Мой, твой, наш Владимир Высоцкий. О поэте, пророке и человеке - Владимир Жердев

Мой Гамлет

Проживая жизнь шекспировского Гамлета на подмостках всего мира, Высоцкий в собственных чувствах и видениях, личным примером показал, что как и пятьсот лет назад, так и сегодня нельзя жить вчерашним днем, что наше высшее духовное «Я» должно всегда брать верх над низменной природой человека.

Он верил только белым Божьим снам,Не жаждал привилегий принца,Как Гамлет, он в проточных водах по ночамОтмывался от дневного свинства.

И спал на шкурах, мясо ел с ножа,Говорил, что оспою болело время,Отказавшись от привилегий дележа,Пропускал слова сквозь собственное темя.

Мой Гамлет

Я знал, что, отрываясь от земли,Чем выше мы, тем жестче и суровей.Я шел спокойно прямо в королиИ вел себя наследным принцем крови.

Я знал – все будет так, как я хочу.Я не бывал внакладе и в уроне.Мои друзья по школе и мечуСлужили мне, как их отцы – короне.

Не думал я над тем, что говорю,И с легкостью слова бросал на ветер —Мне верили и так, как главарю,Все высокопоставленные дети.

Пугались нас ночные сторожа,Как оспою, болело время нами.Я спал на кожах, мясо ел с ножаИ злую лошадь мучил стременами.

Я знал, мне будет сказано: «Царюй!» —Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег,И я пьянел среди чеканных сбруй.Был терпелив к насилью слов и книжек.

Я улыбаться мог одним лишь ртом,А тайный взгляд, когда он зол и горек,Умел скрывать, воспитанный шутом.Шут мертв теперь: «Аминь! Бедняга! Йорик!»

Но отказался я от дележаНаград, добычи, славы, привилегий.Вдруг стало жаль мне мёртвого пажа…Я объезжал зелёные побеги.

Я позабыл охотничий азарт,Возненавидел и борзых, и гончих,Я от подранка гнал коня назадИ плетью бил загонщиков и ловчих.

Я видел – наши игры с каждым днёмВсё больше походили на бесчинства.В проточных водах по ночам, тайкомЯ отмывался от дневного свинства.

Я прозревал, глупея с каждым днём,Я прозевал домашние интриги.Не нравился мне век и люди в нёмНе нравились. И я зарылся в книги.

Мой мозг, до знаний жадный, как паук,Все постигал: недвижность и движенье.Но толка нет от мыслей и наук,Когда повсюду им опроверженье.

С друзьями детства перетерлась нить, —Нить Ариадны оказалась схемой.Я бился над вопросом «быть, не быть»,Как над неразрешимою дилеммой.

Но вечно, вечно плещет море бед.В него мы стрелы мечем – в сито просо,Отсеивая призрачный ответОт вычурного этого вопроса.

Зов предков слыша сквозь затихший гул,Пошёл на зов, – сомненья крались с тылу,Груз тяжких дум наверх меня тянул,А крылья плоти вниз влекли, в могилу.

В непрочный сплав меня спаяли дни —Едва застыв, он начал расползаться.Я пролил кровь, как все, и, как они,Я не сумел от мести отказаться.

А мой подъём пред смертью есть провал.Офелия! Я тленья не приемлю.Но я себя убийством уравнялС тем, с кем я лег в одну и ту же землю.

Я – Гамлет! Я насилье презирал,Я наплевал на датскую корону.Но в их глазах – за трон я глотку рвалИ убивал соперника по трону.

Но гениальный всплеск похож на бред,В рожденье смерть проглядывает косо.А мы всё ставим каверзный ответИ не находим нужного вопроса.

Путь к себе

Все люди, кому посчастливилось общаться с Владимиром Высоцким, говорят, что он был душой общества, верным другом, доброжелательным, искренним, простым в общении и совершенно беззлобным… Он обладал необыкновенным даром влиять на людей. Эта феноменальная, невероятная сила воздействия, конечно, определялась глубиной его внутреннего мира, энергией души – энергией очень высокого уровня, которая и может заставить человека слушать каждое его слово, затаив дыхание. И, соприкасаясь с его творчеством, мы всегда чувствуем, что, несмотря на внешнюю открытость поэта, у него была та плоскость, в которую он не мог никого пустить, то внутреннее духовное измерение, где он находился всегда со всеми и в то же время – всегда один, благодаря чему, своими песнями, да и всем своим творчеством мог проделать такую огромную работу над сознанием и душой слушателя.

Эта сила определяла самостоятельность его поступков, она несла его по жизни, заставляя опережать время, в котором он жил. Эта же сила позволила ему вырваться из «наезженной колеи» житейского стандарта, дала способность преодолеть её инерцию, противостоять многочисленным соблазнам (по сути – ловушкам для Души), чтобы обрести возможность максимально самореализоваться на пользу всему миру, что и означает – исполнить предназначенную Всевышним миссию.

Чужая колея

Крутые скользкие краяИмеет эта колея.

Я кляну проложивших её —Скоро лопнет терпенье моё —И склоняю, как школьник плохой:Колею, в колее, с колеёй…

Но почему неймётся мне —нахальный я, —Условья, в общем, в колеенормальные:Никто не стукнет, не притрёт —не жалуйся, —Желаешь двигаться вперёд —пожалуйста!

Отказа нет в еде, питьеВ уютной этой колее —Я живо себя убедил:Не один я в неё угодил, —Так держать – колесо в колесе! —И доеду туда, куда все.Вот кто-то крикнул сам не свой:«А ну, пусти!» —И начал спорить с колеёйпо глупости.Он в споре сжёг запас до днатепла души —И полетели клапанаи вкладыши.

Но покорёжил он края —И стала шире колея.

Вдруг его обрывается след…Чудака оттащили в кювет,Чтоб не мог он нам, задним, мешатьПо чужой колее проезжать.

Вот и ко мне пришла беда —стартер заел, —Теперь уж это не езда,а ёрзанье.И надо б выйти, подтолкнуть —но прыти нет, —Авось, подъедет кто-нибудьи вытянет.

Напрасно жду подмоги я —Чужая это колея.

Расплеваться бы глиной и ржойС колеёй этой самой – чужой, —Тем, что я её сам углубил,Я у задних надежду убил.Прошиб меня холодный потдо косточки,И я прошёлся чуть вперёдпо досточке, —Гляжу – размыли край ручьивесенние,Там выезд есть из колеи —спасение!

Я грязью из-под шин плююВ чужую эту колею.

Эй вы, задние, делай, как я!Это значит – не надо за мной.Колея эта – только моя,Выбирайтесь своей колеёй!

Быть может, проблема современной поэзии состоит именно в том, что мысли и слова многих авторов исходят не из пылающего сердца, а от холодного ума, что лишает их глубинного смысла, не говоря уже о том внутреннем подтексте, где должно таиться чувство, которое задевает человеческие души и колышет их сердца.