Ветры Дарковера - Мэрион Брэдли

Он почувствовал, что падает и в то же время поднимается, взмывая ввысь, устремляясь наружу на крыльях пушистой субстанции. Тьма внезапно рассеялась и исчезла, свет пробился к нему, но не через глаза, а словно пробился через кожу — он ощутил холодное красноватое свечение и морозные облака. Невесомый, парящий в своем перистом одеянии, он взмыл вверх по направлению к неожиданному сиянию зари.

Он быстро привык к своему птичьему обличию и, склонившись на крыло, повернулся, чтобы посмотреть вниз.

Цвета были странными, блеклыми, очертания искривленными, погнутыми. Он видел их нечеловеческими глазами. Далеко внизу роились люди в грубых темных одеждах, собравшись вокруг покрытой кожей башни рядом со стеной. Летели стрелы, раздавались крики, со стены упал человек и с долгим отчаянным воплем ушел из поля зрения. Он резко ударил крылом, чтобы кинуться вниз, и…

Он стоял на твердом полу, стирая пот ужаса с лица.

Он был здесь. Он был Деном Барроном. Он не был призраком в перьях, летящим над странным вогнутым ландшафтом, борясь с дикими потоками ветра. Он посмотрел на свои пальцы и засунул один в рот. Он казался бесчувственным, замерзшим. Камень был холодным…

Снова то же самое.

Так реально, так чертовски реально. Он все еще был покрыт гусиной кожей и моргал глазами, слезившимися от дикого ветра. О господи, подумал он и передернулся. Кто-то подсунул ему галлюциген? Зачем?! У него, насколько он знал, не было врагов. У него не было и настоящих друзей — он не из тех, кто заводит их в чужих провинциях — но и врагов тоже. Он делал свое дело, не совал нос в чужие заботы и не знал никого, кто мог бы завидовать ему, тому немногому, чем он владел, или той трудной и не совсем хорошo оплачиваемой работе, которую он делал. Единственное, чем это можно было объяснить — он сошел с ума, свихнулся, сбрендил, слетел с катушек. Он осознал вдруг, что в загадочном сне, наваждении или галлюцинации он говорил и думал по-дарковерски — с сильным горным акцентом, который он понимал, но на котором не говорил, если не считать нескольких слов, необходимых, чтобы заказать обед или купить какие-нибудь безделушки в Торговом Городе. Снова он вытер лицо. Ноги сами принесли его к двери координаторской, но он остановился, пытаясь успокоить дыхание.

Итак, пятый раз.

Первые три раза это были ненормально явственные грезы, порожденные усталостью и похмельем и основанные на его нечастых, но живописных экскурсиях в Старый Город.

Он не придавал им значения, хотя очнувшись дрожал от реальности страха или ненависти, обуревавших его в этих снах. Четвертый… четвертый чуть не вызвал катастрофу в космопорту. Баррон не был человеком с воображением. Его предположения не шли дальше нервного срыва или тайного недоброжелателя, подмешавшего ему какую-то отраву в качестве шутки, злой шутки. Он не был параноиком, чтобы решить, что все это было сделано специально, чтобы вызвать катастрофу в порту и его бесчестие. Он был в смятении, немного испуган, сердит, но не был уверен, является ли его гнев собственным чувством или частью этого странного сна.

Медлить больше было нельзя. Подождав еще минуту, он расправил плечи и постучал в дверь координаторской. Зеленым вспыхнуло — «войдите,» и он вошел.

Маллинсон, координатор службы аэропорта в Земной Зоне Дарковера, был дюжим мужчиной и в любое время дня выглядел так, словно он даже спал не снимая униформы. Он казался серьезным и лишенным воображения. Если у Баррона и были мысли поделиться происшедшим со старшим по рангу, он оставил их при себе. Тем не менее, Маллинсон посмотрел прямо на Баррона и был первым, кто сделал это за последние пять дней.

