Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль

Если потрясающий талант рассказчика за Григорием Турским признают все, немало пустых слов было сказано об отсутствии у него научной строгости и о его мнимом легковерии. Люди, говорившие такое, неверно понимают глубинный смысл его произведения. Его «Истории» историчны только в христианском смысле слова, то есть рассчитаны на то, чтобы показать постоянное вмешательство Творца в событийную ткань его Творения. Они по-своему продолжают Ветхий и Новый Завет и призваны убедить читателя, что смерть апостолов не положила конец эпохе чудес. Автор решает прежде всего педагогическую задачу. Так, в каждой главе на сцене действуют люди, в то время как за кулисами своего часа ждет Бог, чтобы вознаградить добрых и покарать злых. Подобному замыслу, естественно, больше соответствует собрание отдельных историй, чем историческая фреска или аргументация. К тому же рассказ идет в основном о деяниях королей и епископов. Действительно, в глазах Бога их заслуги, как и проступки, имеют больше веса, чем действия обычных людей. Поэтому вмешательство свыше в жизнь сильных мира сего более эффектно и более назидательно для читателя.

Однако не будем преувеличивать умозрительный характер этого произведения. С 573 г. Григорий Турский становится важным действующим лицом собственной книги постольку, поскольку участвует в политической и церковной жизни Галлии. И Бог подозрительно часто поражает его врагов. За кажущейся наивностью повествования нередко кроются апологетические намерения — то очевидные, то изощренно скрытые.

Брунгильда в «Десяти книгах истории» занимает особое место. Появившись в четвертом томе, она по ходу действия приобретает все больше значимости. Григорий бесспорно очарован этой личностью, и исполненный им ее портрет — в основном парадный. Конечно, когда книга в 592 г. была завершена, королева находилась на вершине своей власти; критиковать монархиню, под чьим властным покровительством оказался Тур, было бы крайне неосторожно. К тому же Григорий сознавал, что обязан Брунгильде всем — епископским саном, основными званиями и большей частью неприятностей. Он столь же восхищался своей государыней, сколь и опасался ее.

При всей осторожности Григорий Турский не раболепен. Он умеет при необходимости сыграть на неодобрительных умолчаниях и двусмысленных комплиментах. С другой стороны, если ему иногда недостает информации, то сведения, которыми он располагает, он преподносит с определенной объективностью. Даже когда обнаруживаешь, что он манипулирует фактами, он и во лжи остается щепетильным: он всегда оставляет в рассказе какие-то неясные детали, бросающие сомнение на интерпретацию внешне однозначных сцен. Наконец, что касается Брунгильды, следовать замыслу своего сочинения Григорию мешает эпистемологическая проблема: чтобы рассказать о наказании злых и вознаграждении добрых, нужно знать всю их жизнь до конца. А ведь в 592 г. Брунгильда была еще вполне жива. Поэтому описанная Григорием Турским королева, не святая и не проклятая, остается существом с неопределенной судьбой, образ которого передан во всей его сложности.

Вторым важным очевидцем этого царствования был поэт Венанций Фортунат. Этот италиец, выросший в Равенне, прибыл в долину Мозеля в 565 г., потом предпринял двухлетнее путешествие по Галлии, прежде чем поселиться в Пуатье, где жил до смерти, последовавшей около 600 г. Хотя он сочинил много житий святых и эпитафий, своей известностью Фортунат обязан переписке с корреспондентами, рассеянными по всей Европе. К 576 г. он собрал больше сотни этих писем в сборник «Стихотворения» (Carmina), посвященный Григорию Турскому; очень много других писем распространялось по отдельности и было включено в это собрание позже. Эта подборка представляет собой первостепенной важности источник сведений о правящих кругах меровингской Галлии, и Брунгильда упоминается в нем очень часто. Кстати, известно, что, по крайней мере в некоторые периоды жизни, италиец был ее штатным поэтом.

