Мир был на пороге конца - Наина Куманяева

– С кем же вы будете воевать?

Он задумчиво покачал головой.

– Там видно будет, фройляйн. Я – не политик. Быть может, война возникнет в связи с волнениями на Балканах. В газетах сказано, что Австрия собирается потребовать от Сербии удовлетворения за убийство эрцгерцога…

– Так оно и должно быть! – воскликнула я. – Доктор фон Кауфманн говорит, что все это произошло по проискам сербского правительства. И подумать только, что несчастного эрцгерцога убили вместе с его женой!

– Да, – заметил почтальон, – что будет, то будет! Спокойной ночи, фройляйн! И взглянув на сад, безмолвно раскинувшийся перед нами, он сказал: – Мне следует поспешить, чтобы я мог добраться домой до грозы.

– Спокойной ночи, Фриц, – сказала я и направилась к письменному столу, собираясь прочесть полученное письмо.

В дверях он нерешительно остановился.

– Я попрошу вас никому не рассказывать того, о чем мы беседовали с вами. Если об этом станет известно, я подвергнусь большим неприятностям…

– Не беспокойтесь! – ответила я. – Я уже успела забыть все сказанное вами и рекомендую вам последовать моему примеру.

Он неуверенно улыбнулся и покачал головой.

– Спокойной ночи, фройляйн. Приятного сна!

– И вам того же!

И снова я услышала хруст гравия под его ногами. Вспыхнувшая молния на мгновение осветила сад, и в тот момент, когда я снова взяла в руки письмо сестры, раздался оглушительный раскат грома.

Глава вторая

Шаги в саду

Смутные намеки почтальона все же в некоторой мере обеспокоили меня. И не потому, что я поверила в возможность войны. Его сообщение о том, что в казармах готовились к мобилизации, меня не волновали, так как я была уверена, что это была подготовка к очередным маневрам. Я привыкла к тому, что офицеры вечно жаловались на то, что приходится всегда к чему-либо готовиться – то бывали маневры, то какой-нибудь инспекторский смотр, то еще что-нибудь в этом роде.

Гораздо больше меня обеспокоило упоминание о появлении в городе всяких подозрительных бродяг. Домик коменданта стоял очень уединенно, а в газетах мне не раз приходилось читать об ужасных преступлениях, совершавшихся в уединенно расположенных жилищах.

Однако ночь была такая душная, что я не могла решиться закрыть двери. Поэтому я ограничилась тем, что выдвинула ящик письменного стола и удостоверилась в том, что большой револьвер доктора Кауфманна действительно лежал на своем обычном месте. Затем я снова наполовину задвинула ящик и опустилась на стул, стоявший рядом, чтобы, наконец, прочесть письмо, полученное от моей сестры.

В письме главным образом шла речь о нашем плане провести втроем лето в Шварцвальде. Я рассчитывала, что Ирина приедет в Германию со своим мужем, и мы вместе проведем лето. На конец июля мои французские друзья Марвили пригласили меня к себе в гости в Берлин, и 1 августа я должна была встретиться там с Ириной и Володей. Так как Кауфманны собирались 24 июля выехать в Карлсбад, такой порядок меня устраивал как нельзя лучше.

Ирина еженедельно писала мне чудесные письма, и каждое письмо как бы являлось сколком ее существа. Мы всегда были дружны, братьев у нас не было, и мы рано утратили мать. Отец наш служил офицером в Коканде, ну а мы с ней воспитывались в Твери у его сестры.

Ирина была маленькой, склонной к домашнему уюту женщиной, тогда как я, по уверениям отца, тяготела к «романтическим приключениям». До того, как переехать в Визенхольм, я жила с нею и с Володей в Твери, затем поступила в университет. Когда моя университетская подруга Маша фон Кауфманн предложила мне должность секретарши у своей тётки, я искренне обрадовалась. Я должна упомянуть, что госпожа фон Кауфманн была популярной немецкой писательницей, автором ряда романов, писавшей под псевдонимом Люси Уолтерсон. Предложение поехать к ней было сделано мне в ту пору, когда я прозябала за скучнейшей работой в библиотеке. Ирины была против моего отъезда в Германию, но я уже привыкла к тому, что она была против всех моих начинаний. Единственное, что она готова была одобрить, – мое замужество с Сашечкой, но к этому я не питала никакой склонности. Мне не хотелось в двадцать два года обзаводиться семьей и собственным хозяйством. Мне хотелось попутешествовать, поглядеть на мир, и поэтому, трогательно попрощавшись с Сашечкой, я уехала в Германию.

Милая Ирины! Она писала мне длинные письма, заполняя листки бумаги всем, что приходило ей на ум, – она писала о Володе, о своем пупсе, о новом автомобиле, наконец, о Билле. Ее письма переносили меня снова в Англию, в другой мир. Просматривая исписанные ею листки, я забывала о моем новом окружении.

