Хочу быть бедным (сборник) - Лев Пирогов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Премия «За вклад в литературу» досталась Валентину Распутину и Андрею Битову. Всё понятно, хотя… В прошлом году лауреат в этой номинации был один. Почему в этот раз двое? Трудно избавиться от ощущения, что во всех отношениях приятный Андрей Георгиевич был призван компенсировать не во всех отношениях приятного Валентина Григорьевича – автора «исторически недальновидной» повести «Дочь Ивана, мать Ивана»…
Это, возможно, домыслы. Но как им было не возникнуть, если следом премия «За честь и достоинство» была присуждена Илье Кормильцеву? Поддержать семью безвременно скончавшегося поэта – это правильно. Но почему бы не сделать это тихо, то есть как раз – с честью и достоинством? Что и кому хотели продемонстрировать этим награждением? Во-первых, репутация возглавляемого Ильёй Кормильцевым издательства «Ультра. Культура» всё же была довольно сомнительной. Во-вторых, конец его жизни был омрачён более чем несдержанными публичными высказываниями, мягко говоря, непатриотичного содержания. Объявляя его лауреатом, учредители не догадывались, сколько людей будут вынуждены помимо воли вспомнить об этом? Или догадывались?
Наконец дело дошло до главных лауреатов. Третью премию получила израильтянка Дина Рубина за бойкую мелодраму «На солнечной стороне улицы». Лауреатка призналась, что не ожидала награды, так как почти 20 лет не живёт в России. Вторая премия «Большой книги» досталась Алексею Варламову за биографию «Алексей Толстой». И опять – всё бы, кажется, хорошо, но… Ведь Алексей Варламов – прозаик, способный мастерски говорить о современных проблемах, и его уход в биографии выглядит, так сказать, бегством с поста. Почему это поощряется?.. Пару минут терпения, скоро увидим.
Главная премия – три миллиона рублей – досталась Людмиле Улицкой за роман «Даниэль Штайн, переводчик». Жизнеописание бывшего переводчика в гестапо, а затем католического священника, гораздого и папу римского одолеть в споре, и с русским религиозным фанатиком совладать. Идейное резюме романа: христианство – это дитя иудейской культуры. Оно не может ни вспомнить родства, ни припасть к корням. И русская культура не может, хоть и с ножом в руках.
Занятно: в двух последних романах Улицкой обязательно какой-нибудь нехороший пытается убить какого-нибудь хорошего, и при этом нехороший – обязательно русский, а хороший – обязательно нет. Оба романа награждены крупнейшими в стране на момент их опубликования премиями.
Заглянем в положение о премии «Большая книга»: «С целью привлечения общественного внимания… к произведениям, способным внести существенный вклад в художественную культуру России…»
Теперь заглядываем в роман: «И в то же мгновение Фёдор понял, что всё пропало. Теперь он не сможет прижать здесь Даниэля и заставить его открыть еврейскую тайну. Нож ему был нужен не для убийства, а только для добычи великой тайны. Обмякший сторож в слишком большой луже крови всё нарушил, всё испортил. И теперь не сможет он, Фёдор, добыть эту треклятую еврейскую тайну. Никогда. И великая ярость овладела им. Он разметал книги, вышел в самый храм и сокрушил всё, что поддавалось разгрому».
Н-да. Н-да.
Сопоставив нынешние итоги «премиального цикла» с прошлогодними, можно прийти к интересному выводу. «Большая книга» – это законспирированная организация, что-то вроде литературной инквизиции. Цель её – «исправление ошибок». В прошлом году премия была присуждена Дмитрию Быкову за ординарное жизнеописание Пастернака – в пику неблагонадёжному роману Михаила Елизарова «Pasternak», выставляющему этого весьма любимого советской интеллигенцией поэта в неожиданном свете. В этом году исправлению подвергнут роман Анатолия Салуцкого «Из России, с любовью», трактующий отношения иудаизма и христианства с «исторически недальновидных» позиций.
Догадываетесь теперь, почему листок с результатами обратно за кулисы носили? Все сто человек голосовальщиков не могут быть посвящены в истинные цели организации. А сердце им не подсказало, ошиблись…
Группа крови Юрия Полякова
Один мой знакомый друг (по имени и фамилии Денис Яцутко) придумал такую фантастическую коллизию. Жил-был писатель. Писал книжки. Их издавали, люди читали их. Едешь в метро, смотришь – читают. Только ни в одной газете ничего про это не пишут. Премий не получает он никаких. Спросишь у специалиста-критика, а специалист-критик наморщит лоб: кто это?
