Адвокат вольного города 7 - Тимофей Кулабухов

— А я вот видишь, до сих пор не собрался, — свысока усмехнулся он.

— У Вас, наверное, табор невест пороги обивает. Все благородные роды были бы рады породнится с Вами.

Официально Вьюрковскому было пятьдесят шесть лет и отсутствие ближайших родственников вместе со статусом и деньгами делали его очень лакомой добычей для «невест».

— Знаешь, голубчик… Как там тебя? Впрочем, не важно… Ты прав, предложения о помолвке поступают по три-пять штук в год. Правда раньше мне сватали молодых румяных девиц, а сейчас уже зовутся ко мне в жены женщины постарше, приезжают, бывает, на общественных мероприятиях ловят, вздыхают, пытаются проявить интерес. За тобой бегали женщины?

— Куда мне⁈ Всё больше я за ними.

— Ну да, о чём это я.

— Но Вы сейчас не женаты? Простите, что рассуждаю о вещах, о которых простой бедный парень не должен говорить в присутствии такого почтенного господина.

— Отчего же, мне как правило не с кем поговорить. Тем более о таком. А ты хотя бы не пытаешься со мной спорить или нещадно тупить. Я ведь и не был никогда женат, в том нет никакого секрета. Ты верно думаешь, что я голубой?

— Какой? — изумлённо сделал вид, что не понял эпитета, так как среди местных ассоциации цвета и сексуальной ориентации не замечал.

— Ну жополюб, педрила, мужеложец.

Я тут же профессионально прикинулся, что застеснялся его слов и, по-видимому, достаточно удачно, потому что граф, глядя на меня, жизнерадостно хохотнул.

— Отвечай, это был вопрос! — он спустя пару мгновений придал своему лицу прежнее строгое выражение.

— Нет, Ваше сиятельство, не думаю так. Точно не думаю! Во-первых, тогда бы у Вас тоже жил бы этот самый, любимый Вами мужчина. Молодой мужеложец-нахлебник. И, во-вторых… стесняюсь сказать…

— Не стесняйся, чего там тебе в голову пришло?

— Ну, Вы бы на меня тогда смотрели бы с вожделением.

Граф снова кратко, но искренне хохотнул, потянулся к шкафчику и ловко извлёк оттуда два изящных хрустальных бокальчика, имеющих объёмную округлую чашу, зауженную кверху, короткую ножку и широкое основание, следом какую-то пузатую бутылку с темноватой жидкостью. Амвросий Дмитриевич в процессе наполнения ёмкостей амброзией, криво ухмыляясь, пробормотал себе неразборчиво под нос что-то типа: «В первый же день там продырявят, потому что красивый, сука!».

— Бери и пей. Ты меня развлёк.

— Я за рулём… Мне нельзя…

Его взгляд на пару секунд снова потяжелел.

— Слушаюсь, Ваше сиятельство,

Он со звоном стукнул своим снифтером (привет, знание из алкогольного прошлого моего прежнего мира!) о мой, сделал круговое движение, затем вдохнул аромат и единым тягучим махом выпил и проследил, чтобы я тоже выпил.

Из-за отсутствия практики в последнее время, коньяк, а это был несомненно он, пошёл мне не в то горло, так что я закашлялся, глаза заслезились и это привело графа в ещё больший искренний восторг.

— Ты верно, голубчик, не пьёшь?

— Куда мне, с таким дядей, он мне не даст!

— Ну да, работа тебе, конечно, нужна. Ты спрашивал про брак, про женщин? Была у меня одна, когда я был молодым.

— Несчастная любовь? Измена? — я постарался выровнять дыхание и осторожно поставил снифтер, который явно стоил как четверть нашего с Тайлером грузовика.

— Ты бульварных романов начитался. Нет, эта фифа по первому требованию задирала юбку перед моим дражайшим братцем и попыталась меня в угоду ему отравить, как бродячего пса. Знаешь, что с ней стало?

— Не знаю, Ваше сиятельство. Но думаю, что она потом не жила долго и счастливо. Рискну такое предположить.

— Верно. Тот прежний я… Был тупым как пробка, страдающим от инфантилизма кретином, который писал не менее тупые стишки этой гулящей бабёнке. А потом я, скажем так, повзрослел. И произошло… Не важно. Важно, что свою игру в «должен остаться только один» я выиграл, так что среди прочего, женщинам теперь тоже не доверяю.

Я с пьяным пониманием кивнул, лихорадочно прикидывая, сколько промилле плещется теперь в моей крови, особенно учитывая, что позавтракать мне не удалось.

Усилием воли я собрался и пристально посмотрел на Вьюрковского. Мне нужно «насмотреться» до такой степени, чтобы я мог создавать иллюзию этого типчика, а не нажраться дармового двадцатипятилетнего коньяка.

— А что я могу сделать полезного для Вашего сиятельства, чтобы заработать копеечку на свою свадьбу? Простите, что навязываюсь…

— Да ладно, чего уж там… Что можешь? А поспрашивай в своем таборе…

— Я молдаванин.

— Не перебивай старших!

— Простите.

— Так вот. Я ищу редкие макры… Знаешь ли, коллекционирую их.

— Какие?

— Называется он необычно — «молния и радуга». Он появляется случайным образом в самых разных Изнанках, закономерности не выявлены… Зачем они нужны, не важно. Практической ценности не имеет, в нашем, скажем так, мире. Если найдёшь такой, просто за информацию, что он у кого-то есть, получишь премию в сто рублей за каждый. После подтверждения факта существования, конечно.

— Ого! А есть описание, размер там, цвет, характеристики? Ну, чтобы было понятно, чего искать.

— Ишь ты как возбудился, малой. Ты же сказал, что не цыган? — хитро глянул на меня граф.

— Ну, у меня там есть родственники, по бабке.

— Бабка была цыганкой и гадалкой?

— Нет, они была молдаванкой, просто её сестру охмурил музыкант из табора.

— Тунеядец, поди?

— Не знаю, он давно умер. Но кое-какая родня осталась. Наберусь смелости и пойду к барону.

— Какому ещё барону⁈

— Как какому? У цыган есть свой барон.

— Ах да, ирония-то какая, забываю эту дичь. Знаешь его?

— Нет, я с ним не знаком, не доводилось. Но раз такое дело… пойду. Он наверняка спросит за цену, ну то есть, сколько даст граф за искомый макр?

— Граф даст за каждый настоящий макр тысячу, — сухо ответил Вьюрковский.

— Тысячу? — притворно поразился я. — За простой камушек?

— Простой это ты, малой. А он далеко не простой, один зеленожопый ублюдок его высоко, знаешь ли, ценит. В нём должен содержаться аксион, пронизывающая частица, путешествующая и связывающая… хотя, кому я объясняю⁈ Просто бледно-жёлтый макр, плавных форм, сильно вытянутый, длиной с пару фаланг указательного пальца, внутри как в янтаре, сформирована радуга и нечто вроде ломаной линии без чётко выраженного начала и конца. Есть детектор, который подтверждает его достоверно, так что подделать, как это любят цыгане, нельзя.