Сто лет криминалистики - Юрген Торвальд

Бертильон сослался на своего отца, который при систематизации антропологических измерений всегда различал три группы: большие, средние и мелкие. Очень просто, объяснял он дальше, разделить, например, 90 000 различных карточек так, что любую из них можно будет легко найти: если на первом месте в карточке обозначена длина головы и эти данные подразделены на большие, средние и мелкие, то в каждой группе будет по 30 000 карточек; если на втором месте в карточке обозначена ширина головы, то, согласно того же метода, будет уже девять групп по 10 000 карточек. При учете одиннадцати данных в картотечном ящичке окажется от трех до двенадцати карточек.

То, что казалось Бертильону само собой разумеющимся и простым, непосвященному представлялось на первый взгляд запутанным и непонятным. Вследствие пробелов в образовании Бертильон не умел четко выражать свои мысли. Будучи убежденным в правоте своего дела, он с нетерпением ожидал ответа, так как вдруг понял, что нашел «смысл жизни и сможет доказать, что он не безнадежный случай и не белая ворона в семье».

Бертильон ждал ответа почти две недели. Затем наступил долгожданный день, когда префект вызвал его к себе. Бледный и взволнованный, сгорая от нетерпения, переступил Бертильон порог кабинета Луи Андрие, но вынужден был пережить большое разочарование. Луи Андрие был политиком из числа республиканцев, которого судьба случайно сделала префектом полиции. Он никогда не интересовался ни статистикой, ни математикой и очень слабо разбирался в работе полиции. Так как сам он ничего не понял в докладе Бертильона, то передал его Гюставу Масе — шефу Сюртэ.

Масе был опытным работником, но питал отвращение ко всякого рода теоретикам и теориям. Он был практиком и начал свою службу в Сюртэ низшим чином. Будучи инспектором, Масе прославился благодаря успешному расследованию одного парижского убийства, так называемого дела Вуарбо, в 1869 году.

В колодце были найдены части расчлененного тела, тщательно зашитые в коленкор. Весь Париж пришел в волнение. Масе благодаря своей наблюдательности и сообразительности не только смог проследить путь от ужасной находки к портному по имени Вуарбо, но и доказать, что тот в своей комнате расчленил труп. Способ, которым ему удалось блестяще провести это доказательство, свидетельствовал о дедуктивных способностях Масе. Исходя из предположения, что при расчленении трупа проливается много крови, Масе обследовал деревянный пол в жилище портного Вуарбо. Но на тщательно вымытом полу подозрительных следов обнаружено не было. Он лишь заметил, что пол неровный. В присутствии Вуарбо Масе налил на пол воды и велел поднять доски в тех местах, где вода скапливалась и просачивалась в щели. Под досками пола было обнаружено много крови. Вуарбо пришлось признаться, что он ограбил, убил и затем расчленил труп своего приятеля по имени Бодасс.

Масе раскрыл много дел дедуктивным методом, играющим в криминалистике и сейчас большую роль. Но он верил исключительно в опытность, интуицию и в «фотографическую память», поэтому, естественно, отклонил предложения Бертильона. В своем докладе на имя Андрие Масе писал, что полиция, по его мнению, не место для экспериментов теоретиков, и Андрие с ним согласился.

Префект встретил Бертильона словами: «Бертильон! Я полагаю, вы — писарь двадцатого сорта и лишь восемь месяцев работаете у нас. Так? И вы уже хотите делать открытия?… Ваш доклад — это же анекдот…» Бертильон нерешительно ответил: «Господин префект, если вы разрешите…» Андрие разрешил. Но Бертильон не умел вразумительно выражать свои мысли, тем более, когда волновался. Префект грубо прервал его и предупредил, чтобы он больше не надоедал своими идеями, иначе его моментально уволят. В то время как Бертильон, убитый горем и злой, возвращался в свой «угол», Андрие просил его отца позаботиться о том, чтобы сын занимался порученной ему работой и не вмешивался в дела, которые его не касаются. Иначе он будет вынужден уволить писаря.

Доктор Луи Адольф Бертильон пережил столько разочарований и горьких минут из-за сына, что вызвал его немедленно к себе и потребовал объяснений. С раздражением взял он доклад сына, но, когда прочитал, тут же успокоился. «Прости меня, я уже не надеялся, что ты сможешь найти себя. Но этот доклад — твой собственный путь. Это примененная на практике наука. Это означает для полиции революцию. Я сам все объясню Андрие… Он должен понять… Должен…»

Луи Адольф Бертильон на следующий же день посетил префекта и попытался его переубедить. Андрие заколебался, но из-за своего престижа не отменил принятого решения. Есть только один шанс: Андрие не вечно будет префектом, придется подождать до его отставки.

