Творения - Петр Дамаскин

О том, что не должно отчаиваться, хотя бы и много кто согрешил

Однако не должно нам отчаиваться, если мы не таковы, какими должны быть. Худо это, что ты согрешил, человек; но зачем же ты оскорбляешь

[88] Бога и, по неразумию твоему, считаешь Его несильным? Ужели не может спасти души твоей Сотворивший такой, как ты видишь, мир ради тебя? Если же говоришь, что это послужит тебе на большее осуждение, как и снисхождение Его, то покайся, и Он примет покаяние твое, как — блудного сына и блудницы. Если же и этого не можешь, но по привычке согрешаешь, в чем бы и не хотел, имей смирение, как мытарь (Лк. 18, 13), и довольно будет тебе для спасения. Ибо согрешающий нераскаянно, но не отчаивающийся, по необходимости считает себя ниже всей твари и не осмеливается осудить или укорить какого-либо человека. Но более удивляется человеколюбию Божию, бывает благоразумным в отношении к Благодетелю и может иметь много иного добра. Хотя он и послушал диавола, при согрешении, но опять, по страху Божию, ослушивается врага, побуждающего его к отчаянию, и потому он — часть Божия, имея благоразумие, благодарение, терпение, страх Божий, неосуждение других, чтобы и самому не быть осужденным, что всячески необходимо. Как Златоуст говорит о геенне, что она благодетельствует нам почти более Царства Небесного, ибо ею многие входят в Царство Небесное, а Царством — немногие, но человеколюбием Божиим: та понуждает страхом, а это принимает (в объятия), и обеими спасаемся, благодатию Христовою. Ибо как боримые многими душевными и телесными страстями если терпят это, но не предают своего самовластия, по нерадению, и не отчаиваются, получают венцы, так и достигший бесстрастия с покоем и легкостию

[89] скоро отпадает, если не исповедует всегда благодати и никого отнюдь не осуждает. Если же осмелится это делать, то показывает тем самым, что он своею силою снискал себе богатство, говорит святой Максим. И как еще страстный и не получивший просвещения в познании подвергается великой опасности — если начальствует некоторыми, говорит Дамаскин, так и получивший от Бога бесстрастие и духовное познание — если не будет приносить пользы душам других. Ничто столько не приносит пользы немощному, как удаление в безмолвии, и страстному и незнающему, как повиновение в нем (безмолвии). Нет ничего лучше, как знать свою немощь и неведение, и ничего хуже, как не знать этого. Никакая страсть не ненавистна столько, как гордость, и никакая не заслуживает столько осмеяния, как сребролюбие; оно корень всех зол (1 Тим. 6, 10). Потому что люди, с великим трудом сделавшие деньги из земного металла, опять бездейственно кладут их в землю. Посему и говорит Господь: не скрывайте себе сокровищ на земли и проч. И опять: идеже бо сокровище ваше, ту будет и сердце ваше (Мф. 6, 19–21). Ибо ум человеческий, в чем долго медлит, к тому и привлекаем бывает сильным желанием, по привычке: или к земным вещам, или к страстям, или к небесным и вечным благам. Долговременная же привычка обыкновенно получает крепость естества, говорит Великий Василий. Когда кто-либо бывает болен, тогда особенно должен внимать свидетельству совести, чтобы освободить душу свою от всякого осуждения; дабы как-нибудь не настал конец жизни и тогда — не раскаиваться бесполезно и не плакать вечно. Итак, кто не может потерпеть чувственную смерть за Христа, как Он потерпел ее (за нас), тот должен, по крайней мере, потерпеть ее мысленно — произволением, и будет он мученик совестию, когда не станет покоряться борющим его демонам или хотениям, но побеждать их, как святые мученики и преподобные отцы, из которых одни чувственно, а другие мысленно были мучениками.

Немного пон`удивший себя победил врага, а немного вознерадевший и помрачившийся — погиб.

