Стихия (СИ) - Барминская Марианна

Услышав это имя, я резко отпрянула и сжала кулаки, источая неприкрытую злобу, возникшую от одного взгляда на скрывающий лицо капюшон.

— Не смей называть меня так! Ты бросил меня! Убил меня! Теперь мое имя Эдайла, я больше не твоя милая Альенар!

Ангел скинул капюшон и обратил ко мне взгляд ярко-зеленых глаз, наполненный абсолютной нежностью.

— Но ведь я обещал искать тебя в других жизнях и мирах и нашёл, — мягко проговорил он, беря меня за руку, на запястье которой висела тоненькая цепочка со сверкающей звездочкой.

— Ты опоздал, теперь она связана со мной, — резко проговорил кто-то за спиной, и, обернувшись, я увидела брюнета, глаза которого постоянно меняли цвет. — Пойдем, Ника.

— Немезида, останься со мной, — раздался третий голос, обладателем которого оказался мужчина с глазами цвета морской волны. Он протянул мне руку, но блик на его тиаре заставил меня зажмуриться и отвернуться. Я снова увидела женщину, которую называла мамой и которая раздавила моё сердце, как сочный перезрелый персик.

— Моя малышка, я тебя жду.

— Не смей, Ник, ты должна остаться со мной!

— Немезида, я…

— Альенар…

Я в панике зажала уши руками и отчаянно замотала головой, стараясь не слышать этот хор голосов, давящих со всех сторон. Эти близкие и вместе с тем незнакомые мне люди продолжали подходить ближе, не позволяя сбежать. Я словно чувствовала кожей исходящее от них тепло вперемешку с опасностью, обжигавшей меня.

— Замолчите, хватит! Почему вы не оставите меня в покое? Почему вы постоянно причиняете мне боль! Хватит, пожалуйста. Мне же больно, разве вы не видите, больно, мне больно!

Окружившие меня плотным кольцом люди вдруг резко завертелись, превращаясь в смазанные силуэты, а затем и вовсе в ледяной вихрь. В ужасе от того, что сейчас он разорвет меня на кусочки, я закричала. Может быть, из-за крика, а может, и нет, вихрь стремительно поднялся вверх и, к моему огромному удивлению, превратился в маленькое белое облачко, зависшее над головой. Немного покачавшись, оно неожиданно разразилось множеством крошечных снежинок, падающих на раскаленную кожу и с шипением превращавшихся в воду. Я думала, это принесет облегчение, но прикосновение каждой снежинки было сродни удару электрическим током. Закусив губу, чтобы не разрыдаться от нахлынувшей боли, свернулась клубочком и без остановки то скулила, то всхлипывала, словно побитый щенок.

— Больно. Мне больно.

— Ш-ш-ш, — раздался где-то неподалеку незнакомый голос, — потерпи. Всё будет хорошо, самое страшное позади.

Но я не верила голосу, потому что мне никогда не было так плохо. Я едва держалась за край сознания, то и дело рискуя провалиться в бездну беспамятства. Честно говоря, я даже не была уверена, что нахожусь в сознании, и время от времени ждала, когда же мне снова попытаются вырвать сердце. И как меня на самом деле зовут? Боль не давала времени и сил на размышления, она терзала меня снова и снова, заставляя плакать, стонать и постоянно твердить о том, как же мне больно. Я едва могла дышать: вдыхаемый воздух обдирал всё внутри, как наждачная бумага, а выдохи скорее походили на предсмертные хрипы. Там, где к телу прикасались чьи-то руки, державшие меня на весу, кожа горела адским пламенем. А голос всё просил потерпеть, и мне оставалось только повиноваться ему.

Спустя какое-то время я все-таки потеряла связь с голосом, как ни старалась отчаянно сопротивляться забвению. Не знала, продолжает ли он меня утешать или уже давно бросил догорать в водовороте огня и боли. Изредка прорываясь сквозь пелену, застилающую сознание, вспоминала отрывочные кадры: звон тиары, катящейся по каменному полу, крики, бесконечное пламя — они мелькали и перемешивались, мешая собрать всё воедино и восстановить полную картину. Вместо этого я то и дело возвращалась в неизвестные мне места, в которых знакомые незнакомцы продолжали меня пытать. Они произносили какие-то клятвы, звали меня с собой, сталкивали в пропасть или спасали из полыхающей бездны. Каждый раз при встрече с ними я пыталась понять, реальны ли они или же созданы воображением под тяжестью мук, ложащихся на меня всё новыми пластами. Тело постоянно горело, словно я находилась в жерле вулкана, но, когда приходила долгожданная прохлада, легче не становилось. Во время коротких промежутков между порцией огня со льдом и появлением незнакомцев я вспоминала, что кто-то просил меня потерпеть, и без устали твердила себе эти слова, пока кто-нибудь снова не отвлекал меня очередным вырыванием сердца.

