Аромат винила - Влад Валов

– Хотел бы попробовать, по крайней мере. Вот слушаю хорошую музыку, сам пишу, – сказал Вася, взглянул на ди-джея и немного засмущался.

– И получается? – ди-джей смягчил диалог улыбкой.

– А я не знаю…

– А что люди говорят?

– Никто не слушал еще. Никому не давал… Я пишусь дома на беспонтовый микро, такое нельзя показывать. Денег на нормальную студию нет, не заработал еще. Был у одного продюсера… А он мне: «Приноси деньги! Хочешь, чтобы услышали – плати!..» А чем?

– Платить, чтобы тебя услышали… Да, ничего в этом мире не меняется, – ди-джей сдержанно засмеялся, – плати, чтобы тебя покупали, плати за то, чтобы не забывали, – он отхлебнул холодный кофе и устремил загадочный взгляд через окно на улицу.

– А по-другому никак, – Вася посмотрел на мобильном время, – время, ведь – деньги. Или наоборот – деньги создают нужное время. Мне иногда кажется, когда строчку для лирики пишу, или с музыкой что-то делаю, это оно… Вроде бы как хит… Только надо качественно записать, а потом чтобы услышали…

– Время проходит, никто не слышит, и это перестает для тебя быть хитом. А бывает и так, что кто-то раньше тебя будет услышан с подобным творческим дыханием, а ты слышишь свои идеи и понимаешь, что это же твое! – продолжил ди-джей.

– Да… И я пишу, пишу, а все повторяется, как будто все это уже со мной было… Время летит, заработанные деньги, как лед, тают. Правой рукой зарабатываю, левой рассчитываюсь, остается только голод.

– Время вообще беспощадно ко всем, кроме классиков, – ди-джей начал протирать стекла своих очков.

– Так оно и есть… Ни денег, ни времени, короче. А хочется сделать что-то такое… Чтобы каждый услышал, и сказал: «Я знаю этого парня! Это реально круто!..»

– И в чем проблема?

– Во времени… Нет времени, чтобы сделать это… Оно течет… Время – это мода, все бесконечно меняется… Сегодня это зеленое, завтра желтое, потом красное, в конце коричневое. Цвета – это тоже время. Сегодня это длинное, завтра короткое. Я не могу поймать нужный момент. Но однажды можно стать наездником, сел в седло времени и руководи им. Иногда, кажется, что поймал его и оседлал, а оно раз и все, испарилось. Твой хит звучит, но придуман кем-то другим… ну, как ты говорил, сделал это другой человек, а ты смотришь на уходящий поезд…

– Ты городской музыкальный философ, однако. Ты имеешь, наверное, ввиду того, кто смог придумать, записать, выпустить, и кого с этим услышали, – закончил слова Васи ди-джей, – я понял тебя. Слушай! Я тоже был в такой ситуации, когда кажется, что твою музыку играют другие, а ты везде опоздал и тупо смотришь на часы.

– И как оно? – Вася внимательно посмотрел в очки ди-джея.

– Просто! – ди-джей открыл свою бездонную сумку и, немного покопавшись в ней, вытащил черную визитку с непонятными золотыми буквами, – когда будет готов твой, как ты считаешь, хит, поезжай по этому адресу. Там встретишь человека. Не важно, кто он, а ему неважно, кто ты. Он скажет тебе, куда идти и что делать. Четко следуй его совету. Но помни, приезжай только тогда, когда будешь уверен, что это именно он – твой хит! Тот самый единственный и неповторимый хит!

Ди-джей протянул кусок лакированного черного картона с золотыми буквами и цифрами.

– А что если, ну, как это сказать, он о чем-то спросит? Деньги там, услуга, или ему не понравится…

Вася повертел визитку со странными буквами, на которой ярко горел тот самый магический золотой глаз, который его преследовал целый день, а когда поднял наконец-то свои глаза, ди-джея уже не было…

– Ну все, приехали, странный, конечно, у тебя адрес, приятель, – разбудил Васю таксист, тряся его за плечо, – давай, пора выходить, с тебя пять сотен.

Вася приоткрыл глаза и насторожено огляделся по сторонам…

Посреди пустыря каким-то доисторическим чудовищем юрского периода возвышался старый завод, который раньше что-то производил, но сейчас он производил лишь отвратно-пугающее впечатление на Васю. Огромные трубы, казалось, проткнули вечернее красное небо. Старые поржавевшие железные прутья оплетали посеревший со временем бетон. Какие-то бледно-зеленые кусты то тут, то там вылезали сквозь асфальт погреться снаружи. Старый башенный кран висел над руинами битого кирпича и окисленного железа цвета охры, опасно поскрипывая оборванным тросом под порывами хаотичного пунктирного ветра. Вася прокрутил в рапиде всю картину вокруг себя и еще раз взглянул на карточку. Золотые буквы растворились во мраке наступающей ночи, и лишь золотой глаз горел зловеще и одновременно притягательно, как будто подмигивая со словами «Ты попал, дружище!» Вася двинулся и очень скоро оказался перед огромными воротами, наглухо закрывавшими от него территорию заброшенного завода. Он с досадой посмотрел на них, и хотел было уже идти прочь, в ту сторону, где мерцали понятные ему огни вечернего городского урбана, но вдруг разглядел среди ржавчины и облупившейся краски тот самый нарисованный глаз. Это был знак! Вася с силой толкнул ворота, и они неожиданно легко открылись, скрипнув «Добро пожаловать!» Ему в лицо пахнуло сыростью, волнением и запустением. Оглянувшись еще раз в сторону исчезающего городского пейзажа, он решился войти внутрь затаившейся неизвестности. Дыхание участилось, пальцы задрожали, мысли не находили логических концов. Предательски нарушив тишину, под его ногами захрустели осколки битого стекла. «Жуть какая-то, – Вася накинул огромный плотный капюшон своей оригинальной клубной кенгурухи, – и что дальше?..» – он еще раз внимательно осмотрелся.

