Храм Фортуны - Эндрю Ходжер

Нетерпеливый трибун бросился вперед, схватил ее за плечи. В течение всего времени осады он не видел ни одной женщины так близко, и теперь его кровь вскипела.

— Пусти меня! — отчаянно закричала девушка, к которой вдруг вернулся дар речи. — Как ты смеешь! Ты знаешь, кто мой муж?

— Тихо. — Трибун положил ладонь ей на губы. — Я вообще не хочу знать, что у тебя есть муж.

Они посмотрели друг на друга долгам взглядом...

Трибун выполнил свое обещание — он спас юную красавицу, хотя Октавиан после победы был настроен отнюдь не великодушно: триста защитников города были по его приказу убиты на родовом алтаре Юлиев, дабы почтить память великого Цезаря. Лишь главные виновники — Луций, Фульвия и их ближайшие сподвижники — были отпущены с миром: Октавиан еще не был готов к решающей схватке с Марком Антонием и хотел задобрить соперника. Среди этих людей оказался и муж прекрасной большеглазой девушки, которая пленила сердце молодого трибуна.

Часть первая

Наследник

Глава I

Шестнадцатое июля

В год консульства Секста Помпея и Секста Апулея, в пятнадцатый день до августовских календ, по горной дороге, которая вела из Аосты в Таврин, ехали двое всадников.

На рослом широкогрудом гнедом жеребце, чуть покачиваясь в седле, сидел высокий, худощавый, немного сутулый мужчина. Его длинные, сильные, мускулистые руки уверенно держали повод; у него было резкое, строгое, слегка вытянутое лицо, короткие темные волосы, пристальные карие глаза, прямой нос, широкий лоб и тонкие губы. Поверх туники он носил средней длины лацерну, хотя было совсем не холодно.

При каждом шаге лошади о колено мужчины постукивал подвешенный на правом боку тяжелый боевой меч легионера.

В нескольких футах за ним на сером грустном муле ехал приземистый широкоплечий человек с закрывающими затылок угольно-черными волосами и грубовато-хитрым лицом крестьянина. Его нежно-голубые глаза лениво оглядывали окрестности. Через спину мула был перекинут большой мешок, а на поясе мужчины висел обоюдоострый охотничий нож.

Первого путешественника звали Гай Валерий Сабин, второго — просто Корникс. Первому шел тридцать третий год, второму — двадцать восьмой. Первый до недавнего времени служил трибуном в Первом Италийском легионе в Лугдуне, второй зарабатывал на жизнь в качестве его слуги. Первый был римским всадником не очень знатного рода, второй — галльским земледельцем, которого судьба забросила далеко от родных мест.

Ночевали они в Аосте, в городской гостинице; на рассвете снова пустились в путь. Днем задержались на два часа в Стабуле, плотно перекусили и отдохнули в придорожном трактире. А потом продолжили свое неторопливое путешествие, равномерно, как клепсидра песок, поглощая милю за милей.

Сейчас уже близился девятый час вечера. Густо-черная альпийская ночь плотным одеялом спускалась с неба, цепляясь за горные вершины, накрывая перевалы и оседая в ущельях. Становилось прохладнее.

— Господин! — Корникс тронул пятками своего мула и поравнялся с лошадью Сабина. — Господин, мы, что, до утра так будем ехать?

— А тебе бы только поспать да пожрать, — буркнул римлянин. — Что там говорил тот парень в Стабуле? На тридцать восьмой миле, кажется, должна быть гостиница. Мы как раз проехали тридцать пятый камень.

Корникс вздохнул. Он не привык к длительным конным переходам, его ноги и задница уже совсем онемели.

Сабин чуть повернул голову и насмешливо посмотрел на слугу.

— Не будь таким хмурым. Лучше поблагодари богов, что этот день наконец-то заканчивается. Я с самого утра жду каких-нибудь неприятностей.

— Почему? — удивился Корникс. — По-моему, день как день. Даже вполне приятный.

— Шестнадцатое июля, — мрачно объяснил Сабин. — Самый несчастливый день в году.

— Разве? — хитро улыбнулся слуга, видимо, что-то припоминая. — По мне, то как раз наоборот.

— Тьфу, — со злостью сплюнул на землю римлянин. — Я и забыл. Ты же галл, и для тебя сегодня действительно неплохой денек. Четыреста лет назад твои предки здорово отлупили моих в битве у Аллии.

Корникс так распух от гордости, словно это он тогда командовал галльской армией.

— Да, было дело, — важно сказал он.

Сабин, страдая от уязвленного патриотизма, хотел достойно ответить, но ничего соответствующего в голову не приходило. Они уже проехали почти два стадия, когда трибун, наконец, нашел, что сказать.

— Зато потом Юлий Цезарь разделал вас, как боги тиранов. Мой дед служил у него и — будь уверен — многих галлов он отправил к Плутону. При осаде Алезии его наградили золотым венком, за то, что он первым поднялся на стены города.

— Мой дед тоже воевал с римлянами, — нахмурившись, произнес Корникс. — И тоже в тылу не отсиживался.

Трибун и слуга встретились глазами и вдруг громко расхохотались.

— Ладно, — весело сказал Сабин. — Во всяком случае, признай: римляне принесли вам больше пользы, чем вреда. Подумай только, если бы не мы, галлы до сих пор носили бы звериные шкуры и ели сырое мясо, что, не так?

Корникс хотел возразить, но потом только махнул рукой. Его хозяин был во многом прав: Рим действительно дал многочисленным галльским племенам цивилизацию, закон и порядок. Хотя, конечно, есть такая штука, как национальная гордость...

Его размышления прервал голое трибуна.

— Вон там какие-то огни за поворотом. Наверное, та самая деревня, о которой нам говорили в Стабуле.

— Хорошо бы, чтобы сюда тоже дошла римская цивилизация, — язвительно заметил Корникс. — И в гостинице нашлась бы нормальная постель и нормальная еда.

— Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся Сабин и резче дернул поводья, заставляя коня перейти на рысь. — Давай поторопимся, поздно уже.

Клочья темноты наплывали со всех сторон, но пока еще можно было разглядеть дорогу. Через полчаса молчаливой езды всадники остановились у двери высокого каменного дома, над которой горели две оливковые лампы, и прочитали вывеску:

«Очаг Меркурия. Гостиница Квинта Аррунция. Добро пожаловать, путник, кто в ты ни был».

— Парень знает толк в рекламе, — буркнул Сабин.

Он спрыгнул с лошади и принялся разминать затекшие ноги. Из-за дома вдруг вынырнул низкорослый лысоватый мужчина.

— Хранят вас боги, — пробормотал он. — Вам что, поесть?

Корникс тоже слез со своего мула и начал отвязывать мешок правой рукой; левой он ожесточенно потирал онемевшую задницу.

— Ты хозяин? — спросил Сабин. — Приготовь ужин и постель. Мы остаемся до утра.

— Я не хозяин, — досадливо крякнул мужчина. — Подождите, сейчас позову.

И он снова скрылся за домом.

Через пару минут на крыльцо выкатился круглый, как шар, человечек с торчащими под прямым углом ушами и выпученными глазами.