Врача вызывали? - Вадим Рубинчик

Комнату из угла в угол пересекала гирлянда из мелких костей кисти и стопы натурального человеческого скелета вперемешку с разноцветными лампочками. «Ребята к Новому году готовятся», – догадалась Лидочка, поражаясь собственному хладнокровию. Небольшой стол занимали телевизор, баян и два странных железных мяча, впоследствии оказавшиеся ядрами для толкания. «Именно так я представляла себе первозданный хаос», – подумала кураторша и ещё раз огляделась. В комнате никого не было, и Сологуб уже хотела покинуть это гиблое место. Но тут газеты на одной из кроватей зашевелились и упали на пол. Она вздрогнула от неожиданности и увидела громадного лысого мужчину. Из одежды на нём были только мешковатые семейные трусы зелёного цвета в крупный жёлтый горошек. При желании их можно было использовать как камуфляж для танка или небольшого спортивного самолёта.

Это был легендарный Шура Борщёв. Свободное от учёбы время он целиком и полностью посвящал толканию ядра и добился в этом деле заметных успехов, чего было нельзя сказать о его учёбе. Но так как Шура защищал честь института на спортивном поприще, то вопрос сдачи сессии на стипендию не беспокоил его абсолютно. В те времена в Союзе не было культуризма, и людей с такими габаритами можно было встретить очень редко, поэтому Борщ производил неизгладимое впечатление на неподготовленную к таким жёстким испытаниям публику. Тело богатыря покрыто ржавым волосом, настолько густым, что когда он снимал рубашку, казалось, что под ней оранжевый мохеровый свитер. В результате у него было две клички: если Шура одет – Кинг-Конг, а без одежды – Шерстяной. Ах, да… имела место быть и третья, менее оригинальная: естественно, Борщ. Шура довольно сильно заикался, особенно когда выпивал, что резко усиливало сходство с представителями семейства приматов. Но к шуткам и подколкам товарищей он относился спокойно, как сытый удав, и никогда ни на кого не обижался. Кинг-Конг был миролюбив и доверчив, как дитя малое, что сильно контрастировало с внешним грозным обликом.

– Это Борщёв, вы только не волнуйтесь… Он добрый, когда трезвый, – успокоил Валерка, который добровольно взял на себя роль экскурсовода. Шура не учился у Лидии Павловны, но, естественно, знал её в лицо, поэтому, ловко завернувшись до пояса в простыню, дружелюбно сказал:

– П-пп-рох-ходите, п-п-пожалуйста, с-садитесь.

Лидия Павловна беспомощно оглядела комнату в поисках стула. Слуцкий, проследив за её взглядом, догадливо объяснил:

– Стульев нет, Борщ садится на них и забывает, что ему нельзя шевелиться. Ну, одно неловкое движение, и стул идёт на дрова. Не напасёшься на него.

Шура виновато развёл огромными, как сковороды, ладонями. Хотел объяснить что-то, но от волнения стал заикаться больше обычного, махнул рукой и стал смотреть в окно, полностью утратив интерес к происходящему. Погрузившись в молчание, он терпеливо ожидал ухода непрошеной гостьи. Чтобы как-то заполнить неловкую паузу, Сологуб спросила на свою голову:

– А кто это у вас на баяне играет?

Шура тут же очнулся, к удивлению наставницы живо схватил баян, скинув при этом ядра. Они упали на пол и с угрожающим грохотом покатились на Лидочку. Неожиданно для себя она прямо в сапожках резво вскочила на кровать и ловко избежала столкновения.

Убедившись, что ядра остановились и опасность миновала, грустно подумала: «Какая же я дура! Надо было к девочкам идти, вряд ли они встречали бы меня ядрами». Борщёв тем временем начал исполнять, и следует отметить, довольно неплохо, «Сердце красавицы склонно к измене». В результате простыня упала, обнажив мохнатые слоновьи ноги с давно не стрижеными, загнутыми книзу жёлтыми ногтями. Но ядротолкатель то ли не заметил этого факта, то ли не придал ему особого значения и самозабвенно продолжал музицировать. Сологуб стояла на шаткой кровати с открытым ртом, стараясь сохранить равновесие и не повредиться в рассудке. «Чистый цирк! Аттракцион «медведь с гармошкой», – думалось ей. Слуцкий подавал Борщёву интенсивные знаки руками и громко шептал: «Подыми занавес, Шаляпин!» Но старания суфлёра не принесли сколько-нибудь заметного результата. Очевидно, на Борща снизошло вдохновение, и он твёрдо решил исполнить партию до конца. Тогда Валерка подскочил и самостоятельно обернул простынёй богатырское тело. «Слава богу, хоть трусы не упали», – проворчал он.

