Ангелы не падают - Катя Райт

– Привет, Нил, – обращается ко мне Дэн. – Можно присесть?

Он первый год в труппе. Делает ошеломительные трюки со скейтбордом в новой постановке, которая только готовится к премьере. Хороший парень, невысокого роста, с дредами на голове и тоннелями в обоих ушах. Дэн забавный, он всюду таскает свой борд, как будто без него чувствует себя крайне не уютно. Даже на прием в честь дня рождения Грэма притащился с доской. Донс, очень трепетно относящийся к пафосным сборищам, был почти оскорблен, но старался не подавать вида.

– Садись, конечно, – отвечаю я.

– Что за новости, не знаешь?

– Нет.

Пока мы разговариваем с Дэном, на сцене появляется Грэм в сопровождении молодой симпатичной девушки. Она стройная, но, судя по фигуре, выступать в нашем шоу ей не светит. Однако персона, безусловно, важная, раз Донс собрал нас всех, чтобы представить ее.

Софи оказывается журналисткой в прошлом писавшей колонки для «Вашингтон Пост», а теперь работающей в крупном культурном проекте. Она невысокого роста, у нее милые тонкие черты лица, чуть вздернутый нос. Волосы, забранные в пучок на затылке, немного растрепались, или это нарочитая небрежность, которую так любят некоторые жители Нью-Йорка. Вообще, Софи на первый взгляд – типичная обитательница Манхэттена. Ее словно вырвали на время из нескончаемого потока ньюйоркцев, чтобы показать нам, и вот-вот вернут обратно. На ней узкие джинсы и белая рубашка с ярким шарфом, через плечо – мешковатая сумка. Она немного смущается, когда Грэм представляет ее и начинает объяснять, что в преддверии гастрольного тура Софи будет делать большой цикл статей о жизни нашей труппы, для чего ей необходимо проводить много времени со всеми нами, присутствовать на репетициях, тренировках и неформальных встречах. Последнее у мужской половины вызывает неподдельный интерес, что еще больше смущает Софи. В общем, Донс просит не обижать девушку, отвечать на ее вопросы, вводить в курс дела, чтобы ее материалы получились максимально живыми. Грэм отличный менеджер и возможность получить лишнюю порцию славы не упустит. После этого официального знакомства Софи отправляется вслед за всеми в тренировочные залы, а меня Грэм просит зайти к нему.

В светло-сиреневой рубашке с дорогими запонками Грэм сидит за столом в своем кабинете. В этом парне теперь с трудом можно узнать бывшего гимнаста – от руководящей работы он заматерел, набрал немного жирка, как положено директорам успешных творческих коллективов. Его лицо сияет от лоска, на запястье – дорогие часы, на ногтях – всегда безупречный маникюр. На безымянном пальце правой руки Донс носит платиновое кольцо с небольшим камнем. Мы все рядом с ним выглядим совершенными уличными босяками. Трудно себе представить, что когда-то и Грэм был таким как мы, с вечно взъерошенными волосами, в тренировочных штанах и кроссовках. Его кабинет – под стать владельцу. Здесь всегда порядок, в дизайнерских рамках с паспорту висят его фото со страниц журналов и хвалебные статьи о «Фениксе». На другой стене – большая фотография всей труппы, сделанная года полтора назад.

– У меня к тебе разговор, – Грэм откладывает ручку, которую крутил между пальцев, смотрит на меня очень серьезно, как будто собирается делать предложение.

– Да, конечно, – отвечаю.

Я в растерянности. О чем Донс может хотеть поговорить со мной. Увольняет? Пока Грэм наливает себе воду из бутылки, я смотрю за окно. Отсюда совсем не видно города – только стена дома через дорогу и несколько окон.

– Как самочувствие? – спрашивает Грэм.

– Нормально, – отвечаю. – О чем разговор?

– Ты готов встать в первый состав?

Он крутит кольцо на пальце, как будто рассматривает камень, но на самом деле взгляд его расфокусирован.

– А как же Чак? – спрашиваю.

– Нил, не надо отвечать вопросом на вопрос!

– Ладно, но с чего такое предложение?

– Опять, Нил! – Грэм цыкает. – Я спрашиваю тебя: ты в форме? Вижу, что в отличной. Как сам думаешь?

– В форме, – отвечаю, – но Чак, по-моему, справляется отлично. Нет?

– Чак… Чак… – он теперь вертит в руках электронную сигарету и закуривает. – Между нами, Чак ни хрена не вытягивает номер под куполом с Ванессой.

– Ты думаешь?

– А ты не видишь?

Если честно, я не замечал за Чаком серьезных косяков. Да, он немного скован, может, зажат. Но и номер «под куполом», кульминация шоу, когда артист висит вниз головой на жгутах, привязанный за ноги, держит за руки партнершу, которая исполняет акробатические трюки, сложный. Технически, эмоционально. Но я не замечал, чтобы Чак критично лажал.

