоки преступного мира. К ним относится бельгийский математик и статистик Адольф Кетле, который пытался подсчитать количество уголовных преступлений за последние десятилетия и высчитать процент уголовных элементов в человеческом обществе. С другой стороны, итальянский психиатр Чезаре Ломброзо провел изучение физиологии и психологии преступников. В тюрьмах и в психиатрических больницах Павиа он производил измерения черепов преступников и в результате пришел к выводу, что каждый преступник имеет определенные аномалии в строении черепа, которые делают его в большей, чем других людей, степени похожим на животное. Преступник, утверждал он, атавистическое явление, так сказать, рецидив человеческой истории; преступником рождаются. Вышедшая в свет в 1876 году книга Ломброзо «L'uomo delinquente» нашла определенное признание за пределами Италии и привлекла внимание ученых к личности преступника. В остальном же преступность по-прежнему оставалась неисследованной областью, воспринималась просто как факт, с которым нужно бороться. Однако нельзя не отметить, что в 1879 году все выглядело иначе, нежели в начале века. Следует также подчеркнуть, что с ростом населения и дальнейшим развитием промышленного производства увеличивалось и число преступлений.

Феноменальная память на лица преступников, которой обладал Видок, была единственной в своем роде. Но теперь не хватило бы и ста Видоков, чтобы запомнить лица бесчисленного множества преступников всех рангов, всплывших на поверхность болота преступлений в 80-х годах XIX столетия. С ростом общего уровня развития и образования вырос и уровень развития преступников. Провокаторам в тюрьмах редко удавалось перехитрить и что-либо выведать у заключенных, изменивших имена и внешность для сокрытия прежних судимостей. Преступники все реже попадались на крючки инспекторов, которые приветствовали их как старых знакомых. Что же касалось премий, установленных за идентификацию заключенных, то это все чаще приводило к тому, что жадные до денег инспектора и арестанты заключали сделки: арестант выдавал себя за разыскиваемого преступника и получал свою долю премии от инспектора. Все это вело к судебным ошибкам и тяжелым последствиям.

Картотека, служившая Видоку лишь опорой для памяти, стала теперь главным средством идентификации преступников. Но она переросла по своим размерам все границы и практически потеряла из-за этого смысл. Классификация по именам стала бессмысленной, так как воры, взломщики, фальсификаторы, мошенники и убийцы меняли свои имена. Классификация по возрасту, способу совершения преступления не оправдывала себя, потому что не удалось создать удобные для пользования разделы. Фотографии тоже мало помогали в работе: при наличии 80 000 фотографий было нелегко сличить вновь арестованных с фотографиями ранее судимых. В отдельных важных случаях инспектора и писари целыми днями рылись в этих фотографиях, чтобы разыскать одного-единственного преступника, имевшего ранее судимость.

В это время и сложились первые впечатления Альфонса Бертильона о работе полиции и Сюртэ.

3. Впервые наука приходит в уголовную полицию, но не находит поддержки

Пост писаря Бертильон занял 15 марта 1879 года. Спустя четыре месяца стало ясно, что история сделала удачный выбор, посадив именно его в пыльный угол полицейской префектуры Парижа.

Бертильон вырос в доме, где стремление к познанию закономерностей природы было невероятно сильно. Уже с детства ему было знакомо имя Чарлза Дарвина, революционная книга которого «О происхождении видов» опровергла догму библейской сказки о сотворении мира и доказала, что все живые существа являются результатом длительного процесса биологического развития. Бертильон слышал также о Луи Пастере, открывшем мир бактерий; о Дальтоне, Гей-Люссаке, Берцелиусе, которые развивали химию; он узнал об анатомах, физиологах и биологах. Часто Бертильон сидел у ног деда, когда тот исследовал растения, подразделял их на виды и семейства, систематизируя по алфавиту. Он был свидетелем того, как дед и отец производили измерения черепов людей разных рас, чтобы установить, имеется ли связь между формой головы и духовным развитием человека. Много раз он слышал имя Кетле — человека, стремившегося доказать, что строение человеческого тела подчинено определенным законам. Еще ребенком он стоял вместе с отцом и дедом перед «кривыми Кетле», которые показывали, что размеры человеческого тела имеют определенную закономерность. Отец и дед проверяли утверждение Кетле, что нет на земле двух человек, у которых совпадали бы размеры отдельных частей тела и что шанс встретить двух совершенно одинаковых по росту людей расценивается как один к четырем.