«В воскресенье после маёвки Сашечка пришел к нам, и первый его вопрос был о тебе. Право, тебе следовало бы написать бедняге. Он выглядел отвратительно и сказал, что ты совершенно не отвечаешь на его письма. Он убежден в том, что ты влюбилась в какого-нибудь неотразимого прусского лейтенанта. Неужели он прав? Напиши мне о своих победах! Действительно ли немцы в восторге от сочетания твоих темных волос с голубыми глазами? Им должно быть изрядно надоели блондинки. В четверг, по случаю дня нашей свадьбы, Володя повел меня в театр. Мы смотрели очень интересную пьесу…»

Шум хлынувшего дождя прервал мое чтение. Дождь полил как из ведра, и отдельные капли ветром доносило в комнату.

Я вскочила и направилась к двери, чтобы запереть ее. Бросив беглый взгляд на часы, я увидела, что стрелки показывают три четверти десятого.

В то мгновение, когда я достигла двери в сад, мне почудилось, что я слышу шорох осторожных шагов по дорожке. Испуганно я воскликнула: «Кто там?» Шаги замерли, и я снова услышала лишь шелест дождя. Сад был погружен во тьму, и только в части, освещенной светом из комнаты, я видела серебряную паутину дождя.

Вспыхнувшая молния осветила сад, и я увидела, что на фоне кустов стоит тщетно пытающийся скрыться от ливня мужчина.

Я страшно испугалась, но не растерялась, отпрянула назад и схватилась за створки двери, собираясь их захлопнуть. Но в это мгновение раздался оглушительный раскат грома. В следующее мгновение лампа на столе потухла, и дом погрузился во мрак.

Снова я услышала осторожные шаги на дорожке. Дверь распахнулась, и я увидела, как во мраке в комнату осторожно скользнула чья-то фигура.

Глава третья

Когда палит пушка

Прежде чем я успела закричать или тронуться с места, я услышала спокойный мужской голос. Незнакомец говорил по-русски:

– Все в порядке, не пугайтесь, пожалуйста.

То был приятный мужской голос, и звучал он несколько возбужденно. Но то была грамотная русская речь, которую мне довелось услышать впервые за шесть месяцев, проведенных в Визенхольме.

Несколько успокоившись, я спросила дрожащим голосом:

– Кто вы? Что вам здесь угодно?

Я отступила в глубь комнаты и попыталась зажечь лампу, но лампа не желала гореть. Тщетно мои руки пытались нащупать коробку спичек, которая вместе с папиросами лежала рядом с пишущей машинкой. Я знала, что на письменном столе стояла свеча.

Из темноты до меня донесся тихий смешок.

– Право, не особенно удобно представляться в темноте, – сказал он. – Быть может, вы могли бы зажечь свет? Ведь вы Наташа Призорова?

Тон незнакомца несколько успокоил меня. Я также почувствовала комичность моего положения и, улыбнувшись, ответила:

– Да, я Призорова, Наталья Петровна. Но свет почему-то не зажигается. Кто вы такой? Как попали вы сюда? Вы испугали меня…

– Право, я очень сожалею, что напугал вас… Это не входило в мои намерения. Разумеется, я полагал, что вы поймете…

– Я не знаю, что вы хотите этим сказать, – раздраженно заметила я. Мысль незнакомца, что я могла отнестись к его внезапному появлению среди ночи в нашем доме, как к чему-то должному, возмутила меня. – Откуда я могу знать, может быть, вы преступник, который пытается забраться к нам в дом?

Я услышал короткий вздох.

– Господи, не могу же я вам все объяснить в темноте. Как нелепо это положение, когда мы беседуем друг с другом словно двое слепых. Черт побери, я хочу видеть вас.

– Во всяком случае, я испытываю еще более сильное желание вас видеть, – твердо ответила я. – Я вас знаю?

– И да… и нет, – раздался ошеломивший меня ответ.

– В таком случае дайте мне спички.

Он простонал в ответ:

– У меня нет спичек. И у вас их тоже нет?

– Где-то здесь лежала коробка спичек, но я не могу найти их в темноте, – сказала я.

– Быть может, нам обоим удастся найти ее.

Мои глаза несколько свыклись с мраком, и я увидела, как темный силуэт, вырисовывавшийся на фоне двери, сделал по направлению ко мне быстрое движение.

– Останьтесь там, где стоите, – резко сказала я. – Подождите, пока я найду спички.

Я услышала сдержанный смех. Незнакомец остановился. Снова вспыхнула молния и при ее свете я увидела незнакомца. Он стоял с обнаженной головой у двери в сад.