Без всякого вступления он произнес:

— Ладно, черт тебя побери, что произошло? Я поднял твое досье, ты отмечен как чертовски хороший работник. Судя по твоему опыту, люди не скапливают замечательных рекомендаций, чтобы потом сломать их таким образом. Человек нацелившийся на крупную ошибку, начинает с дюжины мелких, и у нас есть время передвинуть его с опасного места, прежде чем он действительно что-нибудь свалит. Ты заболел? Не то, чтобы это извиняло тебя — тебе следовало бы доложить и попросить замены. Мы думали, ты умер от сердечного приступа — не приходило в голову ничего другого, что могло бы так замедлить твою реакцию!

Баррон вспомнил диспетчерскую и огромный экран, отражающий все прибывающие и уходящие рейсы. Маллинсон произнес, не дав ему времени ответить:

— Ты не пьяница и не наркоман. Знаешь, большая часть людей протягивает на пульте около восьми месяцев, прежде чем чувство ответственности оделяет их кошмарными снами, они начинают делать маленькие ошибки, мы убираем их и перемещаем на другое место. Ты не сделал ни одной ошибки, нам следовало бы сообразить, что ты просто недостаточно умен — маленькие ошибки это просто просьба о помощи: мне слишком тяжело, уберите меня отсюда. У тебя этого не было, но нам все равно нужно было убрать тебя. Именно поэтому ты не уволен и не выкинут к черту с семью замечаниями и тысячекредитным штрафом. Мы держали тебя на пульте пять лет и могли сообразить, что нарываемся на неприятности.

Баррон понял, что Маллинсон и не ждет ответа. Люди, сделавшие ошибки такого калибра, никогда не объясняют причин — знай они о них, они бы побереглись заранее.

— С твоим досье, Баррон, тебя можно было бы переместить на Рим, но есть вакансии и здесь. Я понял, что ты говоришь по-дарковерски?

— На языке Торгового Города. Понимаю и другие, но с трудом.

— Тем более. Разбираешься хоть немного в исследовании и картографии?

Баррон дернулся. Именно картограф чуть не разбился пять дней назад, он постоянно торчал в его мозгу, но взгляд на Маллинсона убедил его, что тот просто интересуется; а не хочет уязвить.

— Я читал пару книг по ксенокартографии — не более.

— В ошлифовке линз?

— Основы. Большинство детей делают телескопы того или иного типа. Я делал.

— Этого достаточно. Мне не требуется эксперт, — сказал Маллинсон с кислой улыбкой. — Их у нас достаточно, но это разозлило бы дарковерцев. Теперь, что ты знаешь о культуре Дарковера?

Не понимая, куда он клонит, Баррон ответил: — Обзорные лекции номер 2,3,4, пять лет назад. Не сказать, чтобы они сильно требовались в порту.

— Отлично, тогда ты знаешь, что дарковерцы никогда особенно не занимались технологией — телескопы, микроскопы и все такое. Их предполагаемая наука шла по другому пути, и я не много о ней знаю, да и никто не знает, кроме нескольких антропологов и социоэкспертов. Но факт есть факт: мы, в смысле Бюро Земных Сношений, иногда получаем запрос на небольшую техническую помощь от отдельных личностей. Не от правительства, если оно вообще существует, в чем я лично сомневаюсь — но речь не об этом. Кто-то, где-то — я не помню деталей — решил, что для наблюдения за лесными пожарами телескопы будут совсем небесполезны. Эта идея каким-то образом проползла вверх по всем каналам, по которым требовалось, и дошла до Совета Старейшин в Торговом Городе. Мы предложили продавать им телескопы. О нет, сказали они вежливо, лучше пусть кто-нибудь научит их людей как это делается, проконтролирует сборку, установку и использование. Это не тот случай, когда мы могли бы послать запрос в Бюро Персонала и просто получить человека. Но тут есть ты, без работы, и шлифовка линз отмечена в твоем досье как хобби. Начать можешь прямо сегодня.