Современная комедия - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди этих лихорадочных метаний точкой опоры явилось письмо от тети Уинифрид:
«… Из письма Вэла я узнала, что в Гудвуд они не поедут, – их прелестный двухлеток не в форме. Так обидно! Самые интересные скачки за весь год. Пишет, что они очень заняты переговорами о ферме, которую думает купить этот Джон Форсайт. Вэл и Холли радуются, что будут жить так близко, но боюсь, как бы американочка не заскучала. Холли пишет, что они собираются на веселый маскарад в нетлфолдский отель. Энн будет русалкой – ей пойдет, у нее такие прямые ножки; Холли будет madame Vigee le Brun[46], а Вэл говорит, что оденется жучком или совсем не поедет. От всей души надеюсь, что он не сделает себе красный нос. У Джона Форсайта есть костюм араба, который он вывез из Египта».
«… А у меня, – подумала Флер, – есть платье, в котором я приходила в его комнату в Уонсдоне». Как жалела она теперь, что не вышла из этой комнаты его женой, – после этого ничто не могло бы разлучить их. Но они тогда были такими невинными младенцами!
Дело в том, что она сейчас же решила тоже поехать на этот маскарад. Она приехала первая и злорадно наблюдала за лицами Джона и Энн, когда встретила их у входа в зал. Ее виноградное платье! Она увидела, что Джон его помнит, и поскорее стала расхваливать костюм Энн: «Самая настоящая русалка!» А что касается Джона – ему для полного сходства не хватает еще одной-двух жен! Вплоть до этого вальса она вела себя безукоризненно, и потом тоже старалась казаться безукоризненной всем, кроме Джона. Для него одного она затаила (так она по крайней мере надеялась) и близость, и ласку, и томление взгляда, но за эти несколько минут дала ему ясно почувствовать, что любит его.
– Вечно! – только и сказала она, когда они наконец остановились.
И после этого танца Флер ускользнула домой: духу не хватило смотреть, как он будет танцевать со своей русалкой. Вся дрожа, пробралась она к себе, упала на кровать, разрыдалась беззвучно. И в путаных видениях мелькало и мучило загорелое лицо, и глаза, и ноги русалки. Наконец она затихла. Хоть несколько минут она владела им, сердцем к сердцу. Все лучше, чем ничего!
Встала она поздно, бледная и как будто успокоившаяся. В десять часов неожиданное появление автомобиля Сомса заставило ее окончательно укрыться под маской. Она встретила его словами преувеличенной благодарности, которой совершенно не чувствовала.
– Папа! Вот чудесно! Откуда ты?
– Из Нетлфолда. Я там ночевал.
– В отеле?
– Да.
– Подумай, я сама вчера вечером была там на балу.
– О, – сказал Сомс, – на маскараде? Мне о нем говорили. Весело было?
– Так себе; я рано уехала. Если б я знала, что ты там! Что же ты не предупредил, что приедешь за нами?
– Мне просто вздумалось, что для мальчика так будет лучше, чем ехать поездом.
И Флер так и не поняла, что он видел и видел ли вообще что-нибудь.
К счастью, всю дорогу в город Кит болтал без умолку, а Сомс дремал, сильно утомленный целой ночью тревог, колебаний и бессонницы. Вид дома на Саут-сквер, такого спокойно-изысканного, горячая радость Майкла и ответные излияния Флер вернули ему некоторую долю душевного равновесия. Что ни говори, а несчастные семьи не так выглядят, – это много значило для определения будущего, заглянуть в которое он уже не находил в себе сил.
После завтрака он пошел в кабинет Майкла поговорить о перестройке трущоб. Во время разговора, сидя перед акварелью Флер, Сомс вновь открыл истину, что отдельные люди интереснее, чем собрание их, именуемое государством. Не благополучие нации владело его мыслями, а творец этих загадочных фруктов. Как помешать ей отведать их?
– Да, сэр. Ведь правда, совсем не плохо? Хорошо, если бы Флер серьезно взялась за акварель.
Сомс вздрогнул.
– Хорошо, если б она хоть за что-нибудь взялась серьезно, чтоб голова у нее была занята.
Майкл взглянул на него. «Как собака, когда хочет понять», – подумал Сомс и вдруг он увидел, что молодой человек провел языком по губам.
– Вы, кажется, хотите мне что-то сказать, сэр? Я помню, что вы говорили несколько недель назад. Это на ту же тему?
– Да, – ответил Сомс, следя за его глазами. – Не принимайте слишком близко к сердцу, но у меня есть основания полагать, что она так и не отделалась от своего прежнего чувства. Не знаю, много ли вам известно об этом детском увлечении.
– Да как будто все.
Опять он увидел, как Майкл облизнул губы.
– О! От нее?
– Heт. Флер ни слова не говорила. От мисс Джун Форсайт.
– Эта женщина! Она-то уж, конечно, все выложила. Но Флер вас любит.
– Привыкла.
Это слово озадачило Сомса: даже трогательно!
– Ну-с, – сказал он, – я и вида не подал. Может быть, вас интересует, почему мне так кажется?
– Нет, сэр.
Сомс взглянул на него и быстро отвел глаза. Да, горькая минута для мужа его дочери! Стоит ли нарочно приближать критический момент, когда чувство, смутное, но глубокое, подсказывает, что пройти через
