Яичко Гитлера - Николай Норд

— Что вы несете? Вы что, знаете мою жену?

Дагбаев замахал руками, словно отпихиваясь от чего-то:

— Боже упаси, боже упаси! Не знаю никакой вашей жены, никогда не знал и знать не хочу! Просто, когда вы вчера свой лопатник доставали, то во внутреннем его развороте, под прозрачной пленкой, я увидел фотографию той самой женщины из такси. Только тогда она была помоложе. Я и подумал, что, кроме жены, такого возраста у вас вряд ли еще кто-то есть, чтобы носить фото с собой. А сегодня, когда вы доставали из бумажника деньги снова, я специально посмотрел на фото и понял, что не ошибся.

В сердце Николая что-то дрогнуло и заныло.

— Вы точно не ошиблись? — спросил он сломанным голосом.

— Это я-то ошибся? Да я еще не спятил окончательно! — выпалил Дагбаев с нелепым пылом. — Вы же сейчас спросите меня, куда они ездили, и если я сказал неправду, то вы потом вернетесь и тогда уж точно меня задушите совсем.

— А и, действительно, куда они ездили?

— Я же говорю, на нашу базу отдыха — «Работник социалистической культуры», это в Заельцовском бору.

— А подробнее?

Дагбаев обернулся, открыл ящик тумбочки, на которой стоял телевизор, и достал оттуда сложенный вчетверо, линованный в клетку, лист бумаги. Он отдал его Николаю со словами:

— Здесь номер автобуса, который идет туда с автовокзала. Если же захотите отправиться туда на своей машине, то советую сначала все равно заехать на вокзал, там висит схема маршрута.

Николай развернул листок и, смяв, в ярости бросил его на стол. Дагбаев беспокойно вопросил:

— Разве я не заработал своих денег?

— Вспомните, Степан точно, когда это было? — вместо ответа, спросил Николай.

— Сейчас-сейчас… Дайте минуточку… — Дагбаев стал усиленно растирать мочку уха. — Три года назад… А, вот! Тогда сирень вовсю цвела! У меня картинка перед глазами: такси, а сзади фоном сирень буйно цветет. А когда она цветет?

— Где-то в середине мая…

Николай вспомнил, что с Ксенией они познакомились как раз незадолго до этого, в апреле, а именно двадцать шестого числа. Дату он запомнил хорошо потому, что как раз в этот день был день рождения его матери. Значит, Федотов каким-то образом присутствовал в жизни Ксении до Николая, и тогда он мог быть отрезанным прошлым, в которое Ксения не хотела его посвящать. А если учесть, что Ксения часто выезжала из города с выставками своих картин, то два или три дня, проведенные ею вне дома, не могли вызвать при их отношениях никаких подозрений со стороны Николая.

— Ну, вот! Значит, деньги мои? — услышал, словно сквозь сон, Николай голос Дагбаева.

Николай вместо ответа спросил:

— Степан, зачем вы пьете? Вы же буддист.

Дагбаев выпучил глаза таким образом, что на его лице возникла не то растерянность перед вопросом, не то начальная стадия помешательства.

— Хотел бы я быть буддистом, — упавшим голосом сказал он. — Но я всего лишь его историк, хоть и опустившийся…

Николай поднялся и, не прощаясь, вышел, хлопнув дверью так, что со стен посыпалась известковая пыль. Вслед он услышал злое шипящее бормотание:

— Ну и что, что жизнь меня обсчитала? Я еще успею взять реванш! Есть еще время, вот увидите! Строите тут из себя господина, деньгами сорите!

Выйдя на дорогу, Николай поймал такси и отправился домой.

ГЛАВА 9

БАЗА ОТДЫХА

Николай ехал домой в совершенно угнетенном расположении духа. Теперь у него отпали все сомнения в том, что Ксения и Федотов не просто знали друг друга, но знали давно, скорее всего, еще по Ленинграду. Но каковы были их отношения? Что их связывало? Сокровища Дацана Гунзэчойнэй? Но на кой черт они были ей нужны? У Ксении у самой денег куры не клюют. Да и существуют ли они вообще, эти сокровища, не плод ли это больного воображения Дагбаева? Может, тогда — любовная связь? Старика и молодой девушки? Но это, по крайней мере, смешно! Хотя… чего в жизни не случается? Нет, в это поверить было бы трудно и больно. Но тогда что? Николай терялся в догадках. Возможно, что-то прояснится после поездки на базу «Работник социалистической культуры».

Было около двух часов дня, когда такси высадило Николая у самого подъезда его дома. Николай поднялся к себе в квартиру, открыл бар и перебрал несколько бутылок спиртного, остановился на плоской фляжке коньяка «Курвуазье», положил ее во внутренний карман пиджака и, не задерживаясь более, тут же спустился вниз. Там он пересел в свой, припаркованный тут же у дома, «ЗиМ-12» и поехал на автовокзал.

