Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был момент, когда Светловолосый Парень упал за борт. Над ним тут же начали насмехаться, тыча в него пальцами. Он был в бешенстве и панике, неистово размахивал руками и брыкался, как тонущая мышь. Беззубый Дурак храбро нырнул в волны и вытащил его обратно на борт. Как только ноги парня коснулись палубы, он и впрямь выглядел, как жалкая дрожащая и мокрая мышь, изрыгающая кислую морскую воду.
А теперь Светловолосый Парень насмехается над жалким состоянием Пингвина, чтобы скрыть собственную хрупкость и глубоко засевший страх. Он смеется, широко раскрыв рот и скаля свои желтые зубы. Сегодня он самый могущественный человек на свете, в отличие от Пингвина – самого слабого и трусливого.
Некоторых, похоже, не волнует ситуация с Пингвином. Высокий парень, который донимал семьи и орал на женщин двумя ночами ранее, сейчас спокоен. Он доедает крошки от печенья, оставшиеся на дне пластиковой обертки. Вокруг его рта налипли крошки, а пыль от печенья покрывает тонкие волоски на верхней губе. Он напоминает кошку, окунувшую голову в молоко. Он проглатывает крошки печенья и слизывает все, что осталось внутри обертки. То, как он выныривает из упаковки, а затем ныряет лицом обратно, напоминает мне козла, которому во время голодной зимы насыпали в кормушку немного вкусной люцерны. Козел так же тянется мордой в кормушку, набивает рот, а затем отрывается от пластикового контейнера, задумчиво пережевывая еду. Светловолосый Парень выглядит довольным. И даже пока он говорит, его челюсти не перестают жевать. Он жует, глотает и выплевывает в воздух словесный поток. Я вынужденно слушаю, и, хотя его высказывания не адресованы кому-то конкретно, он требует, чтобы сидящие вокруг к нему прислушивались. Похоже, так он оправдывает свое поведение в предыдущие дни:
«Я говорил, что не надо разворачивать лодку…»
«Я знал, что в итоге мы доберемся до Австралии…»
«Я знал, что нам не надо слушать этих пугливых женщин…»
«Добро пожаловать в Австралию…»
«Нужно просто набраться смелости!»
Он продолжал разглагольствовать в таком духе, будто впечатывая свои горделивые и презрительные слова в пластиковую упаковку из-под печенья.
* * *
Моряки все еще смотрят на нас сверху вниз с палубы своего корабля, стоя там, наверху, рядом со своими контейнерами, громоздящимися до небес. Они изучают нашу лодку и ее пассажиров. Разглядывают людей, ранее охваченных хаосом и суматохой, а сейчас спокойных, хоть и измученных. Несколько моряков делают фото, желая запечатлеть нас, выживших. Несомненно, они разделяют наше нетерпение… Мы ожидаем прибытия корабля австралийского флота; они ждут, чтобы передать нас и нашу маленькую лодку австралийцам. Моряки на борту грузового судна наверняка хотят возобновить свое путешествие, вернув судно на прежний курс.
Минуют часы, еле тянется время /
Жарясь на солнце, мы ждем в нетерпении /
Под безжалостно палящими лучами /
Мы в сладком предвкушении мечтаем /
О миге, когда закончатся наши невзгоды /
И мы наконец вдохнем аромат свободы.
Однако в глубине моего сознания зреет тревога. Я беспокоюсь, что индонезийская морская полиция даже сейчас может появиться на горизонте. Я боюсь, что они объявятся и все нам испортят.
Несколько женщин набрались смелости и поднялись из своего укрытия на нижней палубе. Они пришли наверх, под обжигающее солнце, вероятно, надеясь, что здесь их пот испарится, превратившись в пар. Одна из них – жена Кривоногого Мани[63]; она держит на руках их двухлетнего малыша. Тот кричит и рыдает. Его вопли будто сливаются в одну длинную оглушительную песню. Плач ребенка звенит у меня в ушах и кромсает мои мысли. Такое чувство, словно этот крик разъедает мой мозг.
С каждым криком Кривоногий Мани неуверенно делает шаг вперед, нежно гладит своего малыша по лицу, а затем снова отступает. При каждом движении своего мужа взад-вперед его недовольная жена скептически наблюдает за ним. Она говорит с ним так свысока, словно считает, что именно ее муж все это устроил и полностью виновен в том, что затащил их на борт этой лодки, в эту морскую одиссею. Однако по ее деспотичному взгляду очевидно, что именно она стоит за каждым решением, которое принимают эти двое. Глядя на нее, трудно представить, что несчастный съежившийся мужчина имеет хоть какое-то право голоса по этому вопросу.
Она укачивает плачущего малыша. Она пытается отвлечь его, указывая на бескрайний океан. Может быть, водные просторы утихомирят его крики? Но образ притихших вод не привлекает малыша. Яростный вопль ребенка только усиливается.
Все напрягаются из-за этой суматохи. И становится ясно, что они поднялись с нижнего этажа из-за того, что их засыпали жалобами.
Иранец, который явно всю жизнь отличался вспыльчивостью, сидит в сторонке, бормоча бранные слова себе под нос. Можно заметить, как он медленно закипает, словно чайник, пока его бурчание не нарастает до крика. Наконец морщины на его лбу и между бровей вспыхивают красным, и он больше не может сдерживаться. Он орет: «Если вы не заткнете ребенка, я скину всех вас в море!» Ярость на лице и в голосе Вспыльчивого Иранца так велика, что семья возвращается на нижний этаж, по пути перешептываясь между собой. Контраст между Вспыльчивым Иранцем и пристыженным Кривоногим Мани резко бросается в глаза. Кривоногий Мани отлично знал, что не способен защитить жену и ребенка; вены, выступившие на его ярко-красном лице, выдавали его страх и смущение. Он боялся гнева жены, у которой теперь был веский повод обвинить его в своих страданиях, как только они доберутся до нижнего этажа.
Сегодня Вспыльчивый Иранец запугивает эту семью, но буквально прошлой ночью, в разгар шторма, я видел, как он ежился от страха то на нижнем этаже лодки, то на корме, прячась там… Он цепенел от ужаса. Его затрясло, когда на нас обрушились огромные волны. Даже его дыхание диктовал ритм подъема и спада воды. Он был так напуган, что прижался к моим тощим рукам и телу, вцепившись рукой в арабского парня. Иногда мужчине требуется мужество, чтобы заплакать, но к Вспыльчивому Иранцу той ночью это не относилось. Его слезы не были проявлением храбрости; когда налетел тайфун, он всхлипывал и рыдал. Он плакал всем своим существом
