Великий сон - Реймонд Чандлер

— Не очень, — покривил я душой.

Генерал прикрыл глаза.

— Они отвратительны. Мякоть их стеблей похожа на человеческую плоть. А запах напоминает тошнотворную сладость проститутки.

Я смотрел на него, раскрыв рот. Старик наклонился, словно слабая шея не могла удержать голову. В это время появился дворецкий, толкающий сквозь джунгли столик на колесиках, смешал бренди с содовой, обернул медное ведерко со льдом мокрой салфеткой и опять бесшумно исчез среди орхидей.

Я отхлебнул бренди. Старик наблюдал за мной, облизывая и посасывая то одну, то другую гy6y со скрытым предвкушением, с каким потирает руки владелец погребальной конторы.

— Расскажите о себе, мистер Марлоу. Хотя вряд ли я имею право на вопросы.

— Почему бы нет? Только рассказывать нечего. Тридцать четыре года, когда-то учился в университете и еще до сих пор могу говорить по-английски как образованный. Профессия не бог весть как интересна. Раньше был следователем при государственном прокуроре Уайлде. Его главный следователь, Берни Олс, дал знать, что вам угодно поговорить со мной. Жены нет, так как не люблю супруг полицейских.

А вы немного циник, — улыбнулся старик. — Вам не понравилось работать на Уайлда?

— Он уволил меня. За нарушение дисциплины. Нарушать дисциплину я мастак, господин генерал.

— Со мной всегда было так же. Приятно слушать. Что вам известно о моей семье.

— Слышал, что вы вдовец, имеете двух дочерей — обе молодые, красивые и темпераментные. Одна была трижды замужем, последний раз за бывшим контрабандистом наркотиков, известным в своей среде по имени Расти Рейган. Больше не слышал ничего, господин генерал.

— Вас ничто не удивило?

— Разве что Расти Рейган. Хотя лично я к людям его сорта всегда относился без предубеждения.

Он снова слабо усмехнулся.

— Надеюсь, я тоже. Расти мне очень нравится. Огромный кудрявый ирландец с грустными глазами и улыбкой — широкой, как Уилширский бульвар. Когда я увидел его в первый раз, то подумал о нем так же, как, вероятно, и вы: авантюрист, дорвавшийся до денег.

— Конечно, вы должны любить его, — отозвался я. — Ведь он научил вас своему жаргону.

Тонкие бескровные руки спрятались под плед. Загасив сигарету, я допил бренди.

— Он для меня был эликсиром жизни. Сидел со мной часами: обливаясь потом, пил литрами бренди и рассказывал случаи из истории ирландской революции. Он служил офицером в ИРА. Собственно, в Штатах он жил нелегально. Конечно, брак их был абсурдным и, похоже, больше месяца не продержался. Я выдаю семейные тайны, мистер Марлоу.

— Они и дальше останутся тайнами, — успокоил я. — Что с ним случилось?

Старец ответил долгим взглядом.

— Уехал месяц назад. Ни с того ни с сего, без единого слова. Даже со мной не попрощался. Немного обидно, но ведь Расти прошел суровые университеты. Наверняка скоро даст о себе знать. А тем временем меня снова шантажируют.

— Снова?

Он выпростал из-под пледа руки с коричневым конвертом.

— Когда здесь был Расти, попробовал бы кто-нибудь сунуться ко мне с шантажом. А за несколько месяцев до его приезда — так девять, десять месяцев назад — я заплатил некоему Джо Броди пять тысяч долларов, чтобы он оставил в покое мою младшую дочь Кармен.

— Та-ак, — пробормотал я.

— Простите?

— Ничего.

Он, молча хмурясь, смотрел на меня, потом сказал:

— Возьмите конверт, осмотрите. И налейте себе еще.

Взяв конверт, я уселся и, обтерев ладони, осмотрел его. Адрес: генералу Джею Стернвуду, Элта Бри Кресцент, 3765, Западный Голливуд, Калифорния — был написан от руки, четким каллиграфическим почерком. Конверт разрезан. Я вынул темную визитку и три полоски плотной бумаги. Визитка из тонкой коричневой бумаги, на ней золотым напечатано — Артур Куин Гейджер. Без адреса. В левом нижнем углу очень мелкими буквами: «Библиофилия и издания люкс». На обратной стороне визитки тот же каллиграфический почерк: «Уважаемый сэр. Хотя закон запрещает оплату прилагаемых расписок, которые в действительности удостоверяют карточные долги, полагаю, что оплатить их — в Ваших интересах. С почтением А.К. Гейджер».

Я осмотрел полоски плотной бумаги. Это были расписки с разными датами с начала прошлого месяца, с сентября. «По предъявлении обязуюсь заплатить мистеру Артуру Гейджеру или перевести на его счет 1000 долларов наличными. Кармен Стернвуд.»

