Мой театр. По страницам дневника. Книга II - Николай Максимович Цискаридзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее жили и работали мы дружно. Но друг за другом наблюдали, момент соревнования всегда присутствовал, что придавало и нашей жизни, и проекту в целом перца.
Делаем как-то утренний экзерсис, доходим до adagio, вдруг Кобборг выбегает вон, и так продолжается в течение нескольких дней. Раз мы с Анхелем тихо приоткрыли дверь, смотрим, а Йохан стоит в коридоре и плачет.
Говорят, нечто подобное часто случалось в классе, когда занималась Сильви Гилем. Я такое видел несколько раз в Парижской опере: рядом со мной на adagio никто не вставал. Как-то Кадер Беларби прибежал на утренний урок, опоздал, встал рядом. А тут adagio! Он на меня смотрит с ужасом, а Орели Дюпон ему через весь зал кричит: «А мы тебя предупреждали, не вставай туда!»
Но когда начинались прыжки, Кобборг демонстрировал весь свой технический арсенал: и saut de basque, и cabriole… Сделает комбинацию и на меня поглядывает. А я середину сделаю и сажусь в уголке свои туфли шить. Зачем мне прыгать? Сейчас на репетиции четыре часа буду это без остановки делать.
Я приходил в зал раньше всех, уходил позже всех, много репетировал, чтобы дыхание натренировать. Весь обслуживающий персонал Orange County Performing Arts Center, где мы танцевали, относился ко мне особенно тепло, ведь я выступал там в течение многих лет.
Собираясь пробыть в Штатах больше чем месяц, я привез с собой фильмы и книги, как обычно. Но для ребят это обычным не являлось, «черненький русский» наверняка казался им не только излишне высоким, но и странным по своим привычкам.
41
К четвертому спектаклю, то есть моему бенефису, программа «королей» была обкатана. Публика приняла нас шикарно, только и слышалось «wonderful», «majestic». Но декорации «Юноши и Смерти» не помещались на той сцене, и Пети запретил исполнять свой балет.
Тогда Кобборг предложил замену – балет «Урок», созданный в 1963 году (сначала для телевидения под названием «Enetime») датским хореографом Ф. Флиндтом. Он танцевал этот спектакль на сцене Covent Garden и даже был выдвинут за партию Профессора на премию имени Лоуренса Оливье. Но тут Стифел сказал, что ему не нравится «Урок» и танцевать его он не будет. Данилян ко мне: «Коль, очень тебя прошу, не отказывайся!»
Начав репетировать «Урок», я был удивлен – откуда в этом балете присутствует фашистское приветствие «хайль, Гитлер!»? Полез в Интернет, прочел пьесу Э. Ионеско, по которой балет поставлен. Оказалось, действие происходит в фашистской Германии…
Пробую в зале и понимаю, что ничего не понимаю, ничего не получается. Поговорил с Кобборгом, оказалось, что номинант на премию Лоуренса Оливье за эту роль, как и все остальные вокруг меня, пьесы в глаза не видел, понятия не имеет, про что речь в балете.
Наконец приехал Флиндт, но работа не шла. Я всегда первым приходил в театр. Однажды рано утром перед классом захожу и вижу, что на сцене установили декорации «Урока». Они старые, затхлые до невозможности, освещенные дежурным светом в одну лампу, абсолютно реалистичные.
Нацизм в балете – вообще не укладывался в моем понимании «Урока». Но когда я вплотную подошел к декорациям – зеркало на заднике, а вернее фольга, изображавшая зеркало, жутко исказила мое изображение, оно стало расплываться. И тут я понял! Вот он – ключ к роли.
Партию Ученицы исполняли две очень разные и интересные танцовщицы: Алина Кожокару и Гудрун Бойесен. Я тут же придумал два варианта своего Профессора (в спектакле ГАБТа он назывался Учителем). С Кожокару я буду играть ненависть бывшей звезды к молодому таланту, а с Бойесен буду играть ненависть бывшей звезды к бездарности.
Я подошел к Флиндту: «Флемминг, я прочитал пьесу, хочу попробовать вот так. Как вы на это смотрите?» Тот рот открыл от изумления: «Господи! Вы – первый человек, кто задает по поводу „Урока“ разумные вопросы! Вы – первый человек, кто прочитал пьесу!» К слову, «Урок» исполняли многие звезды мирового балета, включая Нуреева и Барышникова. «Где ты его нашел?» – спросил Флиндт Даниляна.
Еще я попросил у Флемминга разрешение надеть моему герою очки для полноты образа. «Знаете, Николай, я вам всё разрешаю. Только покажите, пожалуйста, как это будет, мне страшно интересно, что у вас получится». Посмотрев репетицию, Флиндт пришел на сцену, сделал несколько пожеланий и разрешил мне делать все, что я придумал. Когда «Урок» переносили в Большой театр, Флемминг сделал меня основным педагогом-репетитором и сказал, что теперь за свой балет он абсолютно спокоен.
И так мы репетировали «Урок». Потом все уходили из театра, а я репетировал еще «Кармен. Соло», часа полтора. Перебинтовывал ногу для подстраховки. Она немела по-прежнему, а я по-прежнему говорил себе, что все с ней нормально.
Окрыленные общим успехом, мы отправились в Нью-Йорк, на четыре спектакля в New York City Center. Тут Данилян отвел меня в сторону: «Коль, я тебя очень прошу, Йохан очень хочет танцевать последний спектакль тут. Может быть, ты ему уступишь?» – «В смысле? А кто ДОЛЖЕН закрывать выступления?» – «Ты». – «КТО объявлен на афише?» – «Ты». – «Вот и до свидания, разговор закрыт!» – «Понимаешь, он так переживает…» Я отказался дальше продолжать разговор. Ребята сами этот порядок установили, теперь, au revoir.
«King of the Dance» мы танцевали 23, 24, 25 и 26 февраля 2006 года. В какой-то момент я понял, что пресса, публика меня очень хвалят за «Урок». «Кармен. Соло» вообще шла на ура.
Наши «королевские» фотографии еще долго висели на здании New York City Center. А в конце декабря, почти через год, то ли на страницах The New-York Тimes, то ли в другом серьезном издании традиционно подводились итоги года. К моему немалому удивлению, американская Гильдия критиков назвала мою «Кармен. Соло» в постановке Р. Пети «самым большим впечатлением сезона».
42
Станцевав в Москве мюзиклы и очередную «Баядерку» в ГАБТе, я уехал в Петербург на свой первый в жизни официальный бенефис. Он открывал серию, выстроенную по ранжиру – от младшего к старшему. За моим спектаклем следовал бенефис И. Зеленского, потом Ф. Рузиматова.
В этот период в Большом театре Ю. Н. Григорович восстанавливал «Золотой век». Перед моим отъездом на «Королей танца» в США, мы встретились, Юрий Николаевич сказал: «Коленька, я понимаю, тебе уже не по статусу, но не станцуешь ли ты
