Блудный сын Франции. Роман - Лиза Борейш

Когда пришло утро, я сказал, что себя отвратительно чувствую и буду лежать камнем, пока мне не полегчает. Я боялся, что они призовут врача, но они не призвали. Мне повезло. Я стал думать, как решить свою проблему. Перво-наперво, месть подают холодной. Не имеет значения, кто именно это сказал. Это первое, что я узнал о мести. Сгоряча можно запороть весь процесс. Главное – результат, но от процесса не отделаться. Или свой собственный, или судебный. Значит, надо подождать. Чтобы никто не подумал, что я – убийца. Я потерплю. Я дам ему прожить ещё полгода. Проблема: я не могу его видеть, нервы сдадут. Я себя выдам. Только в день убийства, если это будет день. Я не могу ссориться с Жоржем, поэтому надо поссориться с Жаком. Раз и навсегда. Без сучка без задоринки. Я перестал ходить к ним в гости, потому что поссорился с Жаком. Невесело нагнетать разрыв с другом, который ни в чём не виноват. Но поссориться было надо. Я сделал это, добившись от Жака признания того, что он мне завидует. Грязной чёрной завистью. Учитывая всё, что происходило, это довольно глупо. Ссору никогда не надо начинать в лоб: станет сразу ясно, что это повод. А если человек, с которым надо разругаться, не дурак, да ещё и память у него не дырявая, это может быть использовано против вас. Как-то раз я подошёл к Жаку (мне стало лучше дня через два), и сказал, что хочу знать его мнение о моём рассказе. Я сочинял короткие рассказы. Жак сидел на скамейке у лицея и читал детектив. Любил он это дело! Беллетристика и учёба.

– Жак, салют!

– А, это ты. Как здоровье?

– Хорошо. Слушай, я придумал новую штуку!

– Давай потом.

– Когда?

– Ну, видишь, и я читаю.

– Что?

– Детектив.

– Потом дочитаешь, а?

– Уйди, я на самом интересном месте, не стой над душой!

– Да тут читать, судя по закладке, ещё час!

– Да хоть два! Дай мне почитать!

– Значит, детективы тебе интересны, а рассказ твоего лучшего друга – нет? Конечно, важнее узнать, что случится в дешёвом выдуманном полицейском участке, какой торговец колбасой укажет, кто есть настоящий мясник?! Да, Жак, у тебя явные проблемы со вкусом – раз. С чувством такта – два.

– Да я только и делаю, что слушаю твои рассказы! И, знаешь ли, ничего особенного! Начало интересное, а потом – всё как попало.

– А какого чёрта лысого ты их хвалишь?!

– Ну, они ничего. Если ты будешь учиться, сделаешь лучше.

– То они у тебя ничего, то ничего особенного! Ты уж определись. Твой отец, вот, не такая тряпка: он говорит как есть. Нравится ему что-то – значит да, нет – значит нет, он лучше поссорится, чем так отмахнётся, как ты. Сиди, читай свои детективы. Я больше слова тебе не скажу о том, что я пишу. С тобой вообще не о чем разговаривать, кроме уроков и того, куда бы пойти учиться! Скука!

– Да хватит уже, остынь.

– Это ты остынь, Жак! Думаешь, я не знаю, что ты мне завидуешь? Противно, когда у твоего друга талант, у твоего отца – большой талант, а у тебя – всего лишь хорошие оценки!

И всё в таком духе. Действительно, Жак немного завидовал тем, кто его ярче, но я сгустил краски. Так легче устроить разрыв. Жак, как всякий нормальный человек, на меня, в конце концов, обиделся. Этого я и добивался. У меня камень с души полетел. Учебный год летел к концу, что было мне только на руку, так как шансов мириться становилось всё меньше. Все сдали или не сдали экзамены, и началось полноправное лето. Для кого-то это означало «летние каникулы». Для меня это была летняя тоска. Изматывающее, удушливое состояние. Пыль на дорогах, лодки на реке. Дети поют песни и собирают черешню. Дядя, тётя и их дети говорят, что в Италию не поедем. Все, кроме меня, видите ли, заняты делом. Я был занят, и ещё как. Я думал. И от этого болели зубы. Именно от этого. Их сводило, я ими аж скрипел. Пошёл в библиотеку – читать про убийц. Сказал, что хочу написать рассказ для конкурса. Детективный. Тогда талантливая молодёжь была в цене, и библиотекарша только поприветствовала то, что я не гоняю в футбол, а тянусь к знаниям. Та ещё дамочка! Приходит к ней очень подозрительный тип и говорит, что ему не мешало бы прочитать что-нибудь по предмету «психология убийства». Вот разве есть такой предмет? Ну, это я образно. Я сказал, что могу взять книги домой, а могу читать и здесь, это очень важно. Сроки конкурса поджимают. Действительно, я участвовал в литературном состязании юных психов, которые возомнили себя литераторами. Но я не собирался никакой детектив им сочинять. Не мой жанр. Я уверен, что максимум, на что я способен – это просто история про убийцу. Когда с самого начала знаешь, кто это такой и зачем убивает. Долго ждал книг. Мне принесли дюжину или чёртову дюжину – толстых и пыльных. Сказали, читать здесь, они редкие. Студенты часто их спрашивают. Я сел за дело, закатал рукава и достал блокнот.