Краткое учение о приобретении добродетелей и удалении от страстей

Ничто так не помрачает обыкновенно мысль, как лукавство, говорит Василий Великий, и ничто не просвещает так ум, как чтение в безмолвии. Ничто не производит так скоро болезнования души, как мысль о смерти, и — невидимого преуспеяния, как самоукорение и отсечение своих хотений, и — невидимую погибель, как самомнение и самоугодие. Ничто так не бывает причиною отвращения Божия и наказания человека, как ропот, и ничто так удобно не приводит к согрешению, как смущение

[90] и многословие. Ничто столько не помогает к приобретению добродетели, как уединение и сетование; и — к благоразумию и благодарению, как размышление о дарах Божиих и о наших худых делах; так же и к возрастанию благодеяний, как восхваления их, и — не подает невольного спасения, как искушения. Нет ближайшего пути ко Христу, то есть к бесстрастию и премудрости Духа, как путь царский, уклоняющийся во всем от преувеличений и недостатков. Никакая иная добродетель не может так постигнуть волю Божию, как смиренномудрие и то, чтобы оставить всякое свое разумение и свою волю. Ничто так не содействует всякому благому делу, как чистая молитва. Ничто так не препятствует к приобретению добродетелей, как суетные заботы и рассеянность

,[91] хотя бы и очень малая. Насколько кто имеет чистоту, настолько видит себя много согрешающим, от того (именно), что видит, а насколько много согрешает, настолько омрачается, хотя и видит себя имеющим чистоту. И опять: насколько имеет знания, настолько считает себя незнающим; и насколько не знает своего неведения и малого познания духовного, настолько считает себя знающим. Насколько подвижник терпит скорби, настолько побеждает врага. И сколько кто-либо подвизается делать доброе в один день, столько же должен делать и во все дни жизни своей, говорит святой Марк, то есть ежели это было (делом) его силы и усердия; если же то была благодать Божия, и ради ее, когда посетила благодать, тогда успел он сделать, то какую заслуживает он похвалу? ибо думает, что может сам собою сделать доброе, и несправедливо осуждает других, не могущих; но требующий чего-либо от ближнего должен от себя еще более требовать того же, (так) — справедливее. Как согрешающие суть должники, ибо прогневляют Бога, так и покрываемые благодатию Его, ради своей немощи и близости к отчаянию, должны более трепетать, как великие должники. И как неведение Писаний есть великая стремнина, по слову святого Епифания, так и преступление в ведении есть большое зло. Благотворение душе словом большее, нежели — молитвою. И когда кто-либо терпит ближнего, чтобы не оскорбить обижающего его, но старается успокоить волю его, во время смущения его, таковой, говорит святой Дорофей, оказывает милость душе его, носит его тяготу и молится о нем, желая ему спасения и всего доброго для тела и души; таково чистое незлобие, очищающее душу и возводящее ее к Богу. Ибо врачевание человека лучше

[92] всех деланий и добродетелей. Ничего нет более и совершеннее среди добродетелей, как любовь к ближнему. Признаком же ее служит не то только, чтобы не иметь вещи, в которой другой нуждается, но и смерть за него потерпеть с радостию, по заповеди Господней, и считать это своим долгом. Да и справедливо; ибо мы должны не по праву только природы любить ближнего до смерти, но и ради пролитой за нас пречистой крови заповедавшего то Христа (Ин. 15, 13). Не будь самолюбив, говорит святой Максим, и будешь боголюбив; не будь самоугодник и будешь братолюбив. Это рожается от надежды, а надежда есть несомненное верование, всею мыслию, что всячески получим то, чего надеемся. И надежда опять рождается от твердой веры, от того, что человек вовсе не заботится о своей жизни или смерти, но все попечение возлагает на Бога, как прежде было сказано о желающем достигнуть признаков бесстрастия, основанием которых служит вера. Имеющий ее должен размышлять, что как Бог сотворил все и нас, вместе со всеми, из ничего, по беспредельной Своей благости, так всячески и душу нашу и тело управит, как Сам ведает.

