Глас бесптичья - Константин Миг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, эта пытка завершилась, и именинница, уставшая, будто танцевала несколько вечеров кряду, села в кресло у западной стены и закрыла глаза. Надежда таяла, и сердце жалобно сжималось. Девушка больше не хотела никого видеть, ей не были нужны подарки и поздравления, теперь она нуждалась только в покое.
— Странно, отчего он не идёт к ней? — приблизившись к сестре, спросила Александра. Она уже поменяла нескольких партнёров и во время небольшого перерыва решила поговорить с Клариссой. Та ухмыльнулась.
— Какая разница? В любом случае, тебе он больше не принадлежит.
— Тише! — шикнула Александра. — Думай, что говоришь!
— Посмотрите, как она боится! Но не стоит, я не буду шуметь, если, конечно, ты меня не задушишь. Видимо, эта тайна так страшна, что даже ты способна потерять самообладание, — рассмеялась Кларисса, послав взгляд в сторону камина. Евгения там уже не было.
«Он и девчонка Хауссвольф сами ведут себя в могилу», — подумала она, не переставая улыбаться.
— Прости, — Александра потупилась. — Но ещё раз прошу, тише. Никто не должен знать. Даже ты…
— Забавно, ведь ты всё рассказала по собственной воле. Ты была так очарована, так раздавлена его обаянием, что сама выложила тайну. Без принуждения, — напомнила сестра.
— И теперь искренне жалею об этом! Если бы можно было всё предотвратить… Для чего существует эта проклятая влюблённость! — в сердцах воскликнула Александра и тотчас огляделась, испугавшись, что своим возгласом привлекла чьё-нибудь внимание. Но гости, увлёкшиеся вечером, беседой, вином и шампанским, даже не посмотрели на забывшуюся младшую сестру Девильман.
— Любовь — чувство спорное, — изрекла Кларисса, — но наделённое великой силой. В ней слиты гармония и хаос…
— И что? — недовольно прошептала её сестра. — Пофилософствовать решила?
— Подумай, ведь это странная забава высших сил, если они есть, конечно, наделить нас взрывоопасной натурой и наблюдать за тем, как совершенно разные естества притягиваются друг к другу и в лучшем случае — остаются скованы чувством на какое-то время, а в худшем — растворяются в ненависти с дырой в груди. Ты должна понимать, ты ни первая и не последняя. Таких идиоток тысячи и сотни тысяч…
— Но разве я виновата?
— Не в этом, так в другом, — Кларисса нехорошо сощурилась. — Надеюсь, Раапхорст и ты своё ещё получите…
— О чём ты? — воскликнула Александра. Ей не понравились слова сестры и более того — они её напугали.
— Увидишь, — шепнула Кларисса и отошла. Её наконец-то кто-то пригласил в зал, и младшая сестра осталась в одиночестве. Лишь когда начался третий танец, заставивший её отвлечься от тревожных мыслей, она оправилась и вернулась в круг танцующих.
В это время Арвид стоял в компании банкира и ещё троих мужчин. Он рассказывал что-то о финансовой политике Арпсохора, совершенно забыв о дочери. Общество знати, которого мужчина так искал, опьянило его, и он, сам того не заметив, потерял бдительность.
На третьей минуте с момента, когда раздался новый музыкальный пассаж, Елена встала. Вздохнув, она в последний раз бросила взгляд в толпу без всякой надежды, но миг и тоска рухнула. Девушку кто-то взял за руку, сердце Елены оборвалось, она обернулась, и…
Перед ней стоял он. Евгений Раапхорст.
— Здравствуй, — негромко сказал он. Его хриплый голос был спокоен, будто эовин не боялся, что их заметят.
— Отпусти, — спохватилась дочь Хауссвольфа, но мужчина крепко держал её ладонь в своей.
— Не волнуйся, твой отец и остальные нас не заметят. Пока что они слепы.
— И… Долго ты так можешь? — округлив глаза, прошептала Елена.
— Пару минут.
— Немедленно за мной! — тотчас приказала девушка и вместе с Раапхорстом зашагала к двери. Выйдя из бального зала, залитого огнями, и стремительно пробежав по освещённой анфиладе, почти невидимые для гостей, они оказались у винтовой лестницы, ведущей на третий этаж. Взбежав по каменным ступеням, они вышли в коридор. Лунный свет проникал сюда сквозь громадные окна и падал на противоположную стену, гул гостей внизу стал едва слышен, и влюблённые, словно призраки, проникли в зимний сад под гигантским стеклянным куполом. Здесь царил синий сумрак, в котором чёрными лапами выступали ветви кустарников и деревьев, тонкими линиями выделялись стебли цветов. Некоторые из них занимали горшки, другие были высажены в землю, окаймлённую белыми квадратами бордюр. Тропинки, покрытые серыми коврами, вели в центр сада, где на небольшом возвышении, в окружности, образованной живой стеной, находились диваны. Сидя на них, можно было любоваться миниатюрным фонтаном, выполненным в виде чаши, в которой стояла влюблённая пара. Мраморные человечки держали друг друга в объятиях; над их головами танцевала тонкая струйка воды, подвижная и живая.
Не оглядываясь, Елена и Евгений проследовали к диванам и сели. Мужчина легко поцеловал девушку, после чего отодвинулся, давая ей прийти в себя. Она сидела не в силах что-либо сказать.
После минуты тишины Елена заплакала.
— Не надо, — попросил Евгений. — Я не достоин слёз, тем более, твоих. Ты прекрасно знаешь, я подлец… Моё присутствие может принести тебе большой вред.
— Нет, не смей так говорить, — перестав плакать, промолвила Елена. — Если бы ты не пришёл, я сегодня, наверное, умерла… Если бы ты знал, как я страдала, пока танцевала с этими… Этими… Я очень испугалась.
— В этом-то и дело. Ты говоришь «наверное», подразумевая «может быть», но со мной ты погибнешь наверняка. Ты плачешь, я полагаю, от радости, но подумай, мы нарушаем волю твоего отца и, кроме того… — промолвил эовин, и его скрипучий голос вдруг стал чистым.
Мужчина говорил искренне, и это встревожило девушку.
— К чему ты ведёшь? — она замерла. — Ведь вместе нам хорошо. Нам позволено обвенчаться, и если закон на нашей стороне, то мой отец мне не указ!
— Надеюсь, ты передумаешь… Впрочем, ты весьма упорна, — усмехнулся мужчина и вновь поцеловал Елену, готовую было снова что-то сказать. Она в сердцах ударила Евгения в грудь своим маленьким кулачком, но позже ответила на повторный поцелуй и на минуту перестала думать о словах эовина.
— Мне всё равно, что ты волнуешься о моей судьбе. Не смей отталкивать меня, даже если думаешь,