Охота за призраком - Вячеслав Белоусов

– Где твои-то? Что-то никого из уголовки не вижу.

– Пока начальство в Филях совет держать будет, мои отпашут и отсеются, – с улыбкой шепнул ему капитан.

– Ну-ну. Посмотрим, что соберут.

– К концу совещания все и соберутся. Хочешь поучаствовать и послушать?

– Если начальники отпустят, не откажусь.

– В новом качестве, Данила Павлович, нескольким господам служить приходиться?

– Служим мы все, Пётр Иванович, одному господину, его величеству закону. Учил, учил я тебя, капитан, но, видно, быстро мои уроки из твоей головы выветриваются.

Так, беззлобно переругиваясь, коротали они время, дожидаясь начала совещания.

Между тем нехорошая тишина нависла над столом.

Ковшов силился понять, что значит в поведении Игорушкина эта столь заметная напускная жёсткость. Неужели прокурор решил спустить гнев за совершённое убийство, упрёки и поучения, выслушанные и проглоченные от партийного бонзы, на своего подчинённого? И сделать это в присутствии милиционеров, младших и по должности, и по званию! Показать, что он может быть жестче и круче своего коллеги милицейского, карать страшнее, нежели сам прославившейся этим комиссар!

Игорушкин, дожидаясь доклада от собиравшегося с мыслями и нервами Боброва, снова заскользил пустыми глазами по сидящим за столом. Кто-то обронил карандаш или ручку, предмет гулко ударился об пол. Никто не пошевелился. Ковшов ждал, когда Игорушкин упрётся взглядом в него, дождался и на этот раз не опустил глаз.

Прокурор области отвернулся, распахнул пиджак, перевёл глаза на адъютанта комиссара, одиноко торчащего посреди избы – ни у порога, ни за столом руководителей, неожиданно хмыкнул ему, вроде как изобразив улыбку, и сказал другим тоном:

– Что же ты согласился, мил-человек, нас с комиссаром со свежего воздуха в этакую бодягу загнать?

И не услышав ответа от оцепеневшего старлея, скинул с себя китель и бросил ему на руки.

– Ну-ка, брат, повесь где-нибудь, чтобы совсем не вымокло имущество от пота. Жарко у тебя, прокурор, – обернулся он затем к Боброву. – Давай, докладывай, что с климатом в районе твориться стало.

Стремительное изменение поведения Игорушкина, столь неожиданная игра с кителем, в особенности употребление в разговоре ставшего знаменитым выражения «бодяга», произвели должное впечатление. Сидящие за столом обмякли, расплылись в улыбках, задвигались, затолкали друг друга локтями. Когда же прозвучало слово «климат» с нарочитой модуляцией и ударением в произношении, над столом прогулялся откровенный смешок. Одни смеялись, зная причину, другие за компанию, а некоторые на нервной почве. Многим, даже комиссару, была известна морская страсть Боброва. Он крякнул и улыбнулся, поддержав внезапную доброжелательность прокурора области, и совещание началось, а затем поехало-покатилось по налаженной колее в набивших оскомину наставлениях, фразах и традиционных «примочках», когда те, кто выше по должности, всегда умны и правы, а исполнители спотыкаются на ясной дороге…

Однако главное от этой встречи уже надолго, если не навсегда, засело в сознании многих присутствующих – это был жёсткий рык прокурора области, в котором как бы случайно блеснуло остриё и неотвратимость дамоклова меча…

Капитан милиции Квашнин, заскучавший сразу через десять – пятнадцать минут после начала совещания, пробовал разглядывать собравшихся за столом, гадая, кто здесь из какого ведомства и чем может быть полезен, скоро утратил интерес к этому занятию и перешёл на изучение снастей и сетей, во множественном количестве развешанных на стене избы и хранившихся по углам. Потом он слегка подремал, а очнувшись от докучливых мух, толкнул локтем в бок Ковшова, который сосредоточенно делал пометки в своём блокноте время от времени.

– Данила Павлович, останешься сегодня с нами или уедешь с Бобровым в район?

– Я, может быть, сразу в город махну, – оживился Ковшов. – Ты не допускаешь такого развития событий? Эта деревенская жизнь – во, где у меня засела!

И он жестом отметил до каких частей тела достала его прежняя жизнь в районе. Судя по отметине, крестьянская доля оказалась памятной.

– Что мне у вас оставаться? Собственный резерв вы мобилизуете, соберётесь, и, как говорится, – вперёд и с песней! Завтра убийцы предстанут перед судом.

– Нет, Данила Павлович, хоть ты и начальство теперь, но позволь тебя поправить, в этом ты глубоко ошибаешься, – в тон Ковшову балагурил Квашнин. – Убийство преднамеренное, пока верный «висяк», по горячим следам не раскрыто, работы полно. И козе понятно, что вашей обворожительной блондинке Зининой ночевать здесь не в кость. «Бодяга» её с собой на крыльях увезёт. А тебя оставит. Боюсь не на один день. Комаров покормишь с нами. Учить нас, деревню, кто будет?

