Давай, за нас с тобой! - Артур Скопио

На остановке Краснознамённой поднялась к входной двери женщина, и на её место рядом со мной упал какой-то «пельмень» и вдавил меня в окно. Резко разворачиваюсь и толкаю его плечом. Хотел натянуть его шапку ему на нос, но тип сидит смирно, ну и я по тормозам. Закрываю глаза.

Ветеринар. (Шустек) (шипит на лесоторговца Фишла) Так это и есть… ваши… добрые известия? (Жестикулирует) Он останется здесь… и она… и я! (Кричит) Все мы должны здесь остаться! Так в чем же вы помогли нам, пан мой? Не делайте, черт возьми, из нас идиотов!

Фишл. (теряя самообладание, тоже кричит) Никто бы не помог вам, если бы не одна нелепая случайность… Понимаете, никто! Немецкая империя не привыкла прощать своим врагам. А я использовал эту случайность и сделал для вас всё, что мог, пан доктор!

Томко. (удивлённо) Случайность?..

Фишл (поспешно) Убитый солдат был… пьян! В его шинели нашли пустую фляшку, а анализ крови подтвердил, что…

Шустек. …что солдат нажрался? (В истерике.) Ну и что? Меня это не интересует!.. Так, где же Ваше доброе известие?

Фишл. (уже полон самообладания). Именно в этом! (Не обращая внимание на доктора, к Томко) Вы понимаете, пан учитель? Пьяный солдат – это плохой солдат, это недисциплинированный солдат. А немецкий солдат должен быть…

Томко. И как это меняет нашу ситуацию, пан Фишл?

Фишл. Почти на сто процентов. Пан майор начал сомневаться, стоит ли ему настаивать на своём первоначальном решении и держать десять заложников за одного недисциплинированного солдата, который напился на посту и тем самым подвёрг опасности не только себя, но и своего начальника. (Почтительно склоняется) И эти сомнения майора я, разумеется, активно поддержал!

Томко. А результат?

Фишл. (немного помолчав). После полуночи майор из-ме-нил своё решение!

Шустек. Изменил?

Аптекарша. Это значит, что все мы…

Фанка. …что всех нас отпустят?

Фишл. Пока ещё нет… (замявшись) …и к сожалению не всех…

Томко. Пожалуйста, говорите яснее!

Фишл. (вытирает потный лоб и с трудом ищет слова). Если по прошествии ночи… убийца не найдётся… майор не будет настаивать на наказании всех десятерых, он потребует только… (в нерешительности вздыхает) наказания одного из вас…

Фанка. Одного?

Фишл. Да. (Вытирает лоб). Майор считает, это укрепит дисциплину. Солдаты поймут, что на полную защиту может рассчитывать только тот, кто… (Запинаясь.) Но для вас существенно только лишь одно: девять человек будут освобождены

Томко. (в полной тишине). Кто эти девять?

Ондрей. И кто будет… этот один?

Шустек. Действительно… действительно вы помогли! (благодарно бормочет) Извините, извините меня пан Фишл.

Томко. (требовательно) Кто же будет этот один?

Фишл. Это… это уже зависит… (Говорит с трудом, заикается.) …Только от вас.

Томко. От нас?

Фишл. Майор предоставляет вам… полную самостоятельность.

Томко. Мы сами должны?.. (В ужасе.) Нет, я не верю! Это не возможно!

Фишл. Девять будут освобождены. (В отчаянии.) Вы слышите? Девять отправятся домой!

Бродяга. Домой… домой! (Пытается говорить спокойно.) А мы спрашиваем, кто будет тот один… кто останется?

Фишл. (со стоном). Большего мне добиться не удалось.

Ондрей. Что вы с нами делаете? Какую страшную игру… вы… (Потрясён.) Мы что же должны написать свои имена на бумажках. Бросить их в шапку… и вытащить затем… ту единственную?!

Шустек. Нет… ни за что… никогда! (Он дрожит всем телом.) Я не доверяю свою жизнь воле случая… Я её не в лотерее выиграл.

Угрик. Успокойтесь, пан доктор. Мы не допустим никакой случайности… (Ондрею.) И никакой шляпы нам не понадобится!

Шустек. Вот как?

Угрик. Не понадобится! (Твёрдо Фишлу.) Тот, кто убил солдата среди нас.

Фишл. Здесь?

Угрик. Да, здесь в подвале… Это один из нас!

Томко. Угрик не смейте!

Угрик. Пан Фишл, тот нож…

Томко. Замолчите Угрик! Вы не знаете, что вы…

Фишл. Дайте ему договорить, пожалуйста!

Угрик. Ладно, больше я не скажу ни слова. Я не… Если он мужик, пусть признается сам.

Постепенно все взгляды устремляются к Бродяге, как к магниту, как к центру притяжения.

Фишл (растерянно). Какой мужчина… Какой нож?..

Бродяга. Вот этот. (Достаёт из кармана нож и бросает к ногам Угрика.) Ну что доволен, падаль?

Угрик (поднимает нож и почтительно поддат его Фишлу). Не был ли это случайно… тот нож?

Фишл (рассматривает нож). Да это был точно такой же… Точно такой же охотничий нож с ручкой в виде горной лани!

