Современная комедия - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо уловили сходство. – Ему приятна была мысль, что Джун, вероятно, не заметила того, что заметил он. Но когда взгляд его упал на портрет Энн, его лицо потемнело, и он быстро взглянул на Флер, а та сказала:
– Да, папа? Как ты это находишь?
У Сомса мелькнула мысль: «Не потому ли она согласна позировать, что хочет встречаться с ним?»
– Готов? – спросил он.
Рафаэлит ответил:
– Да. Завтра отправляю.
Лицо Сомса опять посветлело. Значит, не страшно!
– Очень хорошая работа! Лилия сделана превосходно, – проговорил он и перешел к наброску с женщины, которая открыла им дверь.
– Вполне можно узнать! Совсем не плохо.
Такими сдержанными замечаниями он давал понять, что хотя в общем одобряет, но несуразную цену платить не намерен. Улучив момент, когда Флер не могла их услышать, он сказал:
– Так вы хотите писать портрет моей дочери? Ваша цена?
– Сто пятьдесят.
– Многовато по нынешним временам – вы человек молодой. Впрочем, лишь бы было хорошо сделано.
Рафаэлит отвесил иронический поклон.
– Да, – сказал Сомс. – Конечно, вы думаете, что все ваши вещи – шедевры. В жизни не встречал художника, который держался бы другого мнения. Не заставляйте ее подолгу позировать, у нее много дела. Значит, решено. До свидания. Не провожайте.
Выходя, он сказал Флер:
– Ну, я сговорился. Можешь начинать когда хочешь. Он работает лучше, чем можно предположить по его виду. Строгий, я бы сказал, мужчина.
– Художнику нужно быть строгим, папа, а то подумают, что он заискивает.
– Возможно, – сказал Сомс. – Теперь я поеду домой, раз ты не хочешь, чтобы я тебя подвез. До свидания! Береги себя и не переутомляйся. – И, подставив ей щеку для поцелуя, он сел в автомобиль.
Флер пошла на восток, к остановке автобуса, а машина его двинулась к западу, и он не видел, как дочь остановилась, дала ему отъехать и повернула обратно к дому Джун.
III
Терпение
Точно так же, как в нашем старом-престаром мире невозможно разобраться в происхождении людей и явлений, так же темны и причины человеческих поступков и психолог, пытающийся свести их к какому-нибудь одному мотиву, похож на Сомса, полагавшего, что дочь его хочет позировать художнику, чтобы увидеть свое изображение в раме на стене. Он знал, что рано или поздно – и чаще всего рано – все вешают свое изображение на стену. Но Флер, отнюдь, впрочем, не возражавшей против стены и рамы, руководили куда более сложные побуждения. Эта сложность и заставила ее вернуться к Джун. Та просидела все время у себя в спальне, чтобы не встретить своего родича, и теперь была радостно возбуждена.
– Цена, конечно, невысокая, – сказала она, – по-настоящему Харолд должен бы получать за портреты ничуть не меньше, чем Том или Липпен. Но все-таки для него так важно иметь какую-то работу, пока он еще не может занять подобающее ему положение. Зачем вы вернулись?
– Отчасти чтобы повидать вас, – сказала Флер, – а отчасти потому, что мы забыли условиться насчет первого сеанса. Я думаю, мне всего удобнее будет приходить в три часа.
– Да, – протянула Джун неуверенно, не потому, что она сомневалась, а потому, что не сама предложила. – Думаю, что Харолду это подойдет. Не правда ли, его работы изумительны?
– Мне особенно понравился портрет Энн. Его, кажется, завтра забирают?
– Да, Джон за ним приедет.
Флер поспешно взглянула в тусклое зеркало, чтобы убедиться, что лицо ее ничего не выражает.
– Как, по-вашему, в чем мне позировать?
Джун всю ее окинула взглядом.
– О, он, наверное, придумает для вас что-нибудь необычное.
– Да, но какого цвета? В чем-нибудь надо же прийти.
– Пойдемте спросим его.
Рафаэлит стоял перед портретом Энн. Он оглянулся на них, только что не говоря: «О боже! Эти женщины!» – и хмуро кивнул, когда ему предложили начинать сеансы в три часа.
– В чем ей приходить? – спросила Джун.
Рафаэлит воззрился на Флер, будто определяя, где у нее кончаются ребра и начинаются кости бедра.
– Серебро и золото, – изрек он наконец.
Джун всплеснула руками:
– Ну не чудо ли? Он сразу вас понял. Ваша золотая с серебром комната. Харолд, как вы угадали?
– У меня есть старый маскарадный костюм, – сказала Флер, – серебряный с золотом и с бубенчиками, только я его не надевала с тех пор, как вышла замуж.
– Маскарадный! – воскликнула Джун. – Как раз подходит. Если он красивый. Ведь бывают очень безобразные.
– О, он красивый и очаровательно звенит.
– Этого он не сможет передать, – сказала Джун. Потом добавила мечтательно: – Но вы могли бы дать намек на это, Харолд, как Леонардо.
– Леонардо!
– О, конечно! Я знаю, он не…
Рафаэлит перебил ее.
– Губы не мажьте, – сказал он Флер.
– Не буду, – согласилась она покорно. – Джун, до чего мне нравится портрет Энн! Вы не подумали, что теперь она непременно захочет иметь портрет Джона?
– Конечно, я его уговорю завтра, когда он приедет.
– Он ведь собирается фермерствовать – этим отговорится. Мужчины терпеть не могут позировать.
– Это все чепуха, – сказала Джун. – В старину даже очень любили. Сейчас и начинать, пока он не устроился. Прекрасная получится пара.
За спиной рафаэлита Флер прикусила губу.
– И пусть надевает рубашку с отложным воротничком. Голубую – правда, Харолд? – подойдет к его волосам.
– Розовую, в зеленую крапинку, – пробормотал рафаэлит.
Джун кивнула.
– Джон придет к завтраку, так что к вашему приходу его уже здесь не будет.
– Вот и отлично. Au revoir!..
Она протянула рафаэлиту руку, что, казалось, его удивило.
– До свидания, Джун!
Джун неожиданно подошла к ней и поцеловала ее в подбородок. Лицо ее в эту минуту было мягкое и розовое, и глаза мягкие, а губы теплые, словно вся она была пропитана теплом.
Уходя, Флер думала: «Может, надо было попросить ее не говорить Джону, что я буду приходить?» Но, конечно, Джун, теплая, восторженная, не скажет Джону ничего такого, что могло бы пойти во вред ее рафаэлиту. Она стояла, изучая местность вокруг «Тополей». В эту тихую заводь можно было попасть только одной дорогой: она ныряла сюда и выходила обратно. Вот здесь ее не будет видно из окон, и она увидит Джона, когда он будет уходить после завтрака, в какую бы сторону ни пошел. Но ему придется взять такси, ведь будет картина. Ей стало горько от мысли, что она, его первая любовь, теперь должна идти на уловки, чтобы увидеться с ним. Но иначе его никогда не увидишь! Ах какая она была дурочка в Уонсдоне в те далекие дни, когда их комнаты были рядом! Один шаг – и никакая сила не могла бы отнять у нее Джона: ни его
