На берегах Невы - Владимир Лифшиц

До сих пор интересно мне знать, что подумали о нем немцы? Может, подумали, что это какой-то отчаянный десант идет на них с нашего берега? Как бы то ни было, немедленно открыли они по «Кирову» огонь из всех своих пулеметов. Пулеметы трещат, буксир пыхтит, а капитан из крепости смотрит на него и чуть не плачет. Жалко ему свой буксир.

А буксир постоял-постоял под огнем да и загорелся. Подожгли его немцы. Горит он горит, выгорает изнутри, становится легче, сам снимается с мели и вдруг начинает двигаться!.. И полным ходом, один, без команды, идет прямо на Шлиссельбург, в атаку на немцев!

Ты себе представить не можешь, что тут началось! Немцы окончательно убедились, что это высаживается десант.

Заговорила немецкая артиллерия, наша стала ей отвечать, буксир сам горит, но сквозь заградительный огонь идет на Шлиссельбург; вокруг него снаряды воду фонтанят, дым, пальба, настоящее морское сражение, а капитан глядит из крепости на эту баталию, глаза у него блестят, и он сквозь зубы подбадривает свой буксир, как живого человека: «Давай, давай, голубчик!.. Помирать, так с музыкой!..»

Наши артиллерийские наблюдатели, что сидели в крепости, припали к своим перископам и заносят на карты систему немецких огневых точек, расположенных вдоль берега, потому что все они ведут огонь по буксиру, все себя обнаружили!

А буксир подошел к немцам, повернулся носом по течению и тихонько пошел себе вдоль берега. И пройдя еще немного, опять сел на мель и тут уж окончательно затонул. Честь ему и слава!..

Костя как-то по-новому разглядывает суденышко. Потом он говорит:

— Дядя Сережа, а знаете, что самое интересное в вашем рассказе? Самое интересное, что этот буксир даже без команды сделал свое дело!

— Это, конечно, интересно, — соглашаюсь я с Костей. — И если бы я был писателем, а не просто военным, я, наверно, на этом и закончил бы свой рассказ.

— А разве было что-нибудь еще?

— Было… Было вот что: когда буксир уже горел, когда вокруг него рвались снаряды, один матрос из его команды, по фамилии Филатов, дважды на шлюпке подходил к нему от острова, взбирался на горящее судно, под огнем сгружал в шлюпку хлеб и отвозил его в крепость. Мне кажется, что с таким концом рассказ тоже не теряет интереса. Тем более, что так было на самом деле…

И Костя со мной согласился.

МЗП

Как было условлено, я зашел за Костей еще затемно и, боясь разбудить Костину маму, тихонько постучал в третье окно слева.

Под этим окном на раскладушке спал мой приятель.

Спал он чутко, потому что сразу же прижалось к запотевшему стеклу его встревоженное лицо. Вихры стояли торчком, а нос, приплюснутый стеклом, напоминал поросячий пятачок…

Потом в комнате загорелся свет, через минуту опять погас, а вскоре Костя уже стоял на крыльце, поеживаясь и переступая босыми ногами.

— Пошли? — спросил он заспанным, зябким голосом.

— Пошли!

И мы зашагали с ним по спящему городку. Костя нес ведро, а я — бредень.

Был тот неопределенный час, когда ночь — еще ночь, и звезды еще мерцают, но по легкому холодному ветерку, по плеску речных волн, по хлопанью петушиных крыльев и коровьему чавканью в бревенчатом хлеве уже угадывается приближающийся рассвет.

Сырая тропинка вывела нас к берегу, и мы пошли вдоль Невы, вниз по течению. То и дело приходилось нам перепрыгивать через глубокие расщелины старых траншей, огибать воронки, наполненные маслянистой водой, а один раз Костя все-таки растянулся… Он шлепнулся, казалось бы, на совершенно гладком месте.

— МЗП! — сказал я Косте.

— Что?

— МЗП. «Мало-заметное-препятствие». По-другому это называется «Спираль Бруно».

И я поднял с травы и показал Косте маленький моток тонкой проволочки, в котором запутались его ноги.

— Это свинство — разбрасывать такие штуки! — проворчал Костя, потирая ушибленное колено.

— В мирное время они, конечно, ни к чему. А вот на войне эти спиральки себя оправдали. Однажды целая рота немцев кувыркалась на поляне перед нашими траншеями, и все из-за этих коварных штучек. В траве их не видно. Вытащит немец ногу из такого моточка, ступит шаг и опять — носом в землю! Пока одну ногу освобождал, другая уже запуталась.

Мы идем дальше. Костя внимательно смотрит себе под ноги.

— Дядя Сережа, вам тяжело? Дайте я понесу бредень.