Тут в комнату влетела маленькая Белка. Подруга Валерки, ведомая то ли обострённой женской интуицией, то ли приобретённым опытом, находила его, как правило, в течение двух с половиной минут в любой географической точке. Окинув взглядом присутствующих, моментально оценила создавшуюся ситуацию, подскочила к Борщу и, сильно ударив узкой ладошкой по музыкальному инструменту, тонко и пронзительно закричала: «Всё! Концерт закончен!» Шура покорно поставил баян на стол, подтянул простыню и снова виновато развёл руками. «В секции восемь комнат, – отрешенно рассуждала Сологуб, стараясь не сбиться с мысли. – Ещё одна такая комната, и можно вызывать психбригаду».

Валера помог Лидочке слезть с кровати, одновременно высказывая собственные впечатления. «Какой типаж! – восхищался он. – Его бы в Голливуд – монстров играть. Без проб и репетиций – с руками оторвали б. Вы представляете, Лидия Павловна, он на свидание с баяном ходит! Все с гитарой, а он – с баяном! Круто, а? Хотя лично я думаю, ему надо ходить с большим африканским барабаном» Лидочка слушала в пол-уха. Она уже приняла судьбоносное решение, что на сегодня достаточно и ни в какие комнаты она заходить больше не будет. Пусть декан поступает с ней, как хочет, вплоть до увольнения и предания гражданской казни. Лидия Павловна должна сохранить своё психическое здоровье. Ради детей, ради семьи… Кураторша неожиданно почувствовала себя очень усталой, разбитой и опустошённой. Руки тряслись мелкой противной дрожью. Забыв попрощаться, она вышла из логова Кинг-Конга и направилась к выходу из блока. И тут, как назло, её усталый взгляд упёрся в солидную бронзовую табличку «Гинекологическая смотровая». Сологуб вздрогнула и остановилась как вкопанная. «Зачем смотровая на мужской половине?» – подумала она. – Наверное, я брежу». Эта мысль напрягла её по-настоящему и заставила всерьёз подумать о визите к психиатру.

– Это ребята для смеха повесили, не обращайте внимания, – успокоил её Слуцкий.

Сологуб тихо, но отчётливо выругалась, немало удивив как Валеру, так и себя лично. Потом нервным дрожащим голосом воскликнула: «Снять немедленно!» Лидочка обернулась, однако никого рядом не обнаружила. Только монотонно капала вода из крана в соседней кухне, журчал лесным ручейком неисправный унитаз да громыхнул и затих уходящий лифт. Валера беззвучно испарился, бросив наставницу на произвол жестокой и насмешливой судьбы. Тогда Лидочка попыталась оторвать табличку собственными силами. Но проклятая была прикручена насмерть. Наставница выпрямила спину, выпятила подбородок и выкатила грудь четвёртого размера. «Смотровая! Для смеха! Я вам сейчас посмотрю! Я вам посмеюсь!» – мысленно негодовала она. Боевой дух со стоянки первобытных студентов снизошёл на нее, она жаждала крови или, на худой конец, элементарного возмездия. В чём оно будет выражаться, было загадкой для неё самой. Неотреагированные эмоции рвались наружу, грозя полностью сорвать и без того неустойчивую крышу. Лидочка вдруг неожиданно осознала, что всю жизнь сдерживалась и вела себя культурно вопреки своей легко возбудимой и темпераментной натуре. Но теперь довольно! Агрессивная волна охватила всё её существо и несла в бой. Зов предков – великая сила! Шелуха цивилизации слетает с человека в критический момент легко, как пух одуванчика при первом порыве ветра. Неизвестно откуда появившаяся холодная ярость и металлический взгляд серых пронзительных глаз однозначно предупреждали: «Уйди с дороги, не то зашибу!» Хозяйской твердой рукой Лидия Павловна требовательно постучала в дверь «Смотровой». Зловещая тишина была ей ответом. Она пнула дверь ногой, потом второй и, разойдясь не на шутку, стала молотить обеими руками и ногами. Тут её окликнул доцент Сухой:

– Что случилось, Лидия Павловна?

Она резко обернулась, ей стало безумно неудобно. Сделав несколько глубоких вдохов, попыталась объясниться, но волнение сдавило ей горло. Лидочка молча отошла от двери и отвела глаза. Сухой взглянул на табличку и участливо, очень осторожно спросил:

– Лидия Павловна, вы случаем не тридцать девятую курируете?

Сологуб удивлённо посмотрела на доцента и кивнула. Он понимающе покачал головой, взял её за руку и мягко, как опытный психиатр буйной пациентке, вкрадчиво сказал:

– Пройдёмте, дорогая. Вы только не волнуйтесь.

Та послушно двинулась за ним, а потом вдруг спросила:

– А как же «Смотровая»?

– Вам нужно в «Смотровую»? – так же мягко спросил Сухой. Она отчаянно замотала головой. – Ну, вот и хорошо, – ответил Сухой.