Как великого панегириста Меровингов Венанция Фортуната можно было бы счесть ангажированным автором. Но он только отрабатывал гонорар. Его изящно написанные произведения восхваляют без различия всех власть имущих, согласившихся финансировать его привольный образ жизни. Уже в VI в. этот льстец жил за счет тех, кто его слушал, и с безупречной иронией Фортунат описывает себя как «поэта-мышонка»{9}, ждущего у богатых столов, чтобы сильные мира сего уронили какой-нибудь лакомый кусочек. И он получал таким образом не только сыр — хотя был не из тех, кто от него отказывается, особенно от молодого сыра, который обожал, — но и приглашения на обед, изысканные продукты и даже привлекательные земельные участки. Будь он даже слишком стыдлив, чтобы признаваться в этом, можно было бы предположить, что какие-то кошельки с монетами переходили из рук в руки тайно. Так, большую часть жизни Фортунат жил за счет монастыря Святого Креста в Пуатье, основательница которого Радегунда не чаяла в нем души, а настоятельница Агнесса сытно кормила. В то время как эти дамы постились, он обедал. Когда погода на политической сцене испортилась, а именно с 576 по 583 гг., италийца взял под покровительство Григорий Турский. А время от времени Фортуната приглашали ко двору того или иного франкского короля, чтобы прочесть официальную речь или составить сложное дипломатическое письмо.

Хотя певец меровингской Галлии не страдал особой щепетильностью, талант у него имелся. Стиль его — вычурный, но без тех намеренно темных оборотов, из-за которых большую часть стихов VI в. читать невозможно. К тому же за просодией, более выспренней, чем сложной, обнаруживается неординарный наблюдатель, способный передать игру света на воде, очарование сельского жилища или нежность материнских чувств. Конечно, в большей части стихов он прежде всего восхваляет признанных или потенциальных меценатов. Жить-то надо. Но настоящее достоинство Фортуната состоит в том, что он никогда не пересаливает в похвалах. Так, нередко ему достаточно выделить одну положительную черту, чтобы портрет преобразился. За профессиональной необходимостью у него несомненно угадывается некая симпатичная жизненная философия. В отличие от многих авторов Фортунат предпочитал видеть у современников лучшие черты. В результате Брунгильда, внимательная покровительница и любящая мать, становится одним из самых привлекательных персонажей «Стихотворений».

Брюзгливого епископа и жизнерадостного нахлебника несколько затмевает фигура третьего важного очевидца этого царствования. Действительно, Григорий Великий, папа с 590 по 604 гг., — человек совсем другого масштаба. Высокопоставленный римский чиновник, он удалился в монастырь, а потом принимал участие в большой дипломатии в Византии, прежде чем его избрали на престол святого Петра. Италия тогда находилась в развалинах, разоренная чумой и длившимися полвека войнами. На папскую власть повсюду посягали, и возродились старые богословские распри, а в некоторых регионах Европы христианство отступало под натиском язычества. За четырнадцать лет упорной работы, несмотря на хронические болезни, губившие его здоровье, Григорий Великий сумел вернуть надежду соотечественникам, заново христианизировать Великобританию и начать церковную реформу. Папа шестисотого года также активно выступал в качестве теолога и экзегета очень высокого уровня, войдя в четверку самых выдающихся отцов латинской церкви.

Во время своего понтификата Григорий Великий регулярно переписывался с Брунгильдой. Если все письма королевы утрачены, большинство папских посланий сохранилось в Латеранских регистрах. Они свидетельствуют, что отношения были установлены постоянные. С годами папе удалось утвердить свое духовное влияние, но он не раздражался, когда его корреспондентка отказывалась удовлетворять светские требования Рима. Эти отношения, составленные из потворств и уступок, дают возможность оригинального взгляда на франкскую политику.

Все трое — и Григорий Турский, и Фортунат, и Григорий Великий — умерли раньше Брунгильды. Их свидетельства тем ценней, что их авторов нельзя обвинить, будто на них повлияли обстоятельства гибели королевы. Увы, эти три автора осветили только период, ограниченный приблизительно 565–602 гг. Юность Брунгильды таким образом почти полностью остается в тени. Что касается последнего отрезка ее жизни, с 603 по 613 гг., он документирован только источниками намного более позднего происхождения. Самый важный из них — продолженная переработка «Историй» Григория Турского, которую по старинному обычаю называют «Хроникой Фредегара». Она была завершена около 660 г. автором, латынь которого очень путанна, но в отношении которого ничто не позволяет утверждать, что его звали Фредегар. Специалисты горячо спорят, была ли эта «Хроника» написана только в 660-е гг. или это компиляция фрагментов из разных эпох{10}. Для нас это имеет мало значения: автор, или авторы, скрытый(-е) за названием «Хроника Фредегара», уже немногое знал(-и) о Брунгильде, разве что яростно ненавидел(-и) память о ней.