– На вас и Зябликова хватит, – лениво отпарировал Ковшов, хотя ещё задолго до того, как садился в вертолёт, считал вполне реальным шанс засесть в районе.

Не просто так покататься на «вертушке» взял его с собой Игорушкин вместе с Зининой. Зинина по форме положена генералу для выездов; старший следователь, есть старший следователь: зафиксировать убийство, собрать доказательства, что на поверхности лежат, тут же принять решение, если преступник установлен. Это и называется среди милицейских оперативников: «раскрыть преступление по горячим следам», даже в статистике графа отчётности такая есть. А в этом случае, что сейчас обсуждался, до раскрытия преступления семь вёрст да всё лесом.

– Что, не по плечам ноша? – завершил безобидное ехидство Ковшов. – Слабо вам с Зябликовым убийцу отыскать? Без городских-то ни тпру ни ну!

– А к чему же такой колхоз? Что вас понагнали на наши шеи? Зазря кормить никого не будем, – по-хозяйски стоял на своём неугомонный капитан милиции. – Небось одной ухи сожрёте не один котел!

– А что, и уха будет? – в свою очередь, шутил Ковшов. – С этого и надо было начинать.

Квашнин прыснул в кулак, давясь смехом.

– Тихо ты, – толкнул его Ковшов, – соседей разбудишь.

Между тем Бобров давно уже закончил доклад о происшествии. Каримов дополнил прокурора района немногим.

По существу, милиция ещё не успела развернуть настоящую оперативную розыскную работу по выяснению обстоятельств причинения телесных повреждений утопленнику. Скудная информация имелась и о личности. Опознали его как жителя соседнего села. Давний браконьер, был судим за скуп рыбы осетровых пород каким-то из районных судов. Отбывал наказание в местах лишения свободы. Освободившись, в селе проживал без семьи, но здесь, близ тони, мелькал часто, особенно с начала путины. В рыбацких звеньях не работал. К колхозу отношения не имел. Родственники его не объявлялись, да и рано ещё.

Подняли Дынина, представляющего ведомство Югорова, начальника областного Бюро судебно-медицинских экспертиз. Илья, выступающий сразу в двух новых качествах и прежде всего как эксперт, стал поначалу мямлить, покрываясь испариной и краснея, но когда дошёл наконец до результатов поверхностного осмотра трупа, заговорил нормальным человеческим языком. Ковшов облегчённо вздохнул – не успел получить патологоанатом внушение от прокурора области, хотя по лицу заметно было: начинал тот морщиться, словно от зубной боли.

Совсем плохо стало, когда слово дали секретарю райкома, беспокойно ёрзающему в белых штанах на скамейке рядом с Каримовым и словно в конвульсиях тянущему вверх руку, как только заканчивал говорить очередной выступающий.

– Камиев, – толкнул локтем неугомонный Квашнин своего задремавшего соседа майора, – очнись, дружище. Проспишь самое важное, сейчас он нас высоким удоям начнёт учить. Что ночью-то делал?

– Выполнял особое поручение Маркела Тарасовича, – нехотя открыл глаза, потянулся, ломая рот в сладкой зевоте, майор.

– Что за поручение? – полюбопытствовал Ковшов.

– Небось Бобров глушитель потерял где-нибудь на пароме от своей «победы», а его искать заставил, – съехидничал Квашнин.

– Тебе всё шутки, Пётр Иванович, – надулся Камиев. – Тут дело серьёзное. Маркел Тарасович опять оленя потерял. Уже вторые сутки бьюсь, найти не могу. Неудобно даже. Спросит сегодня, а у меня нечем утешить. Уж очень он расстраивается.

– Какого оленя? – удивился Ковшов.

– Да с «победы» его. На капоте привинченный был, фирменный знак «Волги». Дорогая вещь. Главное, редкая. В единственном экземпляре. – Камиев от души переживал. – Мне раньше видеть приходилось. Чистым серебром отливается!

– Разыгрываете, черти! – Ковшов не знал, верить – не верить.

С опереточной ситуацией не вязалось хмурое лицо нелюбителя шуток майора.

– Какие тут розыгрыши, Данила Павлович, – насупился ещё сильнее Камиев. – Я обещал найти. У меня в кусте ещё ничего не пропадало.

На так называемые «кусты», для удобства в оперативно-розыскной работе, Каримов, любитель всяческих творческих усовершенствований, ещё в первое время своего прихода в райотдел милиции, условно разделил всю территорию района. На каждый такой «куст» назначил старшими оперативниками наиболее опытных сыщиков. Как правило, люди, сюда назначенные, со временем переезжали постоянно жить на новое место с семьями. А затем и совсем приживались. Работе это заметно помогало. Такой начальник имел информацию со своего «куста», и люди, узнавая его ближе, больше доверяли милиции. Это были те же участковые, но рангом и обязанностями на голову выше. У майора Камиева в состав «куста» входили территории больших многонаселённых четырёх сёл. Сплошь рыбаки. До Каспия рукой подать. Меньше часа на лодке. Село, где располагалась база Камиева, когда-то в давние годы даже было районным центром.