Путешествие на восток - Любовь Федорова

И вот, когда государь улыбнулся под маской эдакому коварному стихоплетству, маленький чиновник выдавил из себя:

– Министр Энигор… ему… его… убили. – И выставил перед собой ладони.

Тут только все и заметили, что руки-то у него в крови.

Нэль сидел в медблоке, в самом конце коридора, спрятавшись от посторонних глаз за отключенным кондиционером. Место это, с одной стороны, очень ему не нравилось, потому что здесь пахло болезнями и лекарствами. Зато с другой стороны – кое-какие профессиональные секреты Лала за пять лет совместной жизни Нэль выведать сумел, и знал, что тайными методами обнаружить его здесь сложно. Лал найдет его, только если объявит аврал по всей базе. Тут было плохо, но спокойно.

Взгляд Нэля блуждал, ни на чем особо не задерживаясь. Стены серо-голубого цвета, высокий белый потолок, пол желтовато-коричневыми ромбами и несколько откидных стульев вдоль наружной стены… Цепочка иллюминаторов, сквозь толстое стекло которых внутрь падает сумеречный свет. Единственный осветительный плафон – в начале коридора, у лифта, слабый и желтый, от Нэля загорожен белым шкафом кондиционера.

Нужно было разобраться в себе. Подойти к этому процессу непредвзято и честно. Однако дальше самого желания дело не шло. «Почему подобные вещи случаются только со мной?» – думал Нэль и вздыхал, глядя на собственную почти неприметную в полумраке тень.

Лал сказал: «Вы готовились все? Вот и полетите все. Почему мы должны содержать в экспедиции бесполезных людей?» – «А я? – сказал тогда Нэль. – Как же тогда я? Ведь ты же можешь сделать так, чтобы я остался». – «Чем же ты у нас отличаешься от остальных? Ты тоже займешься делом. А то до сих пор с тебя было совсем немного проку. – И, заметив, что у Нэля на глазах выступили слезы, Лал добавил: – Не надейся меня разжалобить. На этот раз твои ухищрения тебе не помогут». Нэль развернулся и пошел собирать вещи.

«Разве уважать, любить, ценить и верить – это ухищрения?» – надо было сказать в ответ Лалу. Но Нэль не сказал. Не подобрал в тот момент нужных слов. А теперь… поздно. Сейчас Нэля не мучили даже сожаления. Да и что можно было сделать? Во что вылился бы их очередной разговор по душам? Нэль попрекнул бы Лала солдафонством? Так для Верхнего большая честь исполнять воинский долг. Они у себя на орбитальных базах живут почти что ради этого. Сказал бы, что Лал его никогда по-настоящему не любил? Лал просто ответил бы: «Да». Того партнера, к которому был привязан, Лал потерял из-за несчастного случая незадолго до отлета экспедиции. Поскольку обязательным условием для участия было наличие семейной пары, – а полковник Службы безопасности Верхнего Мира Лаллем был в плане экспедиции очень значимой персоной, – чем заменять его другим человеком, придумали подсунуть ему наивного маленького Нэля, благо тест на генетическую совместимость они прошли почти идеально.

Так они оказались единственной на борту «Золотого Дракона» семейной парой, состоящей из Верхнего и Нижнего. При этом согласия Нэля даже не особенно спрашивали. Глупый Нэль Лала пожалел-пожалел, да и влюбился самым незамысловатым образом. А Лал принимал Нэля за шпиона. Да что там, Нэль и был к нему приставлен как шпион. Влюбленный доносчик – какая глупость… В результате Нэлю не было доверия ни с той, ни с другой стороны.

Сейчас самое худшее осталось позади. На душе у Нэля стало тоскливо и тихо. От давешних переживаний опять кололо под ребрами в правом боку. Порок был врожденный и лекарственному лечению не поддавался; исправить мог только хирург. Нэль, однако, не видел смысла позволять себя резать до той поры, пока не соберется родить ребенка. Лал ребенка не разрешал, не собирался рожать сам и таким образом больной бок как бы оставался полковнику Лаллему немым укором: ты выкобениваешься, а я из-за тебя страдаю. Лал, правда, укор игнорировал.

Нэль опять вздохнул и высунул нос из-за шкафа. Посетители в эту секцию медблока, к счастью, почти не заглядывали. Ходили и говорили с другой стороны, где располагались кабинеты психологов. Но можно было спрятаться еще дальше: зайти в дверь напротив и сделать, например, кардиограмму. Интересно, если у человека разбито сердце – покажет ли кардиограмма?..