Он придумал, а в жизни так сплошь и рядом бывает. Литературный мир в лице своих лучших и авторитетнейших представителей бредит одним, а люди читают совсем другое. Вот и со мной было. Спрашивает на днях читатель: что вы думаете о творчестве писателя Юрия Полякова? А я ничего не думаю.
Хотя ведь был случай…
И главное, был совсем недавно, незадолго до того, как читатель спросил. Направил я свои стопы в магазин «Библио-Глобус». Направил с определённой целью, вы не поверите, – чтобы купить новую книжку Полякова «Грибной царь». И купил. За много кровных, на творчестве других писателей заработанных. И прочитал за два кроватных сеанса. Вот только мысли родить забыл. Зачем, если их ни одна редакция не закажет? Приходится теперь отвечать без мыслей.
«Грибной царь» понравился мне меньше, чем я хотел, а читать его понравилось больше, чем я рассчитывал. Я-то его брал зачем? Хотелось прочесть что-нибудь, как это сказать… совестливое. Ну вот представьте: смотрели вы, допустим, всю жизнь фильм «Ирония судьбы» (варится картошечка для оливье, в комнате пахнет ёлкой, радостная суета, благость), смотрели, а потом – бах! – и его запретили. Сказали, что он плохой. А вы-то привыкли! Вы-то не виноваты! Ёлка-то не виновата, с картошечкой! Иначе говоря, ожидал художественного исследования нашего отпадения от своей страны, об усталости от муторного «сегодня», о вызванной этой усталостью ностальгии.
И надо сказать, всё сполна получил. Но получил в такой залихватской боевиковой обёртке, что вместо мудрых мыслей о том, какую своевременную читаю книжку, в голову лез один только сакраментальный вопрос: «Что же там дальше будет?» В общем, получил то, за чем обычно и ходят в «Библио-Глобус» люди.
В качестве критика я б добавил, что это крепко сбитое повествование со всеми приличествующими приличной литературе (и благополучно ныне ею забытыми) деталями одежды и костями скелета. С умением держать сюжет не за счёт механистического нагромождения новых сцен и событий, а за счёт «наращивания смысла» (когда каждый следующий эпизод так или иначе вытекает из предыдущего и что-то добавляет к нему; когда мы всё больше понимаем героя – или вместе с героем), за счёт внутреннего ритма (когда события перемежаются их переживанием и анализом), за счёт развития конфликта, наконец.
Проще говоря, Поляков пишет грамотно. Грамотность эта выгодно отличает его (писателя, приписанного к разряду «популярных») как от подавляющего большинства других популярных писателей, так и от большинства писателей «актуальных» (сиречь информационно обслуживаемых). Грамотность показывает, что она великая сила. С нею можно прорваться к читателям и через все заслоны, выстраиваемые информационным лобби перед «чужими», и через читательскую ленивость («люди перестали читать»). А без неё – нельзя, и печальная судьба многих неплохих патриотических писателей служит печальным тому примером.
Поговаривают об «административном ресурсе» (якобы у Полякова он есть), но ведь на «административном ресурсе» можно раскрутить одну, максимум две-три книги; никаких «ресурсов» не хватит на двадцать лет. Чтобы быть любимым читателями, надо их тоже понимать и любить (а не только «литературу»), вот вам и весь секрет.
Впрочем, чтобы любить и понимать читателей, нужно любить и понимать людей, страну, а это уже выходит за пределы как собственно «эстетики», так и «совести». Понимать и любить – не всегда значит принимать и соглашаться, тут всё ох как непросто. Скажем, ты-то можешь понимать и не соглашаться, но других-то как заставишь себя понимать, если они с тобой не согласны? И, скажем, если другим начхать на то, что ты их любишь, то для чего тогда нужна эта любовь? Любить человека, который тебя не любит, можно только одним способом – устраниться. В противном случае будешь его только мучить.
Любовь – это всегда перешагивание через себя.
И очень часто – через других. Какая уж тут совесть.
Какая уж тут эстетика.
Роды неэстетичны.
Например, есть у Полякова одна, на мой взгляд, совершенно неприемлемая, абсолютно не любимая мною черта. Его герой часто страдает подростковым комплексом маскулинности. Этот комплекс с лёгкостью превращает человека думающего и чувствующего в этакого самодовольного типчика, близкого по крови к персонажам фантастики. «Грибному царю» необходим цензор. Чтобы беспощадной рукой вырезал бы оттуда все эротические приключения и переживания героя, которые совершенно не к лицу роману, написанному главным образом «про другое». Они, как кровь другой группы, не могут не отравлять организм.