Чем дольше я читал, тем меньше мне всё это нравилось. Учебник судебной медицины с картинками! Иллюстрации психически больных! Наелся до тошноты. Я удивился, что убийства происходят так часто и по таким разным причинам. А то и вовсе без причины. Найдёт какой-нибудь психопат повод – и вперёд! Садистов – хоть отбавляй. Они получают удовольствие от чужого мучения, ну и нелюди! Я собирался стать убийцей, но у меня имелись веские основания и строгие рамки. Во-первых, это месть, так как обида и горечь и, вообще, это поганое состояние не проходили. Отвращение к себе. Отвращение к людям. Равнодушие. Желание уйти из общества, как из школы. Невозможность представить себе любовь как что-то хорошее. Это не повод, это мотив. К тому же, я сделаю это всего один раз. Один. Мой насильник будет наказан, и я смогу жить дальше. Мне будет намного лучше, я уверюсь, что даром такое не проходит и никто ничего не узнает. Я убью художника и стану писателем. Вот так я и поступлю. Мне не нужны никакие прибамбасы. Пистолет. Яд. Имитация ограбления или несчастного случая. Это всё никуда не годится. У меня для убийства нет ни опыта, ни таланта. Я, скорее, защищаюсь, только с большим опозданием.

Решил остановиться на ударе битой. Бейсбольной, по черепу, сзади, со всей дури. Не один Жорж любит сзади со всей дури. Я эту дурь из него повышибу, вместе с грязной его душой! Нет у него никакой души, одни инстинкты. Ну, и кисточкой ещё размахивать умеет. С меня хватит. Размахивать буду я. Тем временем у Жоржа намечалась персональная выставка, а для такого павлина это было что-то вроде Судного Дня, только с оправдательным акцентом. Мне позвонил Жак. В самый разгар летней тоски, подгадал.

– И?

– Чего тебе?

– Пошли на выставку. Мой отец, в общем, пошли.

– Не пойду.

– Ты всё лето будешь строить из себя невесть что? Я уже забыл, на что ты там обиделся.

– Забыл и хорошо. Я не пойду. Глаза сильно болят. Рябить будет.

– Да ну тебя! Мне вообще не с кем идти.

– Иди с чёртом.

Жак повесил трубку, и мне стало неудобно перед ним из-за отца. Я пошёл в какой-то захудалый магазин спортивных товаров и купил биту. На неё была скидка. Вот бы и на убийство она была. На Луне сила тяжести в шесть раз меньше нашей. Вот бы тяжесть преступлений там была меньше. Я бы замочил мерзавца, затащив его предварительно на луну. Какие странные мысли. Я чувствовал пустоту, от которой боялся сойти с ума. Мне хотелось уехать из Парижа куда-то южнее. В деревню, где нет библиотек, и только маячит вдалеке старая овчарня. И дикий виноград с его красными листьями, лозами струящийся к земле. И чтобы солнце и река без краёв. А лодки, в которых не плавают, но мирно спят на чистом песке, а если лодки нет на месте – её силуэт покрыт сплошь живыми синими бабочками, такими лазурными, как само взморье. Бабочки морской волны. А вечером я хочу сидеть на балконе из дерева и слушать ночных птиц. И видеть угасающий свет дня, постепенно слепнуть, и обретать ночное зрение. Я дневной – я ночной. Я явный – я тайный. Я жертва – я убийца.

Сочинил странное стихотворение, сидя в комнате, утомившись от августа. В этих строчках было что-то пророческое. Как будто я видел будущее, и оно таким сделалось по моему заказу. Знаете, когда чувствуете, что это как будто знак? Я не суеверный, ничего такого. Это такое чувство, что трудно сказать, к чему относится. Оно острое и тонкое, как нож. Как боль. Как край бумаги. Я тут задумался, что бумага может стать при желании таким же орудием убийства, как камень или ножницы. Острый край – и сразу в рай. Бумагу недооценивают. Она не безобидна. Мою тётю звали Флёр, но эта толстая ханжа на цветок не походила, это точно. Скорее, на какой-нибудь пирог, набитый начинкой до отвала. С утра пораньше ей вступила в голову гениальная идея. Мне надо работать. С такими успехами в школе я далеко не пойду. Вот уж точно, и не мечтай ни о каких там литературных курсах! (А я мечтал почище иного влюблённого) Тётя Флёр решила испоганить мою жизнь сразу после школы. Да ещё и дядя её в этом поддержал. Хорошо, оставим это на потом. Вступило этой даме в голову, что из меня со временем выйдет хороший садовник! Я же не говорю, что она станет отличной старухой лет через двадцать! А она станет. С какой дури она взяла, что мне захочется садоводством убиваться – я так и не понял. Видать, ей запало в душу, что я разбираюсь в растениях. В лекарственных в том числе. Люблю ботанику. Наша учительница по ботанике была славной женщиной. Когда кто-то бегал по её кабинету и ломал цветы, она громко ругалась: «Паразиты!» Вот это правильный подход. Так их, всех моих надменных сотоварищей. Ну и тётя Флёр решила, что паразитом мне не бывать, по крайней мере, не за их с дядей счёт. Вот так рассказываешь байку из своей молодой жизни, а тебе ставят на вид, что ты ничего не делаешь.