Исповедь Обреченной - Соня Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя я почему-то не завидую. То ли нечему завидовать, то ли сил нету.
15 июля
20:20
Сегодня я проходила обследования. Их тут проводят каждые десять дней для пациента.
Уселась я в кресло, повезли меня в кабинет с рентгеновским аппаратом… Их тут два на три этажа, на этаже онкологии и этаже паллиатива. Тех, кто даже не в силах повернуться, обычно отводят в кабинет, который находится на третьем этаже.
Дмитрий Анатольевич упрашивал меня спуститься на второй, а я… Что тут сказать…
Спустя пятнадцать минут бесполезных уговоров лифтом нам все же воспользоваться не пришлось.
26 июля
Уже теряю счет времени.
Так же узнала, что легкие мои теперь функционируют всего лишь на тридцать процентов, поэтому ночью я часто задыхаюсь и сплю с ИВЛ. А сердце настолько износилось, что уже ясно: никаких два месяца жизни уже не будет, как говорили мне раньше. Я просто доживаю последние дни своей жизни…
29 июля
23:59
Поверить не могу, что это случилось. Да, чудеса в жизни случаются!
К сожалению, здоровье мое все такое же дрянное, зато люди, работающие здесь – ангелы (Марк стал приобщать к христианству. Ну что с него взять… Может, Бог действительно существует, кто его знает).
Короче. Проснулась я утром (незаметно для себя поблагодарила Бога за еще один день. Не помню такие странности за собой, на самом деле), а тут передо мной ака Статуя свободы – Дмитрий Анатольевич. Поедем, говорит, на прогулку.
Ох, как я только ни отбрыкивалась… И доказывала, что дни мои сочтены, и спорила, что с моими анализами краше в гроб кладут (после сделанного анализа крови выяснилось, что большинство показателей у меня, в общем-то, в пределах нормы), короче, придумывала самые дурацкие варианты. Но сопротивление было бесполезным, и Наполеону в скором времени пришлось отступить.
И великие сборы начались!
Перво-наперво я затащила себя в ванную. Держась за специальную перекладину, смотрела, как набирается вода и в ней отражаются лампы. Искупалась, оделась с помощью санитарок… Потом высушила волосы, впервые за время став похожа на нормального человека.
И, наконец, решила попробовать свои силы и самой прикатиться к двери… На удивление самой себе, мне далось это чертовски хорошо, даже мышцы рук не стали ныть, как они это обычно делают. Поэтому следующий путь от ванной до лифта я ехала сама! – Дмитрий Анатольевич только помогал капельницу везти.
Вышли на улицу. Я вдохнула свежий воздух всеми тридцатью своими процентами… И слезы начали течь из глаз, хотя никто им разрешения на это не давал.
Наверное, у меня уже глюки из-за недостатка кислорода, но на углу больницы я увидела свою тетушку… Она помахала мне и стала уходить. Я закричала, чтобы Дмитрий Анатольевич вез меня именно туда, туда, где она стоит, но он-то понимал, что я уже двигаюсь кукушкой, но спорить не стал. Очевидно, когда мы доехали до угла, никакой тетушки там уже и в помине не было.
Потом я решила позвонить Марку и пригласить его погулять со мной. Он долго не брал трубку. А когда наконец взял, быстро сказал, что проходит контрольный скриннинг, и сбросил вызов – я даже ничего сказать не успела.
Кажется, я уже говорила, но в последнее время дела у него идут не очень – метастазы растут, поменялся протокол, боли… От того Марка, которого я встретила однажды в марте в парке, остался только блеск в глазах да улыбка – лучезарная, светлая…
А еще тут есть небольшой парк на территории больницы.
Сюда умирающих из паллиативного отдела приводят родственники, чтобы хоть немного подышать воздухом перед отходом в мир иной.
Я туда хотела поехать, но Дмитрий Анатольевич почему-то не разрешил: сказал, что я еще «не настолько умирающая», и свернул с дороги. А мне так хотелось выскочить из сидения, побежать, туда, куда я хочу!!
Вечером, когда мы вернулись в палату, я еще раз позвонила Марку. Теперь-то он взял трубку сразу, но почему-то попросил не заходить к нему пару дней. Перед тем, как отключить телефон, он сказал: «кажется, мы скоро встретимся», а потом в трубке раздались гудки, свидетельствовавшие об окончании связи.
Вот и все.
Такой вот был насыщенный день Умирающего.
31 июля
Марк на связь не выходит.
Когда я попросила Дмитрия Анатольевича свозить меня к нему, грубо отказал.
Что же все-таки происходит…
1 августа
23:57
А что происходит, стало мне ясно уже сегодня, когда ко мне в палату заглянул он сам.
Раньше, понимаете, первым делом я всегда смотрела в его глаза, потому что постоянно видела в них только радость и ни грамма отчаяния. Но не сегодня… Когда я стала искать его взгляд, он зажмурился и ущипнул себя за переносицу.
Что-то красное упало рядом с его ногами.
Бейджик.
Красный бейджик смерти.
4 августа
Помню его слова… Сначала он сказал, что они начали новый протокол. А пару дней назад признался, что ни черта никакого протокола нового не было, все это время, с июня, он содержался на паллиативе. В день, когда его собрались переводить на третий этаж (кстати, в тот самый день, когда я заявилась к нему в палату), он попросил медсестер не делать этого, лишь бы я не догадалась.
А теперь… Все… Боли стали сильнее, а морфин здесь находится только на третьем этаже.
Даже представить не могу, что он чувствовал, когда врач в белом халате сообщил, что лечения больше нету…
6 августа
00:00
Мы лежали у него в палате почти до ночи. Разговаривали о Боге… Марк говорит, что на все есть Его воля. Заболел – значит, это так надо было… Вылечился – тоже Божья воля. Умер в мучениях или во сне – даже это решает Бог.
Он рассказывал мне про своих родителей. Что они работали пожарными. Однажды ушли на работу – и не вернулись. Майкл и Элизабет все еще были в горящем доме, когда он стал рушиться. Убило ли их завалами или дымом, которым они впоследствии надышались – загадка, которую никто, возможно, никогда не узнает… Разве что не спросит у них самих, когда окажется в раю.
Ну а Марк, что терять, уехал к своему дядюшке в Россию.
Это случилось полтора года назад.
А мои родители… Я уже мало что помню о них, особенно если брать в учет тот факт, что меня почти целыми сутками пичкают обезболивающими, от которых мозг перестает функционировать в нужном направлении. Но навсегда запомню ту дату, какой
