Штопая сердца - Мария Владимировна Карташева

— Глаша, — мама помолчала, — ты меня слышала?

— Да, — кивнула Глафира, но потом поняла, что мучительно устала от вранья. — Нет, мама. Проблемы на работе, я тебя даже не слушала.

— Бестолочь. Я говорю, что делать с твоим жильём? Мы вчера с тётей Раей поговорили и решили, что она переезжает на нашу дачу на постоянку. Хватит ей уже по съёмным квартирам жить. В то же время и бабушка подумала и отказалась переезжать с нами, раз Рая будет с ней. А с Раечкой, как ты понимаешь, будет жить Юра, — мама вздохнула. — Вот эта сладкая парочка подумала, и мы решили, что ты можешь жить в этой квартире столько, сколько захочешь. Я бы с удовольствием продала дачу, и тогда хватило бы на квартиру тебе, но мне просто жалко смотреть на бабушку, она чуть сразу не умерла, — мама перекрестилась, — когда я покусилась на святое и предложила такой вариант.

— Мам, — Глаша отпила глоток кофе и поставила большую оранжевую кружку на стол, — остановись. Меня всё устраивает. Устану, надоест, почищу себе карму, значит, напишу рапорт об увольнении и приеду жить к вам. Так что покупайте большой и нормальный дом.

— Господи, спасибо, — мать сложила руки в молитвенном жесте, — у моей дочери начал расти мозг.

— Мама!

— Тихо, — Людмила подняла руку ладонью вверх, — ты в больницу сейчас поедешь?

— Да.

— В нашу районную? — мать быстро сполоснула тарелки и поставила их на сушилку.

— Да.

— Я с тобой, — сказала женщина и стала быстро собираться. — Папа просил передать, как он выражается, «для моих девчонок», сувениры, — развела руками Людмила. — Они там все сильно переживают, что он больше не консультирует и вообще переехал.

Суетное здание районного госпиталя было наполнено людьми, сновавшими по коридорам, в приоткрытые окна врывался летний ветер, размешивал густой дух лекарств, наваристого супа, жарко дышавшего на плитах в кухонном блоке, и сумрачное настроение людей. Глаша быстро нашла маме нужное отделение, чмокнула женщину в щёку и побежала по делам, клятвенно заверив, что обязуется вечером быть на даче.

Подойдя к белому полотну двери с надписью «Ординаторская», девушка несколько секунд помедлила, потом нажала на ручку, но комната оказалась пуста. Глаша подумала, что ей чертовски надоела эта больница и вечная игра «найди врача, если сможешь».

— Мне здесь рады, по-моему, только в морге, — пробурчала девушка, но потом, поняв двоякость своего заявления, тихонько рассмеялась.

— Хорошо, что в этих стенах хоть кто-то способен улыбаться.

Глаша услышала знакомый голос и, развернувшись, крайне удивилась.

— Марк?

— Собственной персоной, — молодой человек легко поклонился.

— А ты что здесь делаешь?

— Работаю по делу, — оперативник, склонив голову, посмотрел на Глафиру. — Ты такая красивая.

— Ой, только давай не будем начинать всю эту ерунду, — выдохнула Глаша. — Я тебя просто не видела, а спросить забыла, куда ты делся.

— Посчитал далее невозможным трудиться рядом с девушкой, которая мне однозначно симпатична. Работа у нас опасная и нервная.

— Тебе, Журавлёв, не опером нужно быть, а сказочником, — пожала плечами Глафира. — Ты где теперь?

— В особом отделе. Честно говоря, теперь в Москве, сюда прилетел по делам. И вот встреча, — он развёл руками. — Может, сходим куда-нибудь?

— Не может, — Глафира покачала головой, — однозначно нет. У меня больше нет времени на эти занудные любовные игры.

Девушка махнула ему на прощанье и пошла по коридору в направлении палаты Ани Нефёдовой. Зайдя в тишь равнодушного пространства, Глаша остановилась на пороге. Девочка стояла перед окном и смотрела на улицу, она тихонько водила пальцем по подоконнику и что-то неразборчиво шептала. Слова мгновенно рассыпа́лись, были неясными, но однозначно прослеживалась стройная ритмика, и через секунду Глафира поняла, что девочка молится. Глаша стояла тихо, боясь напугать ребёнка, и в голове вертелась только одна мысль: «Как же она здесь совершенно одна?». Глафире казалось, что возле ребёнка кто-то неотлучно должен быть, ведь она пережила страшный шок и потерю, а сейчас в период восстановления ей просто необходима рука помощи. Потихоньку выйдя за дверь, девушка отправилась на поиски врача и вскоре обнаружила его в столовой, мирно пьющим чай.

— Здравствуйте, — с нажимом сказала Глаша и села напротив без приглашения.

— Что вы хотели? — недовольно пробормотал врач, отрывая взгляд от экрана телефона.

— Да вот, искала вас минут двадцать.

— Бинго. Вы меня нашли, — устало сказал мужчина.

— У вас там больные, а вы чаи гоняете. А мне нужно про Аню Нефёдову узнать. А ещё я не понимаю, почему она в палате одна.

Доктор выдохнул, покосился на чашку, допил последний глоток и вставая проговорил:

— Приёмные часы начинаются через двадцать минут. Советую занять очередь заранее, чтобы долго не ждать.

— Вы, может быть, не поняли? — Глаша достала удостоверение. — Я из следственного комитета.

— Да вы что? — всплеснул руками мужчина. — Товарищи! Товарищи! — вдруг громогласно заявил он. — Барышня из следственного комитета, срочно бросайте свои дела и падайте ниц.

— Вы с ума сошли? — прошипела Глафира.

— А вы? — понизив тон, спросил доктор. — Я врач. Я должен отвлекаться и есть, иначе моё внимание ослабевает, и я могу упустить что-то важное. Но вам, как я полагаю, всё равно, — мужчина развернулся и вышел, а Глаша осталась стоять с чувством странной тяжести на душе.

— Наверное, столько весит стыд, — прошептала она.

Развернувшись, Глафира вышла в коридор под укоризненные взгляды окружающих.

«Сегодняшний день словно вода, налитая в мутный стакан. Вроде проснулась с чистыми помыслами, думала сотворить маленькое чудо справедливости и раскрыть преступление века, а в результате в твой мир ворвалась мама, потом тебя прилюдно выполоскали в навозной жиже, а теперь нужно ползти и умолять врача, чтобы он дал заключение о здоровье маленькой девочки. Причём сама себе должна лгать, что это всё только в защиту ребёнка. Но ведь это не так! Аня сейчас как раз нуждается в том, чтобы её оставили в покое, но а Глаше нужно раскрывать преступление. И что делать, непонятно, и в угоду чьих интересов жить — неясно», — с такими тяжёлыми мыслями Глаша тащилась по коридору, пока не упёрлась в человека, стоящего посреди коридора.

— Что, Польская? Ты наконец-то осознала свою никчёмность и решила переехать в больницу насовсем? — громко спросил Визгликов.

— Нет, — устало пробормотала Глафира. — Я пытаюсь работать.

— Вот в этом, Польская, твоя главная проблема. Ты пытаешься, а не работаешь.

— Станислав Михайлович, вы получили свой заряд бодрости и хорошего настроения? — промямлила Глаша.

— Ну так, — покривился Визгликов, — на троечку, ты как-то неактивно огрызаешься, а это не интересно.

— Вы-то что здесь делаете?

— Ищу, кому Мишаню Лопатина пристроить, дабы ему мозг, как лампочку, прикрутили на место и он