Краткий курс экономической науки - Александр Богданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рабы были уже в патриархальной общине. Это военнопленные, которые насильственно вводились в состав чуждой им по крови родовой группы и затем как бы усыновлялись последней. Рабство существовало и при феодализме. Оно охватывало те элементы зависимого населения, которые, будучи оторваны от земледелия и лишены своего хозяйства, жили при доме сюзерена в качестве «дворовых». Но в экономической жизни тех периодов рабство не играло сколько-нибудь значительной роли. Иное в рабовладельческой системе: тут рабство получает определяющую роль в производстве.
Первоначальное происхождение рабства объясняется пленением людей на войне.
Одним из элементов внешней природы для каждой производственной организации являются враждебные ей организации, с которыми она принуждена бороться. Такая борьба очень часто захватывает значительную часть энергии человеческих обществ. Это относится особенно к тем обществам, которые раньше других выдвинулись на пути развития и в смысле материального благосостояния стояли выше своих соседей. Отсталые общества, под влиянием абсолютного перенаселения, с особенной силой обрушивались на земли тех, кто превосходил их в культурном отношении. Очень часто бывало так, что отсталые «варварские» общественные группы — роды и племена — побеждали гораздо выше их стоящие общества и частью разрушали, частью перенимали их культуру. Но некоторым обществам, благодаря раннему развитию разделения труда, а, следовательно, и обмена, удалось выработать высшую военную технику, которая давала им решительный перевес над отсталыми, зачастую еще кочевыми племенами. Таким передовым обществам в течение ряда веков удавалось победоносно бороться против стихийного натиска низших племен. Победы эти вели обыкновенно к увеличению производительных сил более культурных общественных организаций, которые превращали своих многочисленных пленников в рабов.
В таком направлении развивались прежде всего некоторые восточные общества, сложившиеся в плодородных долинах великих рек (Нила, Тигра, Евфрата и др.), а затем общества античного мира, которые дали наиболее высокий и законченный тип рабовладельческой системы.
Но исходным пунктом развития рабовладельческой системы и в восточных деспотиях, и в античном мире послужила наличность системы феодальных отношений. Если мы обратимся к Греции времени Троянских войн, то нам представятся знакомые картины феодального общества. «Царь», которого рисует нам Гомер, не имеет ничего общего с будущим монархом централизованного государства. Это не что иное, как военный сюзерен союза феодальных групп, объединившихся для общего военного предприятия и носящих название «родов» и «фратрий». Рабство в этот период уже существовало, но оно было довольно мягкой формой подчинения и сводилось в основе к принятию пленников в род победителей. То же самое наблюдается и в организации италийских родов.
Правда, феодализм античного мира не успел развиться до тех форм, которые дала средневековая Европа. Это особенно заметно в своеобразном демократизме общественной организации греков времени Гомера. Феодальные союзы объединялись в мирное время советами родовых вождей, а царь-сюзерен приобретал значительное влияние лишь во время войны; помимо совета старейшин, действовало еще народное собрание, ограничивавшее власть старейшин и царя. Все это — явственные следы предшествующей эпохи, патриархально-родового общества. Поэтому экономический быт греков, изображенный в Илиаде и Одиссее, было бы правильнее определить как систему феодально-родовых отношений.
Эта система и послужила основой для будущего рабовладельческого общества, которое складывалось в недрах феодализма по мере развития обмена.
Пока обмен развит слабо, пока прибавочный продукт потреблялся только в натуральной, непосредственной его форме, до тех пор эксплоатация ограничена, потому что ограничены потребности господствующей семьи: на что понадобится господам громадное количество хлеба, которого они не в силах съесть? Но прогресс обмена делал возможным почти безграничное развитие потребностей господской семьи: всякий излишек мог обмениваться на какие-нибудь новые предметы потребления, которых не производит сама данная группа; поэтому, чем больше прибавочного продукта, тем лучше для господ. Тогда для организатора его подчиненный выступает уже не только как орудие производства, но главным образом как орудие производства прибавочного продукта, как предмет эксплоатации. Вопрос о достаточном удовлетворении потребностей трудящегося отступает на второй план; на первом плане — вопрос об извлечении возможно большей выгоды. А наибольшая выгода требует, чтобы размеры потребностей работника были доведены до наименьшей возможной величины, количество его труда — до наибольшей. Феодал-организатор при таких условиях должен прибегать в своей деятельности к грубому насильственному принуждению, которое раньше применялось только к рабам, вновь принимаемым в группу. Феодал начинает смотреть на раба исключительно как на источник прибавочного труда и стремится к расширению своего личного хозяйства путем массовой эксплоатации рабов.
