Пампа блюз - Рольф Лапперт

Я не хотел туда идти и говорить о папе. В первые недели после его смерти я думал, что произошло какое-то недоразумение, путаница, что все это — злая шутка. Я твердо знал, что однажды отец появится на пороге как ни в чем не бывало. Мама как-то сказала, что теперь мы совсем одни, и я кивнул. Но на самом деле я подыграл ей, потому что не верил. Даже на поминках я отказывался признать, что отец ушел навсегда. Ведь мы даже гроба не видели, потому что останки якобы захоронили в Африке. Меня и сегодня иногда посещает мысль, что он еще жив. Что, хотя его самолет разбился, он не погиб. Что в катастрофе он потерял память и с тех пор бродит по бесконечной саванне, даже не подозревая, что я жду его здесь.

— Бен?

Кто-то кладет мне руку на плечо.

Я возвращаюсь в реальность и вижу Масловецки, который сидит рядом со мной. Восемь пар глаз уставились на меня. Даже Карл всматривается в мое лицо с тревогой.

— Все в порядке?

— Конечно.

Я выпрямляюсь и выдавливаю из себя улыбку, которая выглядит не слишком убедительно.

— А что?

— Ты как-то отключился.

Масловецки хлопает меня по спине, будто я подавился за обедом.

— Пойду-ка я подышу, — говорю я, встаю и выхожу на улицу.

Я сажусь на поребрик и смотрю в небо. Хотя сквозь тонкий слой облаков блестит серп луны, ночь кажется зловеще темной.

Я спрашиваю себя, могла ли Анна убить Георгия. Может, она так устала и отчаялась, что воткнула ему нож в живот. А может, она хотела спасти его. Спасти от чувства вины и кошмаров, от невозможности забыть.

Из пивной выходит Масловецки и останавливается в нескольких шагах от меня.

— Может, мне уйти? — спрашивает он. Он держит руки за спиной. Наверняка пива принес.

— Необязательно, — отвечаю я.

Масловецки устраивается рядом, ставит бутылки между нами. Какое-то время мы наблюдаем за мотыльками, слетевшимися на свет фонаря.

— Что ты теперь будешь делать? — спрашиваю я, беру одну из бутылок и делаю глоток.

— Ты про НЛО?

Масловецки смотрит на часы.

— М-да, часа через два оно должно было прилететь к Хорсту и Альфонсу. Но, ясное дело, теперь не прилетит.

— Думаешь, они посадят Йо-Йо?

— Ночь он проведет у них. Утром его снова допросят. И отпустят.

Масловецки отпивает пива.

— По крайней мере, так сказал мне комиссар.

— А что Анна?

Масловецки глубоко вздыхает.

— Анна, — говорит он тихо и качает головой. — Не знаю.

Мимо фонаря проносится летучая мышь и исчезает в темноте.

Масловецки достает из нагрудного кармана пиджака визитку и показывает мне.

— Вот, комиссар дал. Велел завтра позвонить. Сказал, что я смогу забрать Йо-Йо после обеда.

Он кладет визитку обратно в карман.

— Он же захочет остаться с Анной.

— Кто ему позволит.

Я пожимаю плечами.

— Тут ему будет лучше. И потом, он мне нужен.

— Ты решил довести дело с НЛО до конца?

— Конечно. Завтра ночью очередь Лены.

— Она сразу заметит, что тарелка из картона и болтается на удочке. Она не тупая.

— Она увидит не картонку, Бен.

Масловецки демонстрирует свой оскал.

— Ты запустишь другую? Большую?

Масловецки кивает. Его лицо становится серьезным, а тон голоса — торжественным.

— Завтра мы покажем грандиозное шоу!

Мне нужно время переварить новость.

— А если они не выпустят Йо-Йо завтра? Даже не рассчитывай, что я его заменю!

— Не бойся, выпустят. Тебе не придется никого заменять.

— Хорошо, — говорю я.

Масловецки выпрямляется и шумно выдыхает. Он вдруг кажется мне очень старым, хотя, может быть, все дело в плохом освещении.

— Последний вопрос. Ты говорил, что НЛО будет в воздухе около трех минут. Как ты сделаешь так, что именно в это время Лена будет смотреть на небо?

— Она будет сидеть на крыше мастерской.

— Что она там забыла?

— Придет на поминки Георгия.

— Поминки? На крыше мастерской?

— Именно! Все приглашены! — Масловецки делает широкий жест. — Все приглашены. Я скажу речь, и мы выпьем в память о нем по рюмке водки. Не будет только Йо-Йо, но тут всем понятно почему. А когда стемнеет по-настоящему, где-то в десять — половине одиннадцатого, он поднимет тарелку в воздух.

— Он завтра вечером только выйдет из тюрьмы. Он будет не в состоянии.

— Я знаю, Бен. Я бы тоже перенес представление, поверь мне. Но сейчас здесь Лена. Она единственная журналистка, которая сюда приехала, и явно ненадолго. Завтра — наш единственный шанс.