После того разговора с Лалом явился Фай. Родители у них с Нэлем были одни, но тот, кто приходился Нэлю матерью, Фаю был отцом, и наоборот. Фай, так же, как и Лал, был на двенадцать лет старше Нэля. Он рассказывал, куда они завтра отправляются и зачем, а знаками объяснил, что всего сказать пока не может. Еще бы он мог. В каюте начальника Службы безопасности. Одно отрадно: на Та Билане никто не сможет подслушивать каждый шорох и подсматривать за каждым движением. Та Билан большой. Но неудивительно, если весь этот глобальный проект по спасению миров погорит из-за подозрительности и недоверия друг к другу между Верхними и Нижними их обитателями.

Всерьез боялся Нэль происходящего еще вот почему: во-первых, если между Верхними и Нижними что-нибудь случится, можно будет считать, что семьи у Нэля нет и даже хуже – Лал ему враг. Во-вторых, Нэль видел, что это «что-нибудь» неотвратимо приближается. Все вокруг было подозрительно. Через шесть часов Нижним нужно находиться на транспорте с багажом. И Фай что-то темнит. Дело будто бы решено по взаимному согласию. Опасности для человеческих жизней нет. Пути проверены, операция спланирована, хорошо подготовлена и обеспечена. Каждый отправляется за тем, за чем собирался отправиться изначально: Верхние реанимируют захороненные прежними владельцами генераторы атмосферы на Бенеруфе, а Нижние отправляются на Та Билан, чтобы посмотреть, каким должен быть мир, в котором и с атмосферой, и с водой, и с почвами все благополучно. Только почему так внезапно? Вдруг? Видно, что-то не заладилось, раз пришлось собираться и лететь на вторую планету в спешке. Или Нэль самого главного не знает. Тут и начинаешь подозревать всех в чем угодно. Как делает Лал. Правильно делает.

От этих подозрений всякие дурные мысли полезли Нэлю в голову. Например, не начудить ли чего-нибудь напоследок? Нэль пощупал под кожей на предплечье маленький шарик имплантата с контрацептивом. Если его выковырять и пойти попрощаться с Лалом как того требует семейный долг, можно всерьез и надолго его озадачить. Но Нэль боялся в жизни двух вещей: намеренных подлых сюрпризов и крови.

В сером домике по улице Златокузнецов государя ждали. Мгновенно распахнулась дверь. Из кухни выглядывали перепуганные домочадцы; хозяин, белее полотна, прилип к стене в коридоре и даже не сообразил поклониться. Его безжалостно оттеснили, а уж куда идти, государя провожать было не нужно – весь пол в кровавых пятнах, ступай по следу, и не ошибешься. Государь перекинул маску через плечо и, торопясь, взбежал на второй этаж.

В лучшей комнате дома, душной, темной, с крошечным окошком, бестолково толпились сопровождавшие министра чиновники, телохранители, и несколько случившихся поблизости от места покушения полицейских начальников средней руки. Врач праздно сложил руки, всем своим видом показывая, что сделать ничего уже нельзя. А для двух монахов из соседнего монастыря Скорбящих время еще не настало.

«Квартал оцеплен, – нашептывали государю на ухо. – В домах обыски. Есть задержанные, но… велика вероятность, что ушел по крышам к каналу, а там – или на лодке, или вплавь. Городская стража поднята по тревоге, приметы известны. Будем искать…»

Старенький ковер был затоптан грязными сапогами, зеркало перевернуто личиком к стене, чтоб не спугнуть душу, когда та станет отлетать. В маленьком садике под окном ржали и лягались от тесноты дюжины две лошадей. Хорошо знали, что им следует делать в этой неразберихе, только монахи. Рядом с ложем умирающего, на чистом, незапятнанном кровью полотенце, уже лежали ножницы: чем раньше с умершего срезать волосы, тем быстрей душа совьет себе из них веревочку, и ей легче будет взобраться на Небеса.

Господин министр, правда, был еще жив, хотя и выглядел жутко. Вокруг глаз черно, лицо и руки желтые, ногти под запекшейся коркой крови – с темно-лиловым отливом. О готовящемся покушении его предупреждали дня за три. Но он почему-то предупреждению не внял. Скорее всего потому, что оно было не первым, и даже не десятым по счету.

Здесь, на Монетном острове, его и подкараулил убийца: спрятался за вывешенными на балконе женскими юбками, а когда министр верхом проезжал по узкой улочке мимо, спрыгнул ему на плечи, полоснул волосяным лезвийцем по горлу – да и был таков. Охрана только пялилась, как злодей обезьяной взлетел с крупа лошади обратно на балкон, сиганул оттуда на крышу и исчез за трубой.

Впрочем, сделать дело не только быстро, но и хорошо злоумышленнику помешал «ошейник придворного», который министр Энигор не снимал с шеи даже на время сна. Тонкий металлический воротник, обшитый тканью под цвет платья, предназначен был охранять своего хозяина от внезапно накинутой на шею удавки – традиционного орудия для сведения счетов в темных переходах Царского Города. Против ножа или бритвы «ошейник» помогал хуже, но все-таки немного помог.