Угрик (выпаливает). Точно такой… с ручкой…

Фишл. Но это не тот нож.

Угрик. Как не тот? (Кричит.) А вы откуда знаете?

Фишл. Тот нож остался в теле солдата… Он не смог его вытащить.

Марика. Ах, вот почему он так страшно кричал!

Фишл. Тот нож находится в комендатуре, пан Угрик. (Возвращает ему нож.)

Бродяга медленно приближается к Угрику, тот отступает. Наконец Бродяга выхватывает у него свой нож.

Бродяга. Свинья! Подонок! (Кажется, он вот-вот ударит Угрика, но лишь плюёт ему в лицо.) Вонючка!

Угрик (вытирает лицо). Я… я это запомню. Ты ещё пожалеешь!

Томко (горько Фишлу). Страшное семя вы посеяли… страшное, чудовищное…

Фишл. Я…. я… я только хотел помочь. Что касается майора, то это максимальная уступка. Ведь первоначально…

Томко. Максимальная жестокость, пан мой.

Фишл (удрученно). Так вы… отказываетесь?

Ондрей. А вы ожидали, что мы согласимся?

Шустек. Заткнись, сопляк! (Всем.) Люди, не теряйте голову. Как-нибудь договоримся. Зачем погибать всем десятерым, когда им достаточно одного?!

Тишина.

На остановке ОРЛЁНОК вышёл Пельмень и на его место сидится знакомый с РМЦ. С ним и со всеми мужиками в маршрутке обсуждаем жуткую новость – охрана не пустила на территорию комбината рабочего, как уволенного. Мужик пошёл в управление, чтобы объясниться, найти понимание и солидарность. Но его и в управу не пустили, и никто с ним не захотел разговаривать. Находясь в состоянии шока, безвыходности и отчаяния работник повесился на высоком железном заборе напротив управления. Тут все вспомнили, что наш новый управленец, доктор технических наук – полный «профан» в производстве и в металлургии. Весь комбинат знает об аварии в ККЦ, которую спровоцировало руководство. К счастью обошлось без массовых жертв. Ожог получил один водопроводчик. При коммунистах по этой аварии начала бы работать прокуратура. А тут, директорат свою вину быстро забыли и приказом по комбинату наказали всех старших рабочих. Послушал попутчиков и рассказываю – как только это «спец» появился, у нас в сортопрокатном цехе стали пробовать лизинг – прокат в два ручья с одной заготовки. Гендиректор не стал разбираться подходит нам лизинг или нет. Дал команду и всё. Ох, и вымотались и наморозились мы с этим лизингом. Несколько попыток в разных вариантах отняли много сил и в итоге: мы все в цехе поняли, что для такого проката нужен современный стан со своей технологией, а не стан, который за 50 лет довольно таки серьёзно поизносился. Сейчас всё, что связано с лизингом сейчас валяется по всему цеху, как металлолом. Затем голову директора ветром занесло идею размотки катанки. В лютый мороз забросили основное производство и все силы ушли на ноу-хау генерального. А результат: ещё одна идея лопнула как «мыльный пузырь» и столько сил потрачено в пустую.

– А как он появился здесь?

– Наверно, владелец компании шел в Москве по улице, видит: бомжик валятся. Дай, думает, попробую сделать доброе дело. Подходит к бомжику и говорит: «Хочешь быть директором большого завода и зарабатывать много денег?»

– А как я буду директорам, кто мне поверит? И что я там буду делать?

– А делай, что хочешь. А чтобы чувствовал себя уверенней, вот тебе удостоверение доктора технических наук. Так нормально?

Все смеются юмористу. Молодец! Вот последний поворот и конечная остановка у Центральной проходной. Выхожу последним и говорю водиле: «Спасибо друг».

На трамвайной остановке много людей. Все стоят, ждут и мёрзнут. Закрываю шарфом свои щёки и нос. Натягиваю капюшон. Идти до цеха минут 30—40. Если быстро работать ногами и руками – не замёрзну. Жаль только, что ещё в маршрутке ступни начали покрываться льдом. Да ладно. Прорвёмся!

Встретил Людмилу на автостанции в Еткуле. Я там ждал автобус на Селезян, вёз знакомить с родителями свою будущую. Людмила была, как всегда в окружении кавалеров, но она не обращала на них внимание. По ней было видно, что она очень хотела, чтобы я повёл себя порешительней. К тому, же я чувствовал, мой ангел пытался меня остановить с выбором и обратить всё внимание на Людмилу. Почему я не послушался? Ну почему не послушался!

Приезжаю на репетицию, а её отменили. Людмила тоже не знала, и мы вдвоём на сцене. Ходим по кругу, разговариваем, ждём – может, кто ещё подойдёт. Смотрю на Людмилу, – какая она приятная, домашняя, чуть ниже среднего роста, почти кругленькая, с большими добрыми глазами. Чтобы не молчать, высказываю Людмиле свою мысль о спектакле. Владимир Сонин – добрый, безкофликтный режиссёр, но он не верит, что мы, любители можем играть на хорошем уровне, что мы можем сделать живой спектакль.