И вот в июле 1879 года, когда Бертильон, изнемогая от парижской жары, сидел и до одурения заполнял трехтысячную или четырехтысячную карточку, его вдруг осенила идея, которая родилась, как он позднее признавался, от сознания абсолютной бессмысленности его работы и одновременно из воспоминаний детства. Почему, спрашивал он себя, напрасно тратятся время, деньги и усилия людей на установление тождества уголовников? Почему цепляются за старые, грубые, несовершенные методы, когда естествознание установило возможности безошибочно отличать одного человека от другого по размерам тела?

Бертильон не знал, что еще 19 лет назад, в 1860 году, директор тюрьмы Луван, Стивенс, безуспешно предлагал, ссылаясь на учение Кетле, измерить части тела всех взрослых преступников. При этом он рекомендовал производить следующие измерения: объем головы, длину ушей, длину стопы, рост и объем груди. Он был уверен, что полученные таким путем данные можно будет использовать при розыске преступников вопреки их переодеваниям, маскировке, смене имени.

Бертильон вызвал удивление и насмешки других писарей, когда в конце июля стал сравнивать фотографии арестантов. Он сравнивал форму ушей и носов. Громкий смех вызвала просьба Бертильона разрешить ему обмерять регистрируемых заключенных. Ко всеобщей потехе ему это позволили. С мрачным ожесточением он за несколько недель обмерил довольно большое число арестованных. Измеряя их рост, длину и объем головы, длину рук, пальцев, стоп, он убедился, что размеры отдельных частей тела разных лиц могут совпадать, но размеры четырех, пяти частей тела одновременно никогда не будут одинаковы.

Душная жара августа вызвала приступы мигрени и носовые кровотечения, но Бертильона, казалось бы никчемного и бесцельного, захватила «власть идеи». В середине августа он написал доклад, в котором изложил, как можно безошибочно идентифицировать преступников. Этот доклад он направил Луи Андрие, занимавшему с марта 1879 года пост префекта полиции Парижа, но не получил никакого ответа.

Бертильон продолжал работать. Каждое утро, до начала работы, он посещал тюрьму Ла Сантэ. Там тоже насмехались над ним, хотя и разрешали производить измерения. Когда 1 октября его повысили в должности, он передал префекту второй доклад, в котором, ссылаясь на закон Кетле, отмечал, что размеры костей взрослого человека всю жизнь остаются неизменными. Он утверждал: если вероятность совпадения роста людей представляет собой соотношение 4:1, то рост плюс еще одно измерение, например длина тела до пояса, уменьшают вероятность совпадения до 16:1. Если же сделать 11 измерений и зафиксировать их в карточке уголовника, то по исчислениям вероятности шанс найти еще одного уголовника с такими же данными составит 4 191 304:1. Если оперировать четырнадцатью измерениями, то этот шанс снизится до соотношения 286 435 456:1. Набор частей тела, которые можно подвергнуть измерению, очень велик: кроме роста человека, можно измерить длину и ширину его головы, длину пальцев, предплечья, стоп и т. д. «Все имеющиеся способы идентификации поверхностны, ненадежны, несовершенны, порождают ошибки», — писал он. Его же метод вселяет абсолютную уверенность и исключает ошибки. Кроме того, он, Бертильон, разработал систему регистрации карточек с данными измерений преступников, благодаря которой за несколько минут можно установить, имеются ли данные арестованного в картотеке.