Манускрипт всевластия - Дебора Харкнесс

— Мог бы и не приезжать — я тебя не просил, — не менее ворчливо заявил Мэтью.

— Знаю, но мы с тобой давненько не виделись, а Кэдзоу в эту пору года очень хорош.

Мэтью недоверчиво воззрился на друга.

— Тебе поохотиться надо, правильно? — пояснил тот.

— Позарез, — признался вампир.

— Выпьем сначала или сразу приступим?

— Выпить мне бы не помешало.

— Вот и отлично. Тебе вино, мне виски. — Хэмиш попросил Джордана достать бутылку из погреба сразу после раннего звонка Мэтью. Он терпеть не мог пить один, а вампир в рот не брал виски. — Заодно расскажешь, с чего тебе так приспичило поохотиться в этот чудный сентябрьский денек.

Они поднялись в библиотеку. Деревянными панелями ее обшили в девятнадцатом веке, нарушив первоначальный замысел архитектора: он планировал создать просторную, полную воздуха комнату, где дамы восемнадцатого столетия могли бы дожидаться с охоты своих мужей. Но белый потолок с лепными гирляндами и суетливыми ангелочками сохранился и бросал молчаливый укор современности.

Мужчины опустились в кожаные кресла по бокам от камина, где уже плясал, разгоняя осенний холод, огонь.

— Превосходно, — одобрил Мэтью вино, которое предъявил ему Хэмиш.

— Я так и думал. У «Братьев Берри и Радда» меня заверили, что оно хоть куда. — Хэмиш налил Мэтью вина, себе виски из графина.

Посидев некоторое время в уютном молчании, Мэтью сказал:

— Прости, что вовлекаю тебя. Сложилась трудная ситуация… сложно объяснить.

— У тебя просто и не бывает.

В Хэмише Осборне Мэтью привлекали отчасти его прямота, отчасти несвойственные демонам здравомыслие и ровный характер. Вампир на своем веку дружил со многими демонами, одаренными и безумными в равной мере. С Хэмишем было гораздо проще: ни тебе кипучих споров, ни бешеных вспышек активности, ни периодов опасной депрессии. В их общении долгие паузы перемежались блестящей беседой, и все окрашивал благодушный подход Хэмиша к жизни.

Особость Хэмиша сказывалась и в том, что областью своей деятельности он избрал не искусство, как большинство демонов, а сферу финансов. У него был талант не только наживать деньги, но и выискивать слабые места в международной системе. Демоническую креативность он вкладывал не в сонаты, а в распечатки. Благодаря непогрешимой интуиции с ним советовались монархи, премьер-министры и президенты.

Мэтью это восхищало не меньше, чем легкость общения Хэмиша с людьми. Человеческие недостатки демона скорее стимулировали, чем удручали. Он получил это в наследство от родителей: отец — страховой брокер, мать — домохозяйка. Мэтью был знаком с этой невозмутимой четой и понимал, отчего Хэмиш так любит людей.

Треск дров в камине и запах виски помогали вампиру расслабиться. Красная жидкость в его бокале мерцала, отражая огонь.

— Не знаю, с чего и начать…

— С конца, — посоветовал демон. — Когда ты снял трубку и вздумал мне позвонить.

— Мне надо было уехать от одной ведьмы.

Хэмиш посмотрел на Мэтью, оценивая, насколько сильно тот взвинчен.

— И что же в ней такого особенного?

Мэтью глянул на него из-под тяжелых бровей.

— Всё.

— Неприятности, да? — юмористически-сочувственно продолжал Хэмиш.

— Можно и так сказать, — с резким смешком признал Мэтью.

— А имя у нее есть?

— Диана. Историк, приехала из Америки.

— Богиня охоты, — протянул Хэмиш. — Что она такое, помимо имени, — обыкновенная ведьма?

— Вот уж нет.

— Ага. — Хэмиш видел, что Мэтью и не думает успокаиваться — наоборот, рвется в драку.

— Она Бишоп. — Больше Мэтью ничего не сказал, зная по опыту, что демон мигом ухватит суть любой его реплики.

Хэмиш порылся в памяти.

— Сейлем, штат Массачусетс?

Мэтью угрюмо кивнул.

— Последняя из тех Бишопов. Ее отец — Проктор.

— Дважды ведьма, — присвистнул Хэмиш, — потомок двух славных родов. Ты ничего не делаешь наполовину, ведь так? Сильна, вероятно.

— Мать у нее очень сильная. Об отце я мало что знаю, а вот Ребекка Бишоп — статья особая. В тринадцать лет колдовала так, как некоторые за всю жизнь научиться не могут. И с самого детства была провидицей.

— Ты ее знаешь, Мэтт? — С кем только не пересекался друг Хэмиша за множество своих жизней.

— Нет, но о ней много говорят — как правило, с завистью. Ты же знаешь, какие они, эти колдуны с ведьмами.

Хэмиш, давно знавший, что чародеев Мэтью не жалует, взглянул на него поверх своего бокала.

— Ну, а Диана что же?

— Она утверждает, что магией не пользуется.

Эта короткая фраза давала сыщику сразу две нити. Хэмиш начал с той, что попроще.

— Совсем? А пропавшую сережку найти? Покраситься?