Полоски были исписаны растянутым детским почерком с множеством завитушек и кружками вместо точек. Смешав еще порцию и отхлебнув, я откинулся в кресле.

— Ваше заключение? — спросил генерал.

— Пока никакого. Кто этот Артур Гейджер?

— Не имею ни малейшего представления.

— Что говорит Кармен?

— Я ее не спрашивал. И не собираюсь. Будет сосать палец и притворяться смущенной.

— Я с ней встретился в холле. Именно это она мне продемонстрировала. А потом попыталась сесть ко мне на колени.

Ничто в лице его не дрогнуло. Сплетенные кисти спокойно лежали на пледе, и, казалось, жара, от которой я чувствовал себя сварившимся, его даже не согрела.

— Мне следует соблюдать приличия? — спросил я. — Или можно быть откровенным?

— Я бы не сказал, что вас пока ограничивали строгими рамками, мистер Марлоу.

— Ваши дочери выезжают вместе?

— Думаю, что нет. Каждая выбрала собственный путь к погибели. Вивиан капризна, хитра и не считается ни с чем. Кармен — ребенок, которому нравится отрывать крылышки у мух. У обеих столько же представления о морали, сколько у кошки. У меня тоже нет. Никто из Стернвудов не имел его никогда. Продолжайте.

— Полагаю, они получили соответствующее воспитание. Сознают, что делают.

— Вивиан училась в дорогих школах снобистского толка и в университете. Кармен переменила массу школ, раз от раза либеральнее, но кончила там, где начала. Думаю, что у них всегда были и сейчас есть дурные наклонности. Если я кажусь вам, мистер Марлоу, слишком откровенным в качестве родителя, то это потому лишь, что жизнь моя висит на волоске, и никаких викторианских недомолвок я позволить себе не могу.

Склонив голову, он прикрыл глаза, но сразу же снова открыл.

— Наверно, излишне добавлять, что человек, впервые вкусивший радость отцовства в пятьдесят четыре года, заслуживает всего, что на него свалилось.

Отпив бренди, я кивнул. На тонкой пепельной шее у него слабенько пульсировала жилка. Старик, на две трети уже покойник, но еще верит, что выдержит все.

— Ваше мнение? — спросил он резко.

— Я бы заплатил.

— Почему?

— Потеряете немного денег и сэкономите много неприятностей. Что-то за этим кроется. Ничего с вами не случится, платили ведь раньше. И нужно черт знает сколько вымогателей и дьявольски много времени, пока вас оберут настолько, чтобы вы вообще заметили это.

— У меня своя гордость, сэр, — холодно заявил он.

— На нее кто-то и делает ставку. А так вы скорее их образумите. Либо заплатите, либо заявите в полицию. Гейджер ведь мог продать расписки, если только вы не докажите, что они фальшивые. А он вместо этого дарит их вам и признает, что это карточные долги, то есть дает возможность опротестовать их на суде, даже если б он оставил расписки себе. Если это мошенник, ремесло он свое знает, если же человек честный, подрабатывающий ростовщичеством, то мог бы получить свои деньги. А что это за Джо Броди, которому вы заплатили пять тысяч?

— Какой-то игрок. Уже не помню. Норрис должен знать — мой дворецкий.

— Ваши дочери располагают собственными средствами, господин генерал?

— Вивиан — да, правда, у нее немного. Кармен наследует после матери, но пока ежа несовершеннолетняя. Обеим я выделяю щедрое содержание.

— С этим Гейджером я могу договориться, господин генерал, если вам угодно. Кто бы он ни был и что бы ни имел на руках. Возможно, вам это кое во что обойдется, кроме того, что заплатите мне. Многого, правда, вы не добьетесь. Честность в делах с такими людьми себя не оправдывает. Так или иначе, на вас уже наложили лапу.

— Понимаю. — Он пожал широкими костлявыми плечами, обтянутыми полинявшим красным халатом. — Минуту назад вы советовали заплатить, а сейчас говорите, что это ничего не даст.

— Думаю, было бы дешевле и проще игнорировать и перетерпеть этот нажим. Вот и все.

— Боюсь, я несколько нетерпелив, мистер Марлоу. Какова ваша такса?

— Двадцать пять долларов в день — плюс премия, если мне повезет.

— Понятно. По-моему, вполне приемлемая плата за то, что кто-то отстранит с твоего пути опасную помеху. Речь идет о весьма щекотливой ситуации. Надеюсь, вы отдаете себе отчет. Сможете провести операцию так, чтобы шок у пациента был минимальный? Может, их будет несколько, мистер Марлоу.

Допив стакан, я вытер губы и все лицо. Жара не уменьшалась, хотя поглощенное бренди должно бы привести к равновесию. Генерал щурился на меня, теребя край пледа.