О том, как может кто-либо приобрести истинную веру

Однако желающий приобрести веру, которая есть основание всего благого, дверь таин Божиих и беструдная победа над врагами, нужнейшая всякой добродетели, крыло молитвы и вселение Божие в душе, должен потерпеть всякий искус, каким будет искушаем от врагов и многих и различных помыслов, которых никто не может понять, ни сказать о них что-либо, ни изобрести их, как только изобретатель зла диавол. Но пусть таковой не боится, ибо если он победит постигающие его искушения, со многим усилием, и удержит ум свой, не допуская его послаблять помыслам, рождающимся в сердце его, то он разом победит все страсти; ибо не он будет победивший, но пришедший в него верою Христос. О таковых сказал Господь: аще имате веру, яко зерно горушно и проч. (Мф. 17, 20). Но если помысл, изнемогши, и уступит немного, пусть не страшится, и не отчаивается, и не приписывает своей душе говоримое злоначальником, но с терпением, по силе своей, старательно да совершает делание добродетелей и соблюдение заповедей в безмолвии и упразднении по Богу от всего произвольно помышляемого, чтобы враг, исполнив всякие ухищрения и мечтания днем и ночью и найдя, что он вовсе не заботится о представляемых ему играх и образах, со всеми мыслями, которыми он его устрашал, выставляя за истину игралища, полные лжи, соскучит и отойдет. А делатель заповедей Христовых, познав на опыте немощь врага, не ужасается более никакого его ухищрения; но с радостию, все, чего хочет и желает по Богу, делает беспрепятственно, укрепляемый и вспомоществуемый, чрез веру, Богом, в Которого уверовал, как Сам Господь говорит: вся возможна верующему (Мк. 9, 23). Ибо не он ведет брань со врагом, но Бог, промышляющий о нем ради веры. Пророк говорит: Вышняго положил еси прибежище твое и проч. (Пс. 90, 9); и таковой вовсе не заботится ни о чем, зная, что конь уготовляется ко брани, от Бога же спасение его, говорит Соломон (ср.: Притч. 21, 31), и потому во всем поступает смело. Как говорит святой Исаак: приобрети веру в себе, чтобы попрать тебе врагов своих. Ибо таковой живет не как самовластный, но как скот, водимый волею Божиею, по слову пророка: ск`отен бых у Тебе, и аз в`ыну с Тобою (Пс. 72, 22–23). Хочешь ли успокоить меня познанием Твоим, — не противоречу. Хочешь ли опять, ради смирения, попустить на меня искушения, — я также с Тобою; и ничего отнюдь не буду делать сам от себя. Без Тебя я не произошел бы из небытия, и не могу ни жить, ни спастись. Что Ты хочешь, то и твори с созданием Твоим! Но верую, что, будучи благ, Ты устроишь и мне благое, хотя я и не познаю, что это полезное, но я и недостоин знать, и не прошу научиться, чтобы получить спокойствие: может быть, это мне неполезно. Не смею просить и облегчения какой-либо брани, хотя я и немощен, и во всем отягощен, но не знаю, что мне полезно. Ты ведаешь все, и — как ведаешь — сотвори; только бы мне не погрешить, что бы ни случилось; но хочу или не хочу, спаси меня! Однако и это — если Тебе угодно. Мне вовсе нет дела. Я пред Тобою как бы бездушный: душу мою предаю в пречистые руки Твои, в нынешнем веке и в будущем. Ты все можешь, и все знаешь, и всем хочешь всякого блага, и всегда желаешь моего спасения. Это ясно из всех благодеяний, которые Ты оказал и постоянно нам оказываешь, по благодати, явно и неявно, которые мы знаем и которых не знаем, и из самого превышающего ум снисхождения Твоего к нам, Сын и Слово Божие! А я кто, что осмеливаюсь извещать (о себе) Тебя, Сердцеведец? Но говорю это для того, чтобы и самому мне, и врагам моим знать, что я прибегаю к Тебе, Пристанищу спасения моего. Вот, чрез благодать Твою, познал я, что Ты мой Бог, и уже не смею много говорить, но только ум, свободный