– Чак как деревянный в этом эпизоде, – сетует Донс. – У него диссонанс с Ванессой, он до ее уровня не дотягивает. А Ванесса хороша, согласись?

Я киваю.

– Так ты готов, Нил? – гнет свою линию Грэм.

– Ты бос, – пожимаю плечами. – Как скажешь.

– Нил, – вдруг срывается Грэм на настоящее откровение, которое льется из него, как шампанское в день премьеры. Это ему совершенно не свойственно. А тут, он повторяет мое имя несколько раз, как будто хочет достучаться, привлечь внимание. – Они достали меня, Нил! Знаешь, сколько этого дерьма сыпется мне в фейсбук, в почту, по телефону, да отовсюду! Журналисты, конкуренты, долбанные хореографы и даже эти девочки, которые у служебного входа всегда ждут автографов! Все спрашивают меня, какого черта я держу Гэллахара во втором составе! Или Гэллахар не в форме? Тогда какого хрена Донс держит в труппе артиста, который не в форме? А я же вижу, Нил, что ты в отличной форме! Я же наблюдаю за тобой на тренировках и репетициях! Тогда, помнишь, когда Чак слег с простудой на день, и ты вышел на сцену, зрители кипятком ссали! И на следующий день мы не смогли вместить всех желающих! Потому что они подумали, что ты вернулся навсегда, но на сцене снова был Чак. Нет, ничего не хочу сказать, Чак молодец, но зрители любят тебя, и они год тебя не видели. Ты не знаешь, но меня закидали письмами. Короче, ближе к делу, ты готов выйти в первом составе на следующей неделе? И гастроли, конечно.

– Готов, на все сто.

Уверен, Чак не будет в восторге. Долгое время он убить меня был готов, чтобы я сошел с дистанции. И вот я сошел – какая радость для Чака. Они с Ванессой в один день стали звездами первой величины. За год свыклись, наверное, с этим положением. Я думаю о Чаке, но понимаю, что это лишь защитная реакция, чтобы не думать ни о чем другом, что причиняет боль и выводит меня из равновесия. Но сегодня, видно, не мой день.

– Раз мы договорились, – продолжает Грэм. – Еще кое-что. Наш предстоящий тур, я тут подумал…

Он вдруг начинает мяться, подыскивая слова. Грэм Донс смущен и как будто растерян – эта картина дорогого стоит, и в другое время при других обстоятельствах я бы с удовольствием посмотрел на это. Года два назад я бы заплатил, чтобы на это посмотреть. Но сейчас все идет к чему-то, чего я предпочел бы избежать. Я не успеваю построить догадки, и Грэм продолжает.

– В общем, Нил, я хочу посвятить гастрольный тур Энджи. Все же год прошел… И она…

– Год прошел месяц назад, – как могу спокойно и холодно поправляю я.

– Да, да, – соглашается Грэм. – Так ты не против?

– Ты бос…

– Нил, я спрашиваю тебя, потому что знаю, как для тебя это важно…

– И если я скажу, что против, ты оставишь эту идею?

– Так ты против?

– Нет. Делай что хочешь.

– Отлично, Нил! – Грэм хлопает меня по плечу, очень по-дружески, с искренней поддержкой. – И эта журналистка, Софи, как она тебе?

Я пожимаю плечами.

– Она делает репортаж, какие-то у нее там идеи. Будет писать про ведущих артистов, про тебя, – Донс улыбается, и теперь улыбка эта расползается по швам. – Про Энджи спрашивала. В общем, я сказал ей, чтобы обращалась к тебе по поводу Энджи, если что, окей?

Я киваю. Мы прощаемся.

У меня тренировки до вечера. До изнеможения. До состояния, пока я ни буду валиться с ног, пока руки не будут болеть от канатов и брусьев. Работать, работать, не останавливаться. Только так я могу выжить.

Чак возвращается от Грэма невеселый. Он входит в зал как раз, когда я спускаюсь с пилона. Чак бросает на меня злобный взгляд. Никто еще не знает, кроме меня и Чака. Открытые конфликты между артистами строго запрещены. Значит, будем конфликтовать закрыто. Не в первый раз – все мы тут одна семья, все мастера скрытой конфликтологии.

– Поздравляю, Нил! – кричит Чак, чтобы его дружеский тон непременно услышали все, – С возвращением!

– Спасибо, – говорю я тихо, так что никто не слышит.

– В чем дело? – удивленно раскрывает глаза Ванесса, и по залу, от одного к другому, проходит волна этого «что случилось?».

– Нил теперь в первом составе, – объявляет Чак с натянутой улыбкой. Если бы мы натягивали так канаты, то они бы лопались, а улыбка у Чака крепкая, бесконфликтная. Неужели я такой же лицемерный засранец!