Краткий курс экономической науки - Александр Богданов

Благодаря массе войн древнего мира, организации второго типа оказывались не особенно устойчивыми и нередко изменялись в организации первого типа: война требует строгого единства власти, которого слишком трудно было достигнуть в аристократических республиках. Таким образом, в результате громадного ряда войн республиканский Рим превратился в Рим цезарей. Кроме этого, нередко внутренняя борьба экономических интересов путем междоусобных войн в республиках приводила к подобной же смене форм: многие греческие республики неоднократно переходили в тирании; когда мелкие рабовладельцы, крестьяне, ремесленники и торговцы выступали против сплоченной крупно-рабовладельческой аристократии, они становились по большей части под знамена царя или тирана, так как только строгая централизация сил могла доставить им победу.

Во взаимных отношениях рабов господствовало равенство, — конечно, равенство бесправия. Однако, по мере того, как господа передавали доверенным рабам часть своей организаторской деятельности, возникала также власть рабов над рабами.

Семейные связи рабов создавались и разрушались сообразно расчетам господ.

Господские расчеты определяли также то количество жизненных средств, которое должно было доставаться на долю раба. С широким развитием систематической торговли рабами становилось более выгодным не заботиться о полном удовлетворении основных потребностей раба, а заботиться главным образом о напряженности и продолжительности его ежедневной работы; таким образом, раб скоро «изнашивался» и заменялся свежим, который стоил сравнительно недорого. Следовательно, господским расчетом регулировалась продолжительность жизни рабов, как регулировалось их размножение.

В азиатских деспотиях каждый подданный являлся рабом государства. Экономически это выражалось в эксплоатации частных хозяйств хозяйством государственным — в собирании громадных даней и налогов; юридически — в полном бесправии личности перед любым из зубцов административной машины, служившей для собирания этих даней и налогов. Массы населения вовсе не жили гражданской жизнью. Лежавший на них гнет с течением времени усиливался по мере того, как совершенствовалась организация чиновничества. Вместо того, чтобы только исполнять веления высшей власти и служить для нее живым орудием эксплоатации, чиновничество это все более начинало жить своей жизнью, эксплоатировать для себя. Такое изменение совершалось по мере того, как высшие слои азиатской бюрократии все более перелагали свою общественно-организаторскую деятельность на низшие слои, превращаясь таким образом из производительных членов общества в паразитов, как рабовладельцы Греции и Рима. При этом, стараясь о своем потомстве, бюрократия создавала для него массу новых общественно-бесполезных должностей. В таких восточных деспотиях, как Китай, Персия, чудовищная сила административного аппарата явилась источником величайшего экономического и юридического угнетения.

При подобных условиях развитие личности становится невозможным не для одних рабов, и духовная подавленность господ немногим отличается от рабской забитости.

В иных отношениях стояла личность к политическому целому в государствах европейского типа.

Там личность не была угнетена — этого по существу не допускала самая форма государственного союза. Впрочем, вначале наиболее богатым, знатным рабовладельческим фамилиям удавалось экономически и политически подчинить себе демос, массу менее богатых граждан — земледельцев и ремесленников; экономическая зависимость последних выражалась главным образом в задолженности, политическая — в ничтожном влиянии на государственное управление. Но когда развитие меновых сношений усилило взаимную связь элементов демоса, и на сцену выступила вновь сложившаяся группа демоса — торговцы, тогда демос сплотился против крупной земельной аристократии и повел с ней упорную борьбу за политические права, за связанные с ними экономические выгоды. Борьба завершилась победой демоса, который добился полной политической равноправности.

История вряд ли может указать где-либо такой блестящий расцвет гражданской жизни, как в Афинах VI–IV в. в. до P. X. Юридическое равенство было полнейшее: каждый мог участвовать в обсуждении и подавать свой голос в решении общегосударственных дел. Дошло до того, что некоторые должности замещались даже не по избранию, а прямо по жребию. Таков был демократизм республики. Но это была только лицевая сторона общественной жизни.

За немногими десятками тысяч граждан, свободного развившихся в атмосфере широко-гражданской жизни, стояли многие сотни тысяч бесправных, угнетенных «живых орудий». Смысл политической деятельности свободных людей заключался в дележе добычи, созданной рабским трудом и отнятой у рабов.