— Или вот бредень, — что такое бредень? Простая веревочная сетка. А ведь и она была у нас на вооружении. Люди уже и танк-амфибию изобрели, и «катюшу» в ход пустили, а в то же время древнейшие виды оружия остаются в силе: и сабля у кавалериста, и нож у разведчика, и приклад винтовки у пехотинца… Что такое приклад? Ведь это же просто-напросто дубина…

— Это верно, — соглашается Костя, — только бредень никогда не был оружием.

— Ты так думаешь? А известно ли тебе, что во времена Римской империи, когда в цирках боролись гладиаторы…

— Ой, дядя Сережа, я об этом читал, только сейчас позабыл!.. Один гладиатор идет с мечом, а другой на него с сеткой. Накинет сетку, потянет, — противник и барахтается, как щука в бредне!..

— Так вот знай, что сетка до сих пор не потеряла на войне своего значения. Во-первых, есть маскировочные сетки. Во-вторых, есть сети воздушного заграждения, в-третьих…

— В-третьих — я знаю! Это если перегородить металлической сеткой вход в стоянку кораблей. Тогда подводная лодка врага не сможет туда проникнуть!

— Тоже правильно, только я не об этом хотел сказать. Я хотел сказать, что, в-третьих, простая веревочная сеть послужила нам однажды почти как римским гладиаторам: мы поймали в нее фрица!

— В рукопашном бою?

— Ну, нет, не те времена. Нынче на врага с сеткой не пойдешь, пуля в сетке не запутается… А это случилось вот как. Мы держали оборону вдоль речки Тосно. Она впадает в Неву недалеко от Ленинграда. Мы были на этом берегу Тосно, а немцы — на том. И только маленький участок на том берегу тоже был в наших руках. Его оборонял батальон капитана Грачева. А для того, чтобы немцы не спустили в Неву какую-нибудь пакость, вроде плавучей мины, мы перегородили речку Тосно веревочной сеткой. И время от времени действительно вылавливали этой сеткой немецкие «гостинцы». А однажды вытащили даже утопшего обер-лейтенанта. Совсем по Пушкину: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!..» Но я тебе расскажу не про утопшего немца, а про живого…

Обходил я ночью посты, спустился к берегу, мне часовой и докладывает:

— Товарищ майор, не иначе, как сом сетку бодает!

И верно: колья, на которых натянута сеть, гнутся, чуть из земли не выскакивают…

Вызвал я двух своих разведчиков и приказал им войти в воду и обследовать сеть. Разделись они догола, взяли автоматы и полезли в воду. И только они ступили в воду, как в сотне шагов от этого места, вверх по течению, слышим — началась сильная перестрелка… А тут все спокойно, если не считать, что колья из земли уже вылетели и мы со связным держим сеть руками. А она натянулась и все норовит стащить нас в воду…

А потом сеть в наших руках обвисает, и возвращаются мои разведчики. Вылезают они из воды, как русалки, но ведут не царевича, а мокрого перепуганного фрица!..

Откуда же он взялся?.. Оказывается, немцы в эту ночь переправлялись через Тосно, чтобы прощупать нашу оборону. Этот фриц шел через речку последним, в темноте пошел не напрямик, а чуть наискосок, отбился от своих и наткнулся на сетку… МЗП!.. Он не разобрал, что это сетка, и решил, что это густые водоросли, сквозь которые нужно продраться. Вот он и продирался, пока не очутился на глубоком месте и не окунулся с головой. Тут он разобрал, что это — сеть, но бросить ее уже не мог, потому что плавать не умел. Уцепился и держался за нее, пока его не сняли мои разведчики…

— Ловко! — говорит Костя. — Действительно, МЗП!.. Если уж человека можно в сетку поймать, то что говорить о рыбе?.. Жаль, что мы только одно ведерко захватили, надо было бы еще и бидончик взять с собой для улова. Верно, дядя Сережа?..

Мы раздеваемся и лезем в воду… Бррр… Холодно!.. Костя тянет бредень вдоль самого берега, где помельче. Я, разумеется, значительно выше его ростом, залезаю поглубже.

Мы делаем четыре захода. Зубы у нас стучат, кожа посинела. В мотне бредня, кроме скользких водорослей, не обнаруживаем ни-че-го!..

— А рыба не такая уж г-г-г-глупая, — заявляет продрогший Костя, — поумнее фр-фр-фр-фрица!..

На пятый заход бредень натягивается, начинает пружинить.

— Есть! — кричит Костя. — Дядя Сережа, заходите, заходите к берегу!..

Он вылезает из воды первым и раньше меня подбегает к мотне.

— МЗП! ОТК! — кричит он мне.

— Что? Что такое?

— Мало-заметное-препятствие! Очень-тяжелая-коряга!..

Борис Петрович

Наконец-то мы с Костей раздобыли лодку!..

Ее дал нам напрокат местный рыбак — Борис Петрович Кукушкин.