Предсказание прошлого - Эва Качиркова

– Сейчас мне вам это трудно объяснить. – Я пытался вспомнить, зачем ему звоню.

– Можете не сейчас, – вежливо изрек поручик. И с полуоборота изменил тон: – Что вы хотели? Снова вас кто-то обижает?

– Меня – нет. – На долю секунды перед моими глазами возникла маленькая фигурка, шагающая по затерявшейся среди полей дороге. – Пани Маласкова исчезла.

– Вы выражаетесь не точно, – холодно заметил поручик. – Она числится пропавшей без вести.

– Откуда вы знаете? – выдохнул я. Холодный пот выступил у меня на лбу.

– А вы откуда это знаете? – парировал поручик.

– От Лукаша, ее внука. Он там совсем один и…

– Вы ведь к нему ездите, – возразил поручик. – Кстати, с чего это вы о нем так заботитесь?

Нахлынувшая на меня злость затопила мой мозг, как поднявшиеся воды Влтавы заливают опоры моста.

– Потому что никто другой о нем не заботится! Он там один со среды, а сегодня – понедельник. Человек, который у них жил, – убит, а бабушку он не видел с того же самого дня. Вам не кажется, что для двенадцатилетнего ребенка это чересчур много?! Почему вы не распорядились, чтобы им кто-то занялся, раз уж знаете, что пани Маласкова пропала? – Я кричал, чтобы заглушить свою собственную нечистую совесть.

– Успокойтесь, – сказал поручик. – В том, что вы говорите, есть доля правды, но никогда не успеваешь подумать обо всем, – неожиданно по-человечески пожаловался он.

Я перевел дух и спросил:

– С какого дня она пропала?

– Со среды.

– Она что, не доехала до этой своей лечебницы?

– Доехала. И на другой же день оттуда уехала.

– Куда?

– Не знаю, – перешел он снова на безразличный тон. – Но мы это выясним, не волнуйтесь. А с мальчиком я все устрою.

– Не хлопочите! – заявил я. – Сам о нем позабочусь. Поеду туда и…

– Вот этого я бы вам делать не рекомендовал, – резко перебил он.

– А меня мало волнует, что вы мне рекомендуете, а чего нет! – вскипел я. – Можете посадить меня, если хотите помешать!

– Не спешите так, – язвительно заметил поручик. – Всему свое время. А пока ни в коем случае из Праги не выезжайте. – Из трубки повеяло неприкрытой угрозой. Щелчок. Поручик отключился.

Я в бешенстве бросил трубку и выбежал из конторы.

Спустя три часа я возвращался в Прагу, на заднем сиденье моей машины был Лукаш. В Брандысе мы остановились, чтобы пообедать. После первого за пять дней настоящего обеда мальчик сделался вялым и сонным. Некоторое время он еще поглядывал на меня – я видел это в зеркальце, – потом уснул. Спал тихо, как птенчик, лицо утопало в светлых взъерошенных волосах. Ярость, которую всколыхнул во мне разговор с поручиком Павровским, сменилась ожесточенным упрямством.

– Пусть он меня посадит, – стиснув зубы, говорил я себе. – Если ему удастся найти для этого достаточные основания. Посмотрим, что он со мной сделает.

Но в глубине души я понимал, что с поручиком шутки плохи. Если он вобьет себе в голову, что я мешаю следствию, то быстро найдет на меня управу. Я-то чист, как лилия, но что толку! Поручик так не считает. Но, даже если б и считал, вполне может призвать меня к ответу как главного свидетеля, который отказывается помогать следствию. А что тогда будет с Лукашем? Я сделал глупость, объявив поручику, что возьму мальчика к себе. Для двенадцатилетнего ребенка он уже досыта хлебнул лиха. Ему нужен покой, надежность, безопасность.

А будет ли Лукаш в безопасности у меня? Из двух стариков, с которыми он жил, один убит, другая пропала без вести. По телефону мальчик сказал мне, что боится. Когда я по дороге пытался выспросить у него, чего он боится, он не захотел говорить. Стыдился своего страха. Я настаивал, Лукаш уклончиво ответил, что боится собаки. Я счел это отговоркой, особенно когда он, запинаясь, стал рассказывать, что с той самой ночи, когда я, избитый, пришел к нему, Амиго непрерывно воет. Хотя неудивительно, что бедняге Лукашу стали мерещиться привидения. Не каждый взрослый решится остаться один в доме, неподалеку от места, где произошло убийство. Моя хибара на стройке все-таки более надежное пристанище, хотя бы до той поры, пока не найдется бабушка.

А действительно ли надежное? Я вспомнил про ночного посетителя, с которым столкнулся Дежо. Вспомнил царящую на стройке атмосферу, вспомнил и то, что Лукаш, конечно же, ходит в школу. Скорее всего, стоило бабушке уехать, он на школу наплевал, пай-мальчиком его не назовешь. Займись им поручик Павровский, то наверняка определил бы в какой-нибудь интернат, где мальчишку бы умыли, постригли и посадили за парту. У меня не было уверенности, что это лучший выход.

