Адвокат вольного города 7 - Тимофей Кулабухов

— Движение ты уже запустил. А тебе надо, чтобы это приносило прибыль. Из чего по-твоему состоит семья?

— Мужик, баба, дети бегают. А у той бабы непременно ещё и мать есть, которая хозяину мозг выносит. А потом к ней приходят сёстры и начинается… «Ты ленивый, денег мало приносишь, любимой тёщеньке не можешь шубу купить!» и так далее.

— Кхе. Подозреваю, что это было что-то из личного? Не важно. Семья — это ещё и экономика. Соотношение трудовых ресурсов, активов, пассивов, дохода и расхода.

— Много умных слов, слишком сложно для консервативного английского джентльмена, — Тайлер решительно достал чекушку и сделал из неё большой глоток.

— Ты же в Англии никогда не был.

— Пемза течёт в моём сердце! –пафосно произнёс истый англичанин.

— Пемза течёт только пока она лава, а правильно будет Темза. Ты понял, что семья — это ещё и экономика?

— Ну… если в целом, то тут не поспоришь.

— Так вот. Что ты предложил? Более доступное сырьё для самогонки, в результате использования которого пищевой ресурс «картошка» отправляется в своё увлекательное путешествие в самогонное агрегатное состояние, а трудовой ресурс «муж» приходит в небоеспособное состояние. Свободное время тратится на процесс изготовления алкоголя, детьми никто не занимается, ресурс «место на кухне» тоже оккупирован самогонным аппаратом.

— Ты всё слишком мрачно себе представляешь, босс, так бывает крайне редко и ненадолго.

— Не будем далеко ходить за примерами. Даже у нас на кухне невозможно готовить из-за твоего аппарата!

— Это просто частный случай, который подтверждает правило.

— Не подтверждает. Участник семьи «жена» получает от этой твоей идеи довольно много минусов. Само собой, жёны недовольны.

— Ну да, пока что моя алкореволюция столкнулась с яростным контрреволюционным сопротивлением, с устарелыми взглядами отдельно взятых ретроградш.

— Ты просто берёшься за ситуацию не с того конца.

— Босс, у тебя есть другое виденье?

Я закончил бриться и заново умыл свою запылённую физиономию, вытер потрёпанный цыганский костюм

— Да. Во-первых, тебе надо найти пару человек, желательно молодых и без источника дохода, который не пьют.

— Трезвенникам в новом мире не будет места!

— Трезвенники — это твой катализатор. Научи их гнать самогон. Они будут использовать это как бизнес и не более. Сами не сопьются, будут считать прибыли и убытки. Во-вторых, потом на их примере научи гнать самогон домохозяек. В-третьих, оборудовать в каждом доме нечто вроде сейфов.

— Зачем?

— Если участник семьи «жена» возьмёт под контроль ресурс «самогон» и его потребление, то сможет контролировать мужей.

— Это же феминизм получается⁈

— Это получается муж, который весь день готов пахать на работе и по дому, чтобы к вечеру получить гарантированный алкоголь. Это называется мотивация. И надо сплотить баб в профсоюз, чтобы участник семьи «муж» не смел угрожать «жене» расправой для беспринципной возможности уклониться от работы и получить ресурс «самогон» таким образом «на шару».

— Я стану не местным героем, а женским пророком-идолом. Зачем мне общество, где бабы помыкают мужиками?

— Я против доминирования любой из сторон. Но зачем тебе общество без семей? Одни работают, другие получают управляемых мужей, вечером все пьют. Звучит жутковато, но пока что ты ведёшь селян только к неконтролируемому запою и всё. А так будет некоторый баланс. Всё, ладно, поскакали. У нас там граф один зажрался… то есть, заждался.

…

За руль сел традиционно — я. Тайлер решительно допил чекушку, вытер губы рукой и привычно сделал важный вид.

Глава 8

Рыжебородый

Амвросий Дмитриевич, граф Вьюрковский, был человеком довольно-таки мрачным, временами даже пугающим.

Он смотрел на меня, обманчиво-расслабленно помешивая ароматный кофе в своей пузатой чашечке, время от времени подливая его из большого кофейника и пил он его очень много, с шумом прихлёбывая.

Взгляд его был тяжёлым, медленным, давящим.

Под этим недружелюбным взглядом я чувствовал себя голым.

В некотором смысле так и было. На встречу с ним пришлось, скрепя сердце, снять бронежилет (ставший мне практически второй кожей), магические артефакты, перевести перстень в режим невидимости, отказаться (временно) от кольта и даже ножен с Шило.

Всё дело в том, что граф наверняка был силён в магии и сразу же засёк бы артефакты, заметил бронежилет и так далее. Короче, на поклон к нему пришлось идти в таком, практически голом, виде.

Он сидел в массивном кресле, большой и сильный, вроде бы небрежно-лениво развалившись, однако на интуитивном уровне я чувствовал, что из этого кресла он способен очень быстро вскочить и его обманчивая расслабленность ничего не меняла.

— Да, голубчик… — неторопливо откликнулся он на моё обращение, — Прости, не помню, как там тебя зовут.

Мы беседовали в дальнем, если смотреть от кухни, краю зала. Я, как подобает в такой ситуации, почти раболепно стоял, а он царственно сидел.

Кроме нас никого в комнате не было и только приглушённое кряхтение Тайлера, который в одиночку перемещал коробки доставки, поминая меня как нерадивого работника, давало понять, что мы в доме не одни.

— Алмаз, молдаванин я, вожу грузовик у Ивана, он мой начальник и дядя.

— Ну да, припоминаю, — равнодушным тоном ответил граф. — Так чего ты там хотел?

— Спросить хотел, на предмет работы.

— Хотел, так спрашивай, — граф скучающе смотрел в окно. Синица, которая присела на криво остриженный куст в саду, его интересовала значительно больше, чем я.

— Как бы мне устроится к Вам на работу, водителем?

— Голубчик, — покровительственно вздохнул он. — У меня уже есть водитель. Он же заведует гаражом и выполняет мои мелкие поручения. Его род служит моему уже сколько… четыре поколения?

Граф толсто так намекал, что такого безродного хлюпика не допустит к статусу своего водителя на расстояние пушечного выстрела, но делал это сравнительно вежливо.

— Простите, что напрашиваюсь. И Ваш водитель наверняка достойный и заслуживающий доверие человек. Меня нужда толкает просить. Мой дядя…

Вьюрковский небрежно посмотрел на меня со смесью брезгливости и жалости.

— Я работаю на него, всё за него делаю. Погрузка-выгрузка, ухаживаю за грузовиком, рулёжка, — рассказывая, я загибал пальцы, но не сводил взгляда с графа. — Вся работа на мне, а он платит мне сущие копейки. Сам только пьёт горькую, а я сижу без гроша. Так я никогда не накоплю на свадьбу.

— Женишься? — со сдержанным интересом спросил Вьюрковский.

—