Луи Адольф Бертильон не раз посылал к префекту людей, состоящих в одной партии с Андрие, с ходатайством на эксперимент, но префект не отменил своего решения. Итак, нужно подождать нового префекта. Не так уж долго. Но что значило «не долго» для Бертильона? Один год? Два, пять, десять лет? Снова работа писаря, в бессмысленности которой он был глубоко убежден. Он знал правильный путь и не имел возможности идти им. Альфонса Бертильона вновь охватило безразличие, которое и ранее губило всю его жизнь. Только благодаря отцу на этот раз он выстоял и доказал свою правоту.

Луи Адольф Бертильон не мог предполагать, что в это же время на другом краю земли еще два человека пытались разрешить ту же проблему, которую так неожиданно разрешил его сын Альфонс Бертильон.

Настало утро рождения научной криминалистики…

4. Бенгалия 1877 года. Многолетние эксперименты Хершеля с отпечатками пальцев

Вильям Хершель (1833–1917)

5 августа 1877 года в Хугли, столице одноименного района Индии, лежа на кушетке в своем служебном кабинете, Вильям Хершель, служащий британской администрации, диктовал письмо, адресованное генеральному инспектору тюрем Бенгалии: «С этим письмом я посылаю вам свою работу о новом методе идентификации личности. Она заключается в отпечатках указательного и среднего пальцев правой руки с использованием обычной штемпельной краски. Способ получения такого отпечатка едва ли труднее получения обычного штемпеля. Я проверял этот способ в течение нескольких месяцев на заключенных, а также при выплате жалований и практически не столкнулся ни с какими трудностями. У всех лиц, получающих в Хугли официальный документ, берут отпечатки пальцев. Еще никто не противился этому. Я думаю, что можно положить конец всякому жульничеству при идентификации, если ввести этот способ повсюду. За последние двадцать лет я изготовил тысячи карточек с отпечатками пальцев и теперь почти всегда могу на их основе идентифицировать личность…»

И действительно, 20 лет, а точнее, 19 прошло с тех пор, как совсем еще молодым секретарем Хершель прибыл в высокогорный район Хугли и здесь познакомился со странными отпечатками рук и пальцев, которые оставались на древесине, стекле и бумаге. Это были отпечатки, представлявшие собой картину своеобразных линий, изгибов, петель и завихрений. После Хершель не мог объяснить, почему это привлекло его внимание. Может быть, он видел, как китайские торговцы, приезжавшие тогда в Бенгалию, при заключении своих сделок ставили на документах отпечаток большого пальца? А может быть, до него дошли сведения о китайском обычае, по которому разводы удостоверялись отпечатком руки мужа и у подкидышей в сиротских домах брали отпечатки пальцев?

Во всяком случае, еще в 1858 году Хершель потребовал от индийца Редьяра Конаи, поставлявшего ему материал для строительства дороги, удостоверить контракт отпечатком своих пальцев.

В то время Хершель еще не был посвящен в тайну линий отпечатков. Он просто хотел этой процедурой дать почувствовать индийцу ответственность взятого на себя обязательства, так как индиец, как и многие его земляки, часто забывал о сроках поставки. Но вскоре тайна линий отпечатков взяла его в плен.

Когда Хершель диктовал письмо, рядом с ним лежала пожелтевшая записная книжка, на обложке которой было написано: «Знаки руки». Эта книжка была заполнена отпечатками его собственных пальцев и пальцев многих индийцев, которые он систематически снимал в течение 19 лет через определенные промежутки времени. С удивлением Хершель заметил, что отпечатки пальцев одного человека никогда не были идентичны отпечаткам пальцев другого. Он научился различать их по рисунку и узнавал многих людей по «картинке их отпечатков пальцев». Из одного учебника анатомии Хершель узнал, что они называются папиллярными линиями, и перенял это название. 15 лет Хершель выплачивал большому, с каждым годом увеличивающемуся числу индийских солдат жалованье. А это было проблемой, потому что для европейца все они были на одно лицо. Все они были похожи друг на друга, имена их часто повторялись, а писать они не умели. Часто, получив жалованье, индийские солдаты снова приходили и утверждали, что денег еще не получали. Иногда они посылали друзей или родственников, чтобы те еще раз получили их жалованье. И так как Хершель не мог отличить их друг от друга, он стал заставлять их ставить отпечатки двух пальцев как на списки с именами, так и на квитанции. Таким образом, он получил возможность отличить истинных служащих от мнимых. Жульничеству был положен конец.