Я не сразу начала замечать, что мои гости стали приходить реже, а огонь, покрывающий кожу, немного угас. И, наконец, в который раз открыв глаза, я поняла, что вижу не слепящий свет ангельских крыльев или мамину улыбку, а самое настоящее небо. Оно только-только начало бледнеть, и звезды всё еще ярко сверкали. От увиденного захотелось улыбнуться, но сухие потрескавшиеся губы не особо позволили этого сделать.

— Воды, — прохрипела едва слышно, хотя собиралась попросить в полный голос. Горло саднило, и всё тело ныло и зудело, но терпимо. Господи, я действительно всё еще жива?

Никакого ответа не последовало, и меня моментально охватила паника. Неужели тот успокаивающий голос тоже оказался всего лишь галлюцинацией? Но ведь я не умерла, я лежу и смотрю на небо, дышу воздухом, вокруг не полыхает огонь. Только не говорите мне, что так выглядит рай, а из пламени меня вынес на руках сам Святой Ангел!

Попытавшись пошевелиться, обрадовалась, что мне это вполне удалось, хоть и не без боли, но что-то всё же сковывало движения. Приподняв голову и истратив на это все силы, сквозь отступающую темноту увидела, что кто-то запихнул меня в какой-то огромный спальный мешок. В него бы влезли еще человека два, а сейчас его неиспользованное пространство сиротливо лежало на земле, приколотое маленькими колышками по бокам. Я уронила голову обратно, но почти тут же снова невольно дернулась от сильного взрыва где-то вдалеке. Словно разорвался снаряд. Не имея сил хоть как-то это проанализировать, я вдохнула побольше воздуха и жалостно просипела:

— Эй!

В этот раз мне повезло, и надо мной неожиданно появилась голова неизвестной женщины, лицо которой одновременно выражало тревогу, радость и еще что-то непонятное.

— Хвала Святому Ангелу! Как ты себя чувствуешь?

— Воды, — повторила я.

Женщина на секунду скрылась из виду, а потом поднесла к моим губам фляжку со спасительной водой. Отпив несколько глоточков, я блаженно закрыла глаза и облизнула шершавые губы. Смоченное теплой водой горло неприятно засаднило, и я недовольно сморщилась.

— Как ты себя чувствуешь? — снова спросила женщина, обеспокоенно заглядывая в мои глаза. Не найдя в себе силы ответить сразу, пару мгновений я рассматривала свою спасительницу: чёрные волосы до плеч сплетены в косу, светлые глаза, цвет которых нельзя было разобрать, а поперёк нижней губы белеет маленький шрам.

— Как будто в аду побывала, — призналась я, криво улыбнувшись. Женщина не сводила с меня взгляд, и я сообразила, что ей нужен более детальный и точный ответ. — Всё болит. Ну, ноет. Или щиплет. Не могу понять. Горло саднит, кожу покалывает. Я обгорела, да? Сильно?

— Не сильно, ты заработала покраснение и волдыри. Больший вред нанес газ, которым ты надышалась, и недостаток свежего воздуха. Прости, но что было с твоим лицом и руками?

— Вы про шрамы? Остались после множества язв от едкого пара. После ожога стало еще хуже, да? — срывающимся голосом спросила я. — Теперь уже точно ничего не заживет и не исчезнет?

Лицо женщины смягчилось, и она провела теплой ладонью по моему лбу.

— Не переживай, все заживет. Сейчас даже немного лучше, чем было, честно, я об этом позаботилась.

— А вы…

— Таби, военный врач Серебряной Долины.

— Как вы меня нашли?

— Это не я, — Таби покачала головой, — тебя нашел…

— Проснулась! — зазвенел где-то над ухом знакомый голос, и рядом появилась еще одна голова. Внимательно приглядевшись к парню с таким же обеспокоенно-радостным лицом, как у Таби, я изумленно распахнула глаза.