Я тереблю этикетку на бутылке, чтобы только не смотреть на Масловецки. Против поминок Георгия я ничего не имею. Но мне противно, что Масловецки затеял все это, только чтобы показать Лене НЛО. Еще я думаю об Анне и Йо-Йо, которые лежат сейчас на жестких нарах в ужасной камере и не могут уснуть от горя.

— Понимаю, что момент неудачный, — говорит Масловецки и снова садится рядом со мной. — Я не обижусь, если ты решишь, что я мерзавец. Но знай, Йо-Йо — мой должник. Вот уже больше десяти лет я плачу ему за то, что он сидит в магазине и смотрит фильмы. Больше десяти лет я не беру с него ни цента за фургон, за свет и за воду. Больше десяти лет, Бен. Пришло время ему сделать что-нибудь для меня.

— Делай как знаешь.

Масловецки вздыхает и чешет голову. Я, кусочек за кусочком, отковыриваю этикетку от бутылки. Стрекотание сверчков вдруг делается невыносимо громким.

— А как там, кстати, катушка?

— Черт возьми, — бормочу я, — катушка.

— Ничего страшного, — машет рукой Масловецки. — Кто же знал, что она понадобится уже завтра.

Я вспоминаю про список и достаю из кармана сложенный лист бумаги.

— Вот. Я тут сегодня кое-что набросал.

Я показываю список Масловецки.

Он пробегает его глазами.

— Спасибо. Но боюсь, нам придется воспользоваться старой.

— Так ее же заклинивает.

— Что-нибудь придумаем.

Масловецки со вздохом встает.

— Мне пора назад. Сегодня ребятам нужно пиво.

Я киваю.

— Вы с Карлом ведь придете завтра?

— Да.

Я убираю список в карман.

— Около девяти? Договорились?

— Договорились.

— Спасибо.

Масловецки делает несколько шагов, останавливается и поворачивается ко мне.

— Симпатичная малышка, да?

— Чего ты скалишься? Лена тебе в дочери годится! Масловецки смеется, проходит через парковку и исчезает в пивной.

Я ложусь на спину и смотрю в небо. Облака исчезли, надо мной горят сотни звезд. Кажется, вон там слева, созвездие Жирафа, или Camelopardalis. Я ищу Северную Корону, Corona Borealis, но не уверен, там ли она, где я предполагаю. Только насчет Ursa Major нет никаких сомнений. Большая Медведица — первое созвездие, которое показал мне отец. Мне тогда было шесть, и мы уехали на север к морю с палатками. Вечерами меня не загоняли спать, потому что от возбуждения я все равно не мог заснуть. Мы лежали на песке и смотрели в небо, в то самое небо, которое я вижу сейчас.

— Ты в порядке?

Я резко сажусь, проливая пиво на рубашку.

— Прости, что помешала.

Лена останавливается метрах в двух от меня, там же, где только что стоял Масловецки. Будто я опасен или болен чем-нибудь заразным.

— Нет-нет, все нормально. Ты не помешала.

— Я бы уже пошла спать. День получился длинный.

— Да.

Я размышляю, что бы такое добавить, но ничего не приходит в голову. На школьном дворе на перемене или после уроков я вечно не мог решиться заговорить с девчонками, которые мне нравились. В училище была только одна девчонка, у которой не было парня и которую я рассматривал как вариант. Анке Фрайлинг. Но Анке тоже была слишком застенчивой, так что никто из нас так и не рискнул сделать первый шаг.

— Тогда — спокойной ночи.

Лена улыбается, поднимает руку на прощанье, разворачивается и идет назад в пивную.

— Спокойной ночи! — кричу я. Но Лена уже скрылась за дверью. Почти сразу же зажигается свет на лестнице, а потом — в ее комнате. Окно в номере открыто, но занавески задернуты. Сквозь светлую ткань виден ее силуэт. Она один раз проходит по комнате, а потом исчезает из поля видимости.

Лена сбивает меня с толку. Вечером в пивной, когда мы все сидели за столом, она не проронила ни слова. И не дала мне шанса посмотреть на нее, потому что я мог сделать это, только если бы она что-нибудь сказала. Для журналистки она не слишком любопытна, хотя слушает внимательно. Только раз, когда она гладила Рюмана, я смог понаблюдать за ней, пока она не повернула голову в мою сторону, так что мне пришлось быстро отвести глаза. Наши взгляды встретились даже меньше чем на полсекунды, но мне хватило. Подозреваю, что я покраснел как мак. По крайней мере, лицо моментально запылало, как если бы я только что открыл духовку, чтобы достать из нее пирог. Поскольку в горле у меня сразу пересохло, я залпом осушил мой почти полный бокал пива. После чего уставился в столешницу и страшно обрадовался, когда Масловецки начал рассказывать свою очередную байку.