Только теперь размышлять об этом поздно. Все равно отвезти Лукаша в такое заведение я не могу, потому что добровольно он туда не пойдет. Да и кто способен подстроить этакое своему другу? Даже если друг – всего лишь маленький мальчишка, а может, именно потому. Со вздохом оглянулся я на свое «бремя», которого моя машина даже не ощущала. Что мне с тобой делать, сынок? – подумал я. Будь рядом хоть какая-нибудь женщина, она нашла бы выход. За исключением своей бывшей жены – учительницы, – я не представлял себе ни одной женщины, которая бы с материнским квохтаньем не кинулась к такому заброшенному детенышу. Даже, возможно, наша Района… Да что там Района! Я возликовал. У нас же есть пани Дроздова. Лукаш ее знает, она как-то уже собиралась взять его к себе. Лукаш, очевидно, любит ее. Во всяком случае, он ей верит и не откажется у нее остаться. На какой-то миг меня поразила мысль, что в таком случае мне не удастся уберечь Лукаша от всей этой мерзкой истории. Напротив, все члены Ганкиного разношерстного семейства имеют к ней отношение, а один из них, возможно, увяз в ней по уши.

А старушка, воспитавшая Лукаша? Какую роль во всем этом играет она? Тут возникали две возможности – одна ужаснее другой. Так или иначе, оставить Лукаша в стороне от всего этого мне не удастся.

Справа появились гигантские панельные кварталы Северного Места. Я мрачно подумал, что оскорбительный эпитет «бесчеловечный», которым его недавно наградил один архитектор, был на самом деле лестным, если учесть, что в человеке – да хотя бы во мне самом – привлекательного нет ничего.

Лукаш пошевелился во сне. Я глянул на него через плечо; он продолжал спать, щеки его порозовели, под веером белых ресниц – бисеринки пота. Я с облегчением начал думать о нем и… пани Дроздовой. Мы, все втроем, могли бы выглядеть идеальным семейством.

Продолжая ехать по левому берегу Влтавы и умудрившись не застрять в сгущающемся потоке машин, я вывел машину на Баррандовский холм, разыскивая виллу Эзехиашей.

Это был красивый, скромной архитектуры дом с шероховатой желто-серой штукатуркой, отделанный снизу потемневшей лиственницей. Подобная скромность обходится столь же дорого, как элегантность дамы, которая одевается в одном из лучших модных салонов. Соседняя, более новая вилла с террасами и изобилием крученых металлических балясин и решеток рядом с домом Эзехиашей выглядела дешевой потаскушкой. На втором этаже тянулась вдоль всего фасада лоджия. За грубой деревянной балюстрадой мелькнуло чье-то пестрое одеяние и исчезло в застекленных дверях. Я позвонил. Калитка вела в мощеный дворик, который одновременно служил и въездом в гараж. Я нажал ручку – заперто. Выбравшийся из машины Лукаш протирал кулачками глаза. Заморгал, огляделся вокруг и подошел к воротам напротив въезда в гараж.

– Здесь обычно не заперто. – Он начал разматывать цепь, придерживающую обе створки. Мальчик не выразил ни удивления, ни недовольства, и у меня отлегло от сердца.

Цепь была без замка. Когда Лукаш ее ослабил, створки опустились в заржавевших петлях и царапнули о землю. Мы протиснулись в образовавшуюся щель и вошли во дворик. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что хозяева не очень-то заботятся о своем жилище. Окна требовали покраски, от угла дома, обращенного в сад, отвалился кусок штукатурки. Разбитое оконце на входной двери заделано куском фанеры. Я постучал. Лукаш, подбежав к тому самому, облупленному, углу, остановился.

– Привет, Ганка! – закричал он куда-то в глубину сада, в ту сторону, где он полого опускался вниз.

Я пошел за ним и увидел пани Дроздову в застиранных джинсах и клетчатой рубашке, стоящую на коленях посреди грядок с клубникой. Подняв к нам порозовевшее лицо с яркими глазами, она удивленно уставилась на Лукаша.

– Привет! – сказала она ему. – Откуда ты взялся? – Встав с колен, Ганка подошла ко мне.

– Здравствуйте, – поздоровался я. – Вот, привез вам Лукаша. Не могли бы вы оставить его у себя на несколько дней?

– Разумеется, но… – Она оглянулась на мальчика, который уже набивал рот клубникой, и спросила вполголоса: – Что случилось? Что с пани Маласковой?

– Пропала, – тихо ответил я. – Милиция ищет ее с четверга. Л у каш ничего не знает, не говорите ему.

Ганка нахмурила красивые темные брови, не нуждавшиеся в косметических ухищрениях, и снова оглянулась на Лукаша.