Так было и в древнем Риме. В течение нескольких веков боролась там демократия — плебеи — с высшим классом — патрициатом — ради тех же экономических целей, как демос Афин. Шаг за шагом, с поразительной энергией она принуждала своих сильных, организованных противников делать уступки в сторону равенства. Но во время всей этой борьбы не раздался ни один голос за улучшение условий жизни рабов — в этом отношении не было различия между самыми корыстными из демагогов и честнейшими утопистами в роде Гракхов, вся жизнь которых прошла в самоотверженной борьбе за «народные» интересы.

Для раба возможности развития не было, но были все данныя, чтобы деградировать. Для господина в слабо-меновых обществах Востока условия развития были только немногим лучше этого; наоборот, в обществах Запада, где обмен был широко развит, свободная личность имела полный простор для того, чтобы развернуть свои силы.

3. Идеология

Общественное сознание в эпоху рабовладельческой системы не было, конечно, сплошным, однородным. Оно было глубоко различно для тех противоположных элементов, из которых слагалась рабовладельческая группа, и зависело от их положения в процессе производства.

Условия жизни раба были невероятно тяжелые. С клеймами, выжженными на теле, часто закованные в тяжелые цепи, они с раннего утра до позднего вечера должны были работать на полях или в промышленных предприятиях своих господ. Работа происходила под строгим наблюдением жестоких надсмотрщиков, которые только и думали о том, чтобы бесчеловечным обращением с рабами заслужить милость и щедроты рабовладельца. Проработав целый день, рабы на ночь отправлялись в казармы — своеобразные темницы, нередко расположенные под землей.

Вообще на раба смотрели, как на орудие производства, как на рабочую скотину. В этом отношении чрезвычайно характерна классификация орудий производства, которая сложилась в изучаемый период. Она различала:

1) instrumenta muta — немые, мертвые орудия, напр., топор., станок; 2) instrumenta semivocalia — орудия живые, но такие, которые только наполовину, т.-е. очень несовершенно, выражают голосом свои чувства, — это домашние животныя, и 3) instrumenta vocalia — орудия, одаренные способностью речи, т.-е. люди — рабы.

Таким образом рабы были низведены до степени рабочего скота, простой принадлежности хозяйственного инвентаря[10]. При таких условиях об идеологии рабов много говорить не приходится; ее крайняя бедность и бессодержательность, ее узость и ограниченность не подлежат никакому сомнению. Здесь нечего искать элементов развития; умственная жизнь людей этого класса была даже в лучших случаях (ученые рабы) слабым отблеском умственной жизни господ.

Класс господ находился в ином положении: здесь бедность психологии отнюдь не являлась необходимостью; по самой сущности своей организаторская деятельность требует некоторого умственного развития, а эксплоатация рабов давала господам возможность посвящать время не только различным удовольствиям, но и труду мышления.

Обширный период рабства охватывает собою длинный ряд далеко не вполне сходных общественных формаций; сравнивая уровень духовной жизни в различные стадии этого периода и у различных народов, можно найти все переходы от полнейшего варварства до той высокой ступени цивилизации, какой достигли Греция и Рим в эпоху их процветания.

Нет надобности останавливаться на содержании психической жизни господ в тех обществах, которые сложились при слабых меновых связях и организовались в форме восточных деспотий: там на известной стадии развития почти стушевываются различия психологии господ и рабов; аналогичный характер гнета, лежащего на тех и других, порождает аналогичную узость, бессодержательность, неподвижность мышления; разница в степени так мала, что почти не заслуживает внимания.

Иную картину представляют рабовладельческие общества со значительным развитием обмена. Свободные, далеко простирающиеся меновые связи расширяют умственный горизонт людей, дают толчок познанию, освобождают мышление от того оцепенения, в котором находится оно в натурально-хозяйственных группах прежних времен. Отсутствие внешнего гнета, с одной стороны, и сравнительно небольшая власть природы над людьми, с другой стороны, создают почву для развития мышления, для более интенсивной познавательной деятельности.