Каким-то темным пятном прямо перед ним нарисовался секретный объект, похожий на авиационный ангар. В горле резко пересохло, Вася захотел пить и совсем забыл про колу в кармане. Осторожно ступая, он подошел к теперь уже четко видневшемуся ангару. Несколько раз споткнувшись, уперся в холодную стену и пошел вдоль нее на ощупь. Старая краска скорлупой отваливалась от стены и сыпалась на его высокие белые тапки. Битого стекла и ломаного кирпича под ногами становилось все больше, а воздуха в груди все меньше. Стена казалась бесконечнее Берлинской стены до ее сноса, секунды замерли глубоко в голове. Каким-то нечеловеческим усилием он нащупал дверь и, дрожа от страха, ввалился внутрь. Старый цех с пыльными станками, упакованный в мелодию безмолвия, предстал в зловещем голубоватом свете… К запаху сырости добавилась паутина, свисавшая ото всюду куцей бородой тибетского мудреца, что еще больше добавило в атмосферу магию и беспорядочность мыслей. Его взгляд неволей устремился вверх, сквозь разбитую крышу на него смотрели первые звезды и острый серп молодой луны, покачиваясь и напевая детскую считалочку: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать». Осторожно ступая, он пробирался мимо сдвинутых рядов станков вглубь ангара, откуда раздавались странные для такой зловещей тишины звуки. Сердце дублировало пульс ударами кувалды в груди. Вася хотел было уже вернуться назад, вспомнив сюжет одного из ужастиков, где таких смельчаков, как он, наказывают злые духи. В том фильме люди сами шли навстречу своим неприятностям, и чтобы они не делали, они попадали прямо в лапы злу. Страх воспламенился в мыслях. Вася, подумав о тяжелой, и еще более опасной, дороге назад, предположил, что за ним начнет кто-то гнаться и задумался. Он на секунду остановился, чтобы все тщательно взвесить. «Никогда не сворачивай с половины пути!..» Так говорил его отец, и эти слова бастионом разместились в помутневшей голове. Так говорила и мать, и учительница, и тренер в спортивной школе, и даже его бывшая подруга… Так говорили все, но никто из этих людей не следовал этим словам.

Отец, прожив свою первую половину жизни в семье с матерью и Васей, доживал вторую в одиночестве с бутылкой в руке, забыв навсегда, что у него есть сын, как только тому исполнилось четырнадцать. Мать, прожив часть жизни с вменяемым отцом, продолжила жить одинокой женщиной с сериалами, сидя по вечерам у телевизора. Учительница была давно на пенсии, и половина ее жизни, отданная детям, закончилась скудными ежемесячными государственными подачками и огородом с картошкой на забытом даже воробьями Подмосковном участке. Жизнь тренера так и осталась на полпути, где в конце шальных девяностых он был застрелен в бандитских разборках. А бывшая подруга несколько раз клялась в верности на всю жизнь только одному человеку – Васе, и, обещав, что бы ни случилось, всю жизнь любить только его, при выгодном предложении слиняла с более выгодным вариантом. Вася серьезно погрузился во все эти мысли, когда снова услышал странные звуки…

– Ну, неприятности, так неприятности, одними больше, одними меньше, – сказал он сам себе и шагнул, как учила китайская мудрость вперед.

Зима прошла быстро в бесцветной бестолковой холодной суете, согревая снег на асфальте химической солью, от которой разъело множество пар обуви горожан. Он списывался по сети с такими же, как и он, талантливыми фрилансерами, и даже пару раз ходил на прослушивание, чтобы услышать очередное «нет». На последние деньги он покупал старую пластмассу фирмы «Мелодия», и дома по вечерам погружался в мир таинственных, навсегда исчезнувших во времени магических шуршащих звуков от иглы. Он жарил замороженную картошку фри в местной забегаловке, развозил пиццу, работал сторожем в офисном центре и искал тот самый звук, который будет его вести по жизни. В поисках работы он читал желтые объявления под заголовками «требуется», но в сознании искал красные строчки того самого хита, который услышат. Казалось, они были где-то рядом – в забитой до отказа людьми подземке, в футбольных криках фанатов, в скрипе открываемых окон и даже в стуке подъездных дверей. Он ловил интонации поднимающегося лифта и монотонного роботоподобного голоса в метро, объявляющего: «…следующая станция…». Строчки бросались в мусорное ведро и наносились заново. Так бывает, иногда бумага не чувствует ритма, а иногда мысли так торопятся, что за ними не угнаться. Кофе остывал, что-то явно приземляло, ночь сменяло утро, а он менял тетради… Строчки появлялись и снова исчезали, нападали на музыку обрывками фраз, чтобы ее покорить. Вася много писал, потом читал то, что написал, но ему не нравилось, он мял листы бумаги, и они со скоростью звука летели в мусорное ведро.