«ЗиМу» этому было уже около тридцати лет, и среди нынешних машин он выглядел допотопным неуклюжим монстром, хотя и весьма уважаемым. Конечно, со своими средствам и связями Николай мог бы купить себе новую «жульку» или «волжанку», или даже иномарку, причем, безо всякого многолетнего стояния в очередях, каковые тогда были за автомобилями. Но Николай любил свою машину, следил за ней, и она до сих пор была в отличном техническом состоянии. К тому же она была ему дорога и как память.

Этот «ЗиМ» подарил ему сам маршал авиации Александр Иванович Покрышкин — трижды Герой Советского Союза! Случилось это полтора десятилетия назад в Москве, когда Николай выиграл звание абсолютного чемпиона Советского Союза по боксу. Тогда к нему в раздевалку зашел с поздравлениями знаменитый земляк и вручил ключи от своей личной машины. И до сих пор, бывало, маршал звонит в Новосибирск, интересуется делами, удивляется и радуется, что старикан-«ЗиМ», такой же старый пень, как и сам маршал, до сих пор верно служит своему новому хозяину.

Четыре таких лимузина Николай видел еще в детстве в нынешнем доме актера, где в ранешние времена размещался автомагазин. В те годы за «Москвичами» и «Победами» стояли дикие очереди, а «ЗиМы» стояли свободно, никто их не брал. И не потому, что они стоили сумасшедшие деньги — в два раза больше чем «Победа» и в три раз больше, чем «Москвич», а именно — сорок тысяч рублей — средняя зарплата советского человека за шесть-семь лет упорного труда. А по иной причине: такую машину мог себе позволить взять только заслуженный, уважаемый человек — академик, министр или выдающийся артист, вроде Клавдии Шульженко. А любой, выпадающий из этого ранга, например, зав овощной базы — не мог. Он бы сразу попал на мушку органам — откуда деньги, дорогой гражданин? Когда успели наворовать? Не пора ли посетить места не столь отдаленные?

Да, вот такие были времена и такие люди…

На автовокзале Николай просмотрел на щите маршрут автобуса, идущего до ближайшей к базе отдыха деревне Кара-Ояш, и сверил его с картой области, которая всегда лежала в бардачке машины.

Примерно через полтора часа черная машина, сверкающая глянцем и никелем, остановилась на небольшой парковке базы «Работник социалистической культуры». Из нее вышел Николай и взялся за железную ручку калитки деревянного забора, окружавшего базу отдыха. Он топтался некоторое время на месте, не решаясь войти из-за боязни, что тайна, которая может открыться ему здесь, вдребезги разобьет ему сердце. Наконец, он отворил калитку и вошел внутрь.

Здесь, среди столетних корабельных сосен, расположилось десятка два одно— и двухквартирных аккуратных щитовых домика для отдыхающих, построенные в лесу без видимого порядка, дабы не нарушить структуру самого леса и не спиливать красавец-сосен. Воздух тут был напоен хвоей, пьянящей голову, вокруг звонко щебетали птицы, порхали стрекозы и яркие бабочки. В небе сияла многоцветьем радуга, и мелкие брызги слепого дождя, серебряной пылью сыпавшиеся на плечи и голову, тут же испарялись, неся с собой отрадную прохладу в сегодняшний знойный день. Но эта картинка, как будто вернувшаяся из далекого беззаботного дачного детства, и эта нежданно-негаданно пролившаяся прохлада совсем не умиляли нашего героя — ничего этого он не замечал.

Пройдя пару сотен метров по центральной песчаной аллее, усыпанной сосновыми шишками и петляющей между домами, от которой разбегались по траве в разные стороны десятки таких же песчаных тропинок помельче, Николай подошел к дому, несколько выделяющемуся среди прочих своими габаритами и основательностью. Над крыльцом тут висела синяя стеклянная табличка, на которой было крупно золотом выведено: «Администрация» и что-то там еще более мелкими буковками.

Внутри помещения за канцелярским столом сидел мужчина средних лет, он был в домашней майке в потных разводах, плотный и крепкий, как грецкий орех. Лицо и руки его были покрыты матовым, коричневым загаром — поцелуй летнего сибирского солнца. Несмотря на открытое окно, умиротворенно жужжа, работал, стоящий на деревянном полу, вентилятор, разносивший по помещению запах вяленой рыбы, лежащей на газете перед сидельцем.

— Здравствуйте, — войдя в кабинет, сказал Николай.

— И вам будьте здоровы, — оторвавшись от амбарной книги, над которой хозяин кабинета, скорее, дремал, чем что-то там в ней вычитывал, ответил он посетителю сонным голосом.