Добывались рабы по преимуществу путем захвата варваров в плен на войне; с течением времени к этому прибавляется покупка рабов у тех же варваров, которые вели непрерывные войны между собой и за хорошие цены сбивали своих пленников античным обществам. Но войны велись не только между варварами: разобщенные греческие и италийские государства то и дело совершали нападения друг на друга и в случае победы обходились со своими пленниками так же, как варвары, т.-е. обращали их в рабство. Той же участи подвергались должники-вассалы. Усиливая эксплоатацию зависимых элементов населения, разоряя и закабаляя их, особенно при помощи ростовщических ссуд, феодалы переводили их либо на положение крепостных, либо на положение рабов; последнее именно там, где были налицо основные условия для развития рабства.
Иногда крепостная зависимость развивалась и сохранялась в широких размерах на-ряду с рабовладельчеством; так было, например, в восточных обществах. Но все же и там рабовладельческий тип хозяйства получал преобладающее значение в социальной жизни. Иногда же — как это имело место в античных обществах — переход к возделыванию земли посредством рабов весьма рано выступал на первый план, не оставляя места для значительного развития крепостных отношений.
Правда, на-ряду с рабовладельческими хозяйствами еще долгое время продолжали оставаться и сравнительно небольшие семейные хозяйства, в которых не было или почти не было рабов. Сюда относятся множество ремесленных и крестьянских хозяйств, которые даже в эпоху расцвета античного рабства представляли довольно распространенное явление. Но общий характер жизни определялся отношениями рабовладельческих групп, которые являлись наибольшей экономической силою античного общества.
Число рабов достигало колоссальных размеров. Так, например, во владениях Рима в период наибольшего расцвета рабовладения насчитывалось около 13–14 миллионов рабов, в то время как число свободных граждан не превышало 6–7 миллионов. Такое же преобладание рабов над свободным населением наблюдалось в некоторые периоды и в древней Греции. Вполне понятно, что на рынке господствовали рабовладельческие хозяйства, которые играли в этом смысле роль крупных капиталистических предприятий, обладающих огромными преимуществами в конкуренции. Это заставляло мелкие хозяйства приспособляться к условиям, создаваемым рабовладельческими предприятиями, и создавало в них стремление обзаводиться рабами, чтобы расширять таким образом свое производство.
Сотрудничество и разделение труда в больших рабских хозяйствах применялись в широких размерах. В Греции уже веков за 5 до Р. Х. существовали целые обширные мануфактуры — эргастерии, где работали рабы. В Италии и Сицилии несколько позже развиваются особенно громадные земледельческие хозяйства, где нередко сотни рабов обрабатывали одно поле. Следует отметить, что разделение труда редко шло далее известного предела, именно производства отдельным работником отдельного продукта; различные стадии производства одного продукта лишь в исключительных случаях (напр., кожевенные эргастерии) распределялись между различными работниками. Зависело это главным образом от того, что рынок был еще не слишком обширен, спрос не был так велик, чтобы вызывать массовое производство продуктов, а только при массовом производстве выгодно усиленное разделение труда.
С течением времени, с возрастанием рабовладельческих хозяйств, сама организаторская деятельность подвергается разделению. Пока хозяйства были невелики, господин мог лично руководить производством; он лично распределял труд и продукт своего хозяйства, и в этом смысле был организатором производства. Но когда хозяйство увеличивается и численность рабов достигает значительных размеров, то рабовладелец принужден выбирать себе сотрудников и переносить на них часть своих функций. На-ряду с господином появляются таким образом рабы-организаторы: надсмотрщики, приказчики, управляющие и т. д. На долю господина при этих условиях остается лишь высший контроль над хозяйством, но и то не надолго. Отрываясь все более от процесса производства, он мало-по-малу и эту функцию передавал техническому персоналу из среды рабов. Рабовладелец обращался при этом в чистейшего паразита, «деятельность» которого сводится к самым утонченным наслаждениям жизнью.