— Не тот тип. Сережки она не носит, волосы не красит. Трехмильная пробежка и час на реке в ужасно неустойчивой лодке.

— С ее происхождением мне как-то трудно в это поверить. — Мечтатель в Хэмише уживался с прагматиком — именно поэтому он так хорошо управлялся с чужими деньгами. — Ты тоже не веришь, иначе не думал бы, что она врет. — Хэмиш потянул за вторую нить.

— По ее словам, она все же колдует, но очень редко, по разным пустяковым делам. — Мэтью, задумчиво взъерошив волосы, отпил глоток. — Но я-то знаю, что это происходит куда как чаще. Я чую. — Он заговорил откровенно впервые с тех пор, как приехал. — Пахнет, как летом перед грозой, а иногда это даже и видно. В моменты гнева или самозабвенной работы она излучает сияние. — «И когда спит тоже», — добавил он про себя. — Иногда я это почти на вкус чувствую.

— Светится, говоришь?

— Ты бы этого не увидел, хотя, возможно, почувствовал бы как-то по своему. Это chatoiement[24] — колдовское свечение — никогда не бывает сильным. Даже в бытность мою молодым вампиром его излучали лишь самые сильные чародеи, а теперь такое и вовсе редкость. Диана ничего об этом не знает и не осознает всей важности такого явления. — Мэтью, передернувшись, сжал кулак.

Демон посмотрел на часы. Было совсем еще рано, но он уже понял, зачем его друг приехал в Шотландию.

Еще немного, и Мэтью влюбится.

Вошел Джордан, безупречно рассчитав время.

— Егерь подогнал джип, сэр. Я сказал, что он сам сегодня вам не понадобится. — В самом деле: зачем егерь, когда в доме вампир.

— Отлично. — Хэмиш встал, допил виски. Повторить бы, да нельзя: сейчас он должен быть в здравом уме.

— Я предпочел бы пойти один, Хэмиш, — сказал вампир. Он не любил охотиться с теплокровными, то есть с людьми, демонами и чародеями. Для Хэмиша он, как правило, делал исключение, но разобраться с чувствами к Диане Бишоп ему хотелось наедине.

— Мы ведь только скрадывать будем, — лукаво заметил Хэмиш. Он задумал отвлечь и разговорить Мэтью, чтобы не тянуть из него каждое слово клещами. — Смотри, какой хороший денек. Пошли, будешь доволен.

Мэтью мрачно забрался в старенький джип Хэмиша. Они почти всегда им пользовались, когда приезжали в Кэдзоу, хотя в больших охотничьих угодьях шотландцы предпочитают «лендровер». Мэтью не смущала поездка по холоду в открытой машине, Хэмиш веселился, наблюдая за этим сверхчеловеком в естественных условиях.

Переключая передачи — Мэтью каждый раз морщился от этого звука, — Хэмиш ехал в гору, на луг, где обычно паслись олени. Мэтью, увидев пару самцов, велел ему остановиться, вылез и присел у переднего колеса. Хэмиш с улыбкой присоединился к нему.

Демон уже не раз скрадывал с Мэтью оленей и знал, что ему нужно. Вампир убивал не всегда, хотя сегодня, будь он один, наверняка заявился бы домой только к вечеру, а в имении стало бы двумя оленями меньше. Он не просто плотоядный, он хищник. Именно охота, а не режим питания, делает вампиров вампирами. Иногда Мэтью, будучи возбужден, просто гнался за первой попавшейся дичью, не убивая ее.

Вампир следил за оленями, а демон — за ним, нутром чувствуя, что в Оксфорде не все ладно.

Мэтью просидел несколько часов кряду, решая, стоит ли пускаться в погоню. Пользуясь необычайно острыми органами чувств, он вглядывался в животных, постигал их привычки, смотрел, как они реагируют на хрустнувшую ветку или вспорхнувшую птицу — все это без малейших признаков нетерпения. Главным для Мэтью был тот момент, когда его добыча признавала себя побежденной.

В сумерках он встал и кивнул Хэмишу. Достаточно для первого дня. Ему дневной свет не требовался, но Хэмишу впотьмах было бы затруднительно спуститься с горы.

Когда приехали домой, было совсем темно. Джордан зажег свет повсюду, и дом, светящийся как фонарь, выглядел в этой глуши чрезвычайно нелепо.

— Совершенно незачем было строить здесь такой дом, — заметил Мэтью светским, но несколько язвительным тоном. — Чистое безумие со стороны Роберта Адама.[25]

— Ты уже не раз высказывался насчет моего маленького чудачества, — примирительно сказал Хэмиш. — Ты, конечно, смыслишь в архитектуре больше, чем я, и Адам, вполне возможно, был не в своем уме, соглашаясь строить в диком Ланарке этого, как ты выражаешься, недоношенного уродца. Но я люблю этот дом, и никакие твои слова ничего уже не изменят. — Этот разговор в разных вариациях они вели с тех самых пор, как Хэмиш купил Кэдзоу-Лодж — вместе с меблировкой, егерем и Джорданом — у аристократа, не имевшего денег на его содержание. Мэтью тогда пришел в ужас, но для Хэмиша эта покупка была знаковым событием. Она показывала, что он оторвался от своих глазговских корней настолько, что мог себе позволить такие вот непрактичные траты